Павел Иванович Вуколов был человеком, которого в городе знали все. Правда, большинство только по имени, не в лицо.
Вуколов опровергал своею судьбой известную поговорку о том, что хозяевами жизни становятся бывшие троечники. Родом Павел Иванович был из вполне благополучной семьи. Когда-то его отец занимал видное место в партийной системе, и его сыновьям могли позавидовать одноклассники. Мальчикам не пришлось узнать никаких ограничений. Их вкусно кормили, хорошо одевали, а в отпуск родители обязательно возили их куда-нибудь «для общего развития». Можно было подумать, что мальчишки вырастут незакаленными, пасующими перед трудностями, но получилось с точностью до наоборот.
Когда карьера отца в 90-ые годы рухнула, сыновья пошли по….скажем так…. не слишком законной стезе. Старший брат – более дерзкий, жесткий, склонный к рискованным выходкам, не пережил «лихие девяностые». И теперь у него был один из самых эффектных памятников на кла—дбищенской Рублевке ( ныне на каждом погосте есть такая) Вуколов-старший стоял во весь рост, сцепив руки, смотрел исподлобья, будто говорил, что и на том свете никому покоя не даст). Часы на его руке и цепь на груди были нарисованы золотой краской.
Павлу Ивановичу становилось немного не по себе, когда он навещал последнее пристанище брата. Участок был куплен большой, чтобы, когда придет час, все легли в одном месте. Виктор, отец и мать уже обрели покой, пустовало лишь место самого Павла Ивановича. И странно было думать, что вот здесь, на этом клочке земли, где пока растет трава, со временем ляжешь и ты, и останешься тут до конца времен, пока существует Земля.
С годами Павел Иванович обрел вполне легальный бизнес, но те, кто знал его ближе, говорили, что он как был местным Доном Корлеоне, так и остался. Однако это не помешало ему считаться одним из самых уважаемых людей в городе. Если он подключался к какому-то делу, все знали, что оно будет решено.
Также он был известным меценатом, одаривал талантливых детей. Одному мальчику подарил скрипку, другому купил компьютер, третьего отправил на международный конкурс в другую страну.
Директор реабилитационного центра молиться готова была на Вуколова. Нужен ли был ремонт, или новая мебель, большой ли плазменный телевизор, или какое оборудование для кухни – ни в одной просьбе она не встречала отказа.
А когда Павел Иванович однажды заболел, и его привезли в больницу, помочь страждущему сбежались все, даже женский врач заглянул, чтобы узнать, не может ли он быть чем полезен.
Однако были у Вуколова и «странности». Много раз приглашали его выступать на городских праздникам, сказать несколько теплых слов народу. Но он всегда опасался открыто появляться на публике, стоять на трибуне, перед толпой, незащищенным. И телохранитель у него был, а как же. И машина-крепость, джип с темными тонированными стеклами. И дом – крепость тоже. Особняк, обнесенный высокой глухой стеной, и витая колючая проволока сверху пущена, и камеры всюду, и собаки-доберманы, специально тренированные.
Если кто-то удивлялся таким мерам безопасности, Павел Иванович со вздохом вспоминал лихую юность, когда каждый шаг, сделанный без должной оглядки, мог стоить жизни. Бизнесмен приводил в пример своего брата, и говорил, что с тех самых пор не может позволить себе расслабиться.
Как многие русские люди, Павел Иванович был одновременно православным и суеверным. Имелась у него домовая церковь, и лишь одна икона, семейная, была тут «новоделом», а остальные все – старинные, очень дорогие. А в пристройке на первом этаже устроен был «органный зал». И когда епископ приезжал в их город, Павел Иванович непременно зазывал его к себе, и после обильного застолья и щедрого пожертвования, «на десерт» угощал игрой на органе, для чего заранее вызывал музыканта.
Одновременно со всем этим Павел Иванович верил в сны и приметы. Он мог отменить встречу, если споткнулся по дороге на правую ногу или что-то забыл дома и пришлось вернуться. Не раз, и не два с него «снимали порчу». А от Джуны он требовал сделать так, чтобы образы тех, кого он разорил или даже отправил на тот свет – перестали мучить его по ночам. Ездил он и к шаманам, живущим за тысячи километров от него. И если звучали предсказания, неблагоприятные для Павла Ивановича – он бледнел, и еще больше замыкался в себе, и напоминал паука – затаившегося, но все еще очень опасного.
Джуна не раз жаловалась близким, что боится ехать к Вуколову, когда тот ее вызывает.
— Врать ему я не могу, все равно это выплывет наверх. А ничего хорошего для него я в будущем не вижу. И боюсь, что рано или поздно он меня, как горевестника… того….
— А что ему надо от тебя теперь? — спрашивал Джуну сын.
— Он хочет устроить что-то вроде спиритического сеанса. С братом пообщаться желает. Я подобными вещами…, - Джуна хотела сказать «бр-р», но ее просто передергивало.
— И что он хочет у брата узнать?
— Может быть, просто ждет, чтобы Виктор сказал ему, что там, где он сейчас, не так уж страшно.
— А что, у твоего Паши есть подозрения, что они скоро встретятся?
Джуна молчала. Она не хотела посвящать сына в такие вещи. Чем меньше он будет знать, тем лучше. Но мальчик продолжал с любопытством смотреть на нее.
— То, чем Паша официально занимается – это вершина айсберга, - говорила Джуна, - Ты знаешь, как выглядит айсберг?
— Большая его часть скрывается под водой.
— Все верно. Так что, скажу тебе, дорогой, жизнь его с девяностых не очень-то изменилась.
Павел Иванович был самым щедрым клиентом Джуны. Но она готова была отдать еще больше, чтобы никогда не видеть и не слышать его. Бизнесмен доверял ей, хотя и не полностью, но больше, чем кому-нибудь другому. И поэтому она, подобно врачу или священн-ику, знала многие нелицеприятные его секреты. Знала про молоденьких девочек, которые тоже могли являться ему в ночных кошмарах – были у них на то, свои причины. И про тот самый дом под снос, который был подожжен, когда жильцы еще не успели из него выехать. Уж больно скверный вариант был предложен им взамен – многоэтажка на самой окраине, и расселять должны были по принципу «метр на метр», то есть те, кто прежде имел пусть маленькую, но отдельную квартиру, теперь получили бы комнату в коммуналке. Жильцы задерживались на старом месте, надеясь выторговать вариант получше. И никак их не удавалось поторопить. Тогда и случился ночной пожар.
Дом разгорался неторопливо – так что обошлось без ж-ертв. Вот только мать не успела захватить для мальчика дорогие лекарства – выбежала, в чем стояла, держа сына на руках. Вуколов, чье имя не могли связать с пожаром, выступил тогда меценатом – закупил для ребенка все необходимые препараты. Вот только шагреневая кожа его совести, то, что от нее осталось, съежилась еще больше.
И вот этому человеку Джуна решила отправить Анну – вместо себя.
продолжение следует
