Василий сидел в ординаторской и слушал лечащего врача майора Богданова. Тот предупреждал его, что излишнее волнение и разговоры о работе сейчас больному ни к чему, тем более, что майор лишь два дня назад на девятый день своего беспамятства пришёл в себя.
- Я понимаю, как вам нужно с ним поговорить о происшествии, но будьте очень осторожны, молодой человек, я разрешаю вам побеседовать десять минут. Мы по вашей просьбе, стараемся записывать всё, что он вспоминает, но пока ваш коллега только молчит или стонет во сне. Потому и прошу вас - не очень утомляйте его вашими расспросами, - врач поднялся и указал рукой Василию идти за ним.
Чернобровый капитан Лялин обрадованно улыбнулся, увидев своего начальника живым. Богданов лежал в палате интенсивной терапии в гордом одиночестве и ничто не мешало им говорить на закрытые темы, касаемые расследования. Валентина, как только появился Василий, из палаты вышла, плотно прикрыв за собою дверь, она понимала всю важность этого разговора.
- Вася, я ничего толком не могу вспомнить, всё было как в бреду, - медленно шевеля губами, через силу говорил Богданов. - Я вышел от полковника расстроенный, сердце в дороге прихватило... А тут ещё нападение, всё к одному! Красным туманом заволокло глаза и всё...
- Самое главное это лица нападавших... Вы их не запомнили? - горячился Лялин.
- Я их даже не видел. Всё произошло стремительно и быстро. В переулке не слышно шагов, я ощутил, что ко мне кто-то подбегает уже почти в своём дворе. Кто-то сильный придавил меня на углу дома к стене и воткнул нож, потом ещё два раза пырнул... Только чёрные тени перед глазами, я никого не смогу опознать. Они очень ловко прятались за фонарями и свет туда не доходит... Понял лишь, что их было двое - один орудовал ножом, другой отвлекал внимание. Я сразу провалился в пустоту. А вот потом на минуту всё же от боли пришёл в себя и видел двоих молодых людей, склонившихся надо мной. Это была молодая парочка, но их лиц тоже не запомнил. Только лицо девушки очень близко склонилось на фоне фонаря, но я всё размыто наблюдал... Парень предстал в виде силуэта и только, а потом они, видно испугались, и побежали в проулок... Видел, как двое нырнули за угол и шаги их стихли.
- Эти двое могли быть нападавшими, или их послали проверить, убиты ли вы?
- Нет, я так не думаю... Просто шли мимо и наткнулись на меня, раненого, - пояснил Богданов. - Потом испугались вида крови и убежали.
- Почему же тогда не вызвали скорую помощь? Ведь будка телефона стояла совсем рядом? Это равнодушие могло стоить вам жизни, - негодовал Василий.
- Все люди разные, Вася!.. Отнесись к этому реально. Я знаю, что пролежал во дворе почти до двух часов ночи, много крови потерял, что жена меня нашла там... Всё знаю! - Богданов перевёл дыхание. - Но, как их молодых обвинишь? Могли испугаться, если совсем ещё дети.
- Я так не считаю, - Василий мотал отрицательно головой. - Их тоже надо найти и привлечь к ответственности за неоказанную помощь тяжело раненому. С такими раньше в разведку не ходили, а в мирное время, как им можно что-то серьёзное доверять? Предадут в любую минуту!
- Ты очень категорично рассуждаешь, и судишь о людях картинно, будто они с плаката сошли к нам на грешную землю, или с экрана героического киноромана... Кстати, как там продвигается следствие по убийству в кинотеатре?Елагин арестован? Я знаю, что это с его подачи я тут сейчас и пребываю, - майор вопросительно взглянул на Лялина и отметил про себя его замешательство, будто ему трудно было в чём-то признаться. - Ну, что там?
- Елагин был сперва задержан на 48 часов, но потом, почему-то, отпущен под подписку о невыезде и продолжил работать в кинотеатре. О причинах прокурор говорить уклоняется, а Ахмедов лишь руками разводит... Ему тоже не понятна такая нелогичная позиция Льва Денисовича. Ведь он сперва рьяно взялся за ход расследования, - Василий вдруг переменил тему разговора и, склонившись над майором, проговорил: - Я завтра иду на выставку Рахманина в городскую галерею. Туда приедут иностранцы, в списках приглашённых, те самые, что покупали у него картины весной, представители фирмы "Адидас". Возможно, что и в этот раз будут покупки с их стороны, я должен там присутствовать. Всё буду делать очень аккуратно и непредвзято, не волнуйтесь, за меня не придётся краснеть. Мне это не впервой!
- Правильно, не надо считать художника исчадием ада, тем более, что мы о нём ничего пока толком не знаем, - майор поглядел на дверь, в которую просунулась голова доктора и прекратил свой разговор с помощником.
На выставке первым подошёл к Василию Иван Глазов, пришедший сюда со своей натурщицей и подругой по совместительству. Он поинтересовался здоровьем майора Богданова и сокрушался о его ранении:
- Я мало знаю этого человека, но мне искреннее жаль, что с ним случилось такое горе. Он всегда во мне возбуждал только приятные чувства и уважение. В следующий раз, когда будете у него, передайте мой горячий привет и пожелание скорейшего выздоровления! - попросил Глазов.
- Спасибо, передам!
Василий не знал о той услуге, которая была оказана скульптором майору, тот не распространялся о своих секретных делах даже среди коллег, потому что не был уверен в искренности многих и опасался, что кто-то может доложить Рахманину о задуманной комбинации с карточными играми. В предыдущий раз не удалось поймать художника на рискованном азарте, он в присутствии лишних людей не стал раскрывать своего преступного потенциала, но майор был упёрто уверен, что стоит на верном пути и карточные проигрыши - это дело рук друзей и приятелей Рахманина. Глазов ещё несколько раз садился за стол с художником, но всё это было лишь фикцией, Рахманин никак себя не проявлял до конца. И тем не менее скульптор был очень осторожен, он понимал, какую на него возлагал миссию Богданов и тоже никому об этом не говорил, держа в строжайшем секрете, как свои связи с майором, так и свои интересы к Рахманину. Сейчас он, стоя в зале галереи, рассматривал вместе со всеми работы этого художника, чем-то восторгался, что-то оценивающе комментировал, объясняя попутно своей подруге Лизе Роговой суть нарисованных абстракций и метафор на его авангардистских полотнах.
- Понимаешь, Лизонька, многие художники умеют мыслить образами лучше, чем в академическом ключе. Им удаётся передать суть вещей и атмосферу в несколько штрихов, пусть это даже сперва будет не совсем ясно многим зрителям, но потом всё же сквозь туманную дымку абстракции проступит сюжет и колорит этих творений. Я тоже, как и ты, не любитель подобного искусства, но у некоторых художников ценю их вкус и привычку к такого рода новизне. Я не понятно объясняю? - под тихую и приятную мелодию он притянул Рогову к себе в ритме неспешного танца. На таких мероприятиях было принято соединять приятное с полезным, и зрители могли не только любоваться полотнами, но и потанцевать в зале на лакированном паркете под звуки приглашённых классических музыкантов, как не раз уже было на подобного рода выставках.
- Нет, я всё поняла, - был ответ девушки. Ей хотелось выглядеть умной и нравиться этому взрослому и серьёзному человеку, он был её кумиром на этот момент и Лиза таяла от своего первого чувства к скульптору. - Но ты меня лепишь по старому канону, и мне это нравиться, что ты не делаешь из меня какую-то грубую абстракцию.
- Красота женского тела не подразумевает каких-то новшеств в его восприятии, оно и так благородно и неповторимо. А твои линии так совершенны, что я, грешный человек, думаю иногда, только бы не испортить своим прикосновением твоей стати, только бы всё передать, как надо в чудесном облике!.. Я тобою, Лизонька, правда, слишком очарован, чтобы нарушать твою природу какими-то там новыми излишествами.
Они потанцевали и сели в конце зала за столик у раздвинутой портьеры, что прикрывала выход в небольшой коридорчик идущий в малый зал, где сейчас экспонировались работы учеников Рахманина. Глазов сидел спиной к прикрытой двери, штора спускалась на его стул своими кистями, и в неспешном разговоре со всей подругой он вдруг услышал знакомую речь: в узком коридорчике остановился Елагин, его голос был хорошо узнаваем Глазову, а кто второй был с ним, скульптор не знал. Они говорили что-то странное и непонятное, что сразу насторожило:
- Ты держи наготове мотор, он может понадобиться в любой момент, - тихо но чётко говорил Елагин, обращаясь к неизвестному лицу. - Выезжать будешь на Колосистый, а дальше на Примаки.
- Здесь я понял, а как потом-то, куда там в горах-то? Я плохо ещё ориентируюсь, - послышался незнакомый голос и Глазов прислушался вновь.
- Я тоже был лишь один раз там, но в окно машины мелькнула табличка Гумерово, на него, этот пункт ориентируйся. А дальше тебя встретят...
Их неспешный разговор прервали подошедшие к ним гости, пригласившие их пройти в малый зал и шум многих голосов поглотил шаги удалившейся пары. Конечно ничего особенного в этом разговоре не было, но скульптор его посчитал нужным запомнить, он почему-то углядел в нём скрытую символику. Он не раз потом возвращался мыслями к этой теме, но не мог толком объяснить до конца своего возникшего непонятного чувства.
Василий Лялин был возле новых картин Рахманина, когда к высокому стенду подошли двое иностранцев. Это были те самые, что весной покупали работы художника и сейчас с восхищением и нескрываемым восторгом смотрели вновь на его шедевры с желанием что-то их них приобрести. Смит и Каллаген долго крутились возле столь желаемой современной абстракции, а потом пригласили Рахманина из малого зала подойти к ним поближе. Они выбрали для себя парочку картин каждый, и стали просить назначить цену. Василий стоял рядом и прислушивался к их диалогу, который был обычным и ни чем особенным не выделялся. Как всегда Рахманин был на высоте приличия и демократичности. Он не стал завышать планку для своих новых творений и вскоре ему удалось договориться с иностранцами о цене на четыре картины, которые подлежали проверке на таможне, а для этого оформлению документов на их вывоз из страны. Художник обратил внимание в толпе на Лялина, тут же подошёл к нему и по-дружески похлопал по плечу:
- Вот этот молодой человек нам поможет с формальностями, он уже не первый раз работает со мной по такому тонкому направлению, - с улыбкой говорил он, обращаясь к Смиту и его сопровождающему. - Если Василий согласен, мы не будем тратить драгоценное время и завтра же приступим к оформлению нужных документов на вывоз прямо в моей мастерской. Как вы, уважаемый, не против? - он ласково посмотрел на Лялина и тот улыбнулся ему в ответ.
- Нет, не против... Назначайте время, во сколько к вам нужно подойти?
- А это, как будет удобно приезжим господам, - Рахманин расплылся в доброй улыбке и поглядел на Смита вопросительно.
- Мы выезжаем через два дня из вашей гостеприимной страны, и будем у вас, дорогой друг, завтра после обеда, - ответил Каллаген.
- Вот и договорились! Думаю, что мы успеем всё оформить и согласовать? - Рахманин смотрел вопросительно на Лялина и ждал его реакции.
- Всё будет в порядке, - ответил он, - я постараюсь всё оформить побыстрее!
Следующим вечером Василий сидел за рабочим столом майора Капитонова рядом с Юрасовым и рассказывал им обоим о своих странных ощущениях:
- Я был утром у Рахманина, оформлял документы на вывоз его проданных картин для таможни. Вот отчёт, - он положил на стол лист бумаги. - Хотел с этим пойти к Родионову, но он, как всегда, занят своими хозяйственными делами. Приехал к вам, как к товарищам по несчастью, - он кивнул на стол, за которым сидел когда-то потерпевший от бандитской руки майор Богданов.
- И, что тебя так обеспокоило? - спросил Капитонов. - Вон прокурор и тот не шибко-то переживает, собирается даже дело Мансурова закрывать.
- Я этого не знал, - Вася поднял свой упрямый взгляд на Капитонова.
- Нет свидетелей, нет доказательств и прочее...
- Я понял, но тут... Короче, я стал производить подробную опись картин, их было четыре и заметил, что уже описывал подобные работы, но только в другом ракурсе с другими изображениями. Они по всем параметрам и по размерам совпадают с теми, которые он реставрировал для музея, я тогда всё скрупулёзно описывал по его же просьбе, эти размеры у меня в мозгу отпечатались.
- То есть, ты увидел совпадение между картинами Айвазовского и Рахманина? Только по размерам, или как? - заинтересовался Юрасов.
- Толщина подрамников, высота и ширина - всё совпадает, только там на них изображение другое, авангардистское. А материальная сторона очень похожа, один к одному. Я художнику никаких вопросов не задавал по этому поводу, но когда шёл оттуда, то почувствовал себя обманутым и сейчас у меня такое же ощущение, что меня обманули, а как это доказать, и в чём этот обман, я не знаю!
- Стоп-стоп! - поднял руку Капитонов. - Там кроме тебя были эксперты из музея, ты с ними советовался? И потом - картины были именно Рахманина, ты тщательно всё проверил?
- Да, картины его, прямо с выставки. Эти ушлые англичане купили их у художника прямо во время экспозиции, они предложили ему свою цену и он согласился. Эксперт из музея был, но он лишь подтвердил тот факт, что картины не представляют государственной ценности, они из частной коллекции самого Рахманина, как автора, и подлежат вывозу. Я подписал его акт, предоставил свою опись и мы разошлись... Но я бы хотел, чтобы во время таможенного досмотра уже в аэропорту, эти работы снова бы проверили на подлинность. Я могу ошибаться, но не хотелось бы думать, что под ними есть другое изображение. И ещё, я как ответственный за вывоз реставрированных работ в музей города Феодосии, хочу побывать там на месте и убедиться, что картины, которые мы туда доставили, по-прежнему висят на выставке и это именно подлинники, - Василий имел весьма озабоченный вид и потому пришёл посоветоваться со своими товарищами. - Я не хочу лезть через голову Родионова, но боюсь, что он мне такую командировку не предоставит. Как быть?! - он умоляюще посмотрел на Капитонова.
- А что я могу? - ответил тот вопросом на его вопрос. - Мы даже не городские, а сельские. Всего-то куража, что переехали в новое здание, обживаемся тут, - он окинул глазами кабинет с широким окном, затянутым металлической решёткой.
- Но у нас теперь новый комиссар в Следственном Управлении, пойди к нему, опиши ситуацию. Говорят, мужик дельный этот Субботин. Так и скажи, что начальнику не до твоих дел, у него своих хватает, он и на месте-то бывает редко, а у тебя случай особый, требующий проверки и ты просишь о командировке... А пока, тормозни документы на вывоз картин. Скажи, что не всё до конца сумел оформить в такой короткий срок. Пойди... пойди к Субботину, только не говори, что связываешь эту проверку со случаем майора Богданова, этого начальство не любит, если к нему обратились по бездоказательному делу. Только чёткие доводы и твои личные требования, как человека, несущего ответственность за свои рабочие дела. Понял?
- Так точно, от вас туда и отправлюсь сегодня... Что по делу о пропавших мальчишках, что известно? Не зря же мы этого барыгу на рынке задержали?
- Не зря, кое-что есть, но опять же, всё тормозится там на местах. Под Ростовом не смогли во время взять Ипатова, но ты уже в курсе, что обнаружили на месте его стоянок лишь сгоревшие клетки с собаками. Ищут другие места, но загадка с похищением детей, остаётся. Неизвестно - для чего ему нужны мальчики именно определённого возраста и почему он так жестоко с ними поступает? - Капитонов уныло взглянул на зарешеченное окно. - Чувствую себя не очень хорошо, глядя на это! - он кивнул на толстую решётку и поскорее отвёл взгляд.
Вечерний город был тревожным и мрачным, так казалось его неприкаянному обитателю в этот сумрачный день. Василий Лялин не находил себе места, пока шёл мимо сквера к своей невесте Фенечке. Сегодня она была дома одна, отец и мать дежурили в ночную смену на заводе. Василий быстро поднялся на пятый этаж, забежал на площадку и надавил кнопку звонка.
Девушка только что вышла из ванной и открыла ему с намотанной на голову чалмой из полотенца. Она запахнула на себе тонкий синий халатик и пропустила в квартиру своего жениха.
- Что так поздно? - с удивление в голосе, спросила она.
- Не могу идти домой, никуда идти не могу... Фенечка! Не прогонишь?
- Проходи, - серьёзным тоном произнесла она и указала на дверь в большую комнату. - Что-то случилось?
Он молча разделся в прихожей и зашёл в комнату. Василий долго стоял возле окна и смотрел на проезжую улицу, полную весёлых огней и городской суеты.
- Мне так не хватает Богданова, - тихим голосом, еле слышно произнёс он. - Даже не с кем посоветоваться. Вот к тебе пришёл излить душу, мне так спокойнее. Я с тобой весь оживаю...
- Что случилось? Можешь толком рассказать? - Феня села на диван, поправила халат на коленях и озабоченно посмотрела на Василия. - Не пугай меня!..
Он присел рядом с ней и взъерошил рукой резким жестом чёлку на взмокшем лбу, тряхнул головой, закусил губы:
- После покушения на майора мы работаем так, будто хотим от кого-то укрыться, спрятаться от невидимой тени, которая пугает и преследует каждого... Каждого, повторяю, кто только прикасается к этой тени, начинают преследовать настоящие кошмары. Я не понятно говорю?
- Вася, это похоже на бред!.. Что ты?! - она протянула руку к его голове.
- Нет, я не брежу и у меня нет температуры, - он отстранился и сел на другой конец дивана. - Я сегодня еле пробился к комиссару, позвонил с проходной, объяснил ситуацию и мне выписали пропуск. Долго ещё сидел у канцелярии и ждал его приезда из горкома с какого-то там собрания, а потом... Потом секретарша вошла к нему в кабинет и о чём-то доложила. Он тут же стал принимать посетителей, которые уже с утра были записаны к нему на приём, я отошёл на время к телефону, нужно было позвонить Родионову и доложиться, что вечером меня не будет на планёрке. И вот я опять вернулся к его кабинету, стал ждать... Он сам открыл дверь и позвал меня войти. Опрятный и бравый, улыбчивый и вежливый. Я обрадовался, что могу с ним наконец-то поговорить о серьёзных вещах которые наш отдел и меня лично давно беспокоят, чтобы он помог, как старший по званию и имеющий большой опыт в следствии, разобраться. Но когда прошёл в этот большой кабинет в его конце за длинным столом, как-то уж очень по-хозяйски, по-домашнему раскинувшись на стуле, сидел Рахманин!.. А я как раз и пришёл поговорить о нём, об этом странном художнике, и всё оборвалось... Я не мог произнесли от удивления ни слова. Было видно что они ворковали до моего прихода, как голубки. Художник поглядел на меня снисходительно и произнёс что-то вроде похвалы в мой адрес и поинтересовался здоровьем майора. Комиссар спрашивает у меня о причинах моего прихода к нему в обход полковника Родионова, а я не знаю, что теперь ответить. Буркнул что-то невнятное, а потом меня осенила одна мысль. Я попросил объяснений насчёт закрытого дела Мансурова... Помнишь, я рассказывал тебе об убитых на озере этим летом? - Фенечка кивнула головой и Василий продолжал. - Так вот, я возмутился по поводу того, что прокурор прекратил вести это дело, по сути он его закрыл, но поговорить о своём деле я не смог в присутствии этого человека, которому, видимо, и комиссар всецело доверяет. Сказал только, что без майора Богданова, который это дело вёл, я не могу решить, как его помощник, передавать материалы в архив, а Родионова никогда на месте нет. Комиссар выслушал мой монолог и улыбаясь, спросил, отведя меня на вторую половину за закрытую дверь, где он обычно отдыхает: "Кто может сейчас провести проверку по факту отсутствия доказательств? Прокурор закрывает дело, значит таковых не имеется. Я знаю, что его заместитель не согласен, он хлопочет, так же как и вы, сопротивляется. Но мы придём, надеюсь, к общему знаменателю, и я вас попрошу лично, если вы такой настойчивый, такую проверку организовать. Собрать все имеющиеся данные по этому делу и в кратчайший срок мне предоставить." С этим мы и разошлись... Но вот теперь я думаю, ведь Рахманин мог слышать всё, сидя в кабинете за столом, там стенки тонкие, а я горячился и громко говорил, а если он к этому делу, как полагает майор, действительно причастен, не подставил ли я под удар ещё и Джамала? А я ведь шёл туда за другим, и даже не заикнулся бы про это закрытое дело. Что же теперь будет, что будет?! - Василий порывисто закрыл лицо руками.
- В чём ты себя винишь, я не пойму? - Фенечка подвинулась ближе. - Если и правда все против того, чтобы это дело закрывали, то почему бы тебе и не спросить об этом? Но... с каким делом ты шёл туда и почему нельзя было его озвучить при художнике?
- Понимаешь, у него купили картины представители фирмы "Адидас" из Лондонского филиала, а я оформлял их для провоза на таможне. Их параметры и размеры совпали с теми, что Рахманин реставрировал этим летом, а мне это очень странно, - и Василий стал в подробностях рассказывать своей невесте про эту непростую ситуацию в которой он мог оказаться крайним и чувствовал какой-то подвох.
Она гладила его по голове, сидя на постели, успокаивающе смотрела ему в глаза и жмурилась, как ласковая кошечка:
- Васенька, ты ведь останешься сегодня, правда? И тебе так спокойней будет на душе и мне не придётся тебя отпускать поздним вечером... После того, что случилось с твоим начальником, я боюсь уже этих ночей с тёмными переулками. Васенька, любимый, будь со мной до утра. Родители только в девять часов придут, а ты уж давно на работе к тому времени будешь... Ну?! - она мяла его смуглые плечи.
- Феня, я как шальной сегодня... Может и правда остаться? - он притянул девушку к себе и нежно поцеловал её в губы.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.