Найти тему
ИСТОРИЯ КИНО

Старый добрый Голливуд

"...До этого времени считалось, что артисты жи­вут подобно сказочным принцам, думают только о любовных усладах и не знают повседневных забот. Они полны эмоций, но не умеют думать. Более трезвые умы, правда, находили, что голливудцы просто невежественны и безразличны к политиче­ским событиям".

Читаем фрагмент из книги знаменитого кинорежиссера Михаила Калатозова "Лицо Голливуда" (М., 1949 год):

"1932—1935 гг. были знаменательными для Голли­вуда. До этого времени считалось, что артисты жи­вут подобно сказочным принцам, думают только о любовных усладах и не знают повседневных забот. Они полны эмоций, но не умеют думать. Более трезвые умы, правда, находили, что голливудцы просто невежественны и безразличны к политиче­ским событиям. ...

Надвигавшаяся экономическая депрессия, возму­щение мировой общественности приходом к власти германских фашистов и война в республиканской Испании оказали свое влияние на Голливуд. Раз­дались голоса с призывом реализовать в кино темы испанской войны, угрозы растущего фашизма и на­двигающегося мирового кризиса. Некоторые арти­сты восстали против «красивых ролей». Писатели, актеры, режиссеры и другие деятели искусства за­говорили о защите гражданских прав.

Но первые же робкие выступления кинодеятелей вызвали бурную активность реакционных элемен­тов. В конгрессе были сделаны запросы о событиях в Голливуде. Херстовская и мак-кормиковская прес­са закричала о «коммунизме».

Протесты актерок против сусальности и однообразия ролей были рас­ценены как предательство и вероломство. Ведь фан­тазия миллионов людей уже приучена видеть толь­ко беспечных обитателей Парнаса. Ведь столько усилий и денег затратила рекламная индустрия, пы­таясь заставить народы мира уверовать в миф о Голливуде. И вдруг Фредерик Марч отказывается играть роли юных, красивых миллионеров!

Хозяева крупнейших кинокомпаний были в пани­ке. Они решили объединиться для «борьбы с ком­мунизмом». Когда происходили выборы губернатора штата Калифорния, реакционеры выдвинули на этот пост кандидатуру Фрэнка Мерриэм, ку-клукс-клановца, малопопулярного среди граждан Калифорнии и даже среди членов республиканской партии, от которой он выступал. Демократы не выставили сво­его кандидата, ибо не надеялись его провести, так как в штате Калифорния в течение сорока лет пост губернатора занимали республиканцы.

Перед началом второй мировой войны эта поли­тическая борьба приняла более активные формы.

В этот период Голливуд стал предметом особого внимания конгресса. Правые потребовали посылки в Калифорнию члена конгресса Мартина Дайса с миссией расследования «антиамериканской» дея­тельности. Конгресс принял их требование.

Свою работу в Калифорнии Дайс начал с того, что объявил решительную борьбу с проявлениями «антиамериканской, фашистской и коммунистиче­ской деятельности» в Голливуде. Но первые же- предпринятые им шаги показали, что ни с антиаме­риканской, ни с фашистской деятельностью его «комиссия» не собиралась бороться. Что представ­ляет собой «коммунистическая деятельность», с которой комиссия Дайса повела борьбу, ни для кого не секрет — это все то, что тем или иным способом затрагивает алчные интересы американ­ских монополистов. К этому времени в Голливуде, кроме организаций явно фашистского толка, суще­ствовали и такие общественные организации либе­рального направления, как «Антинацистская лига» и «Демократический комитет кино». Членами этих кинообществ были кинодеятели всех течений и ми­ровоззрений, считавшие фашизм злом мира. Орга­низации эти не имели ничего общего с коммуни­стической партией Америки.

Дайс прекрасно знал об этом. Но необходимо бы­ло возбудить ненависть к «красным» и оправдать пребывание в Калифорнии целой комиссии по рас­следованию антиамериканской деятельности. Найти в Голливуде «микроб коммунизма», а может быть, и целую «руку Москвы» было бы «исторической заслугой» любого конгрессмена. Дайс считал, что лучший способ борьбы—опорочивание репутации тех организаций и отдельных их членов, которые нахо­дились на подозрении, хотя и не имелось никаких улик против них. Для этого был сфабрикован и пе­редан прессе ряд фальшивок, порочащих «Демокра­тический кинокомитет» и «Антинацистскую лигу».

Пресса поняла, что тут «пахнет жареным», и под­няла кампанию разоблачения на «надлежащую высоту». Большинство членов обеих организаций, увидя на страницах печати свои имена, как имена людей, причастных к «коммунистической» деятель­ности, разбежалось.

И только немногие смельчаки открыто заявили, что в Голливуде под покровительством и опекой Дайса процветают профашистские организации: «Немецко-американский союз», «Ку-клукс-клан», «Серебряные рубашки» и многие другие, среди которых известна группа католического попа — погромщика Кофлина.

Борьба Дайса с «красной опасностью» принимала иногда поистине анекдотический характер. Так, он умудрился объявить «коммунистически опасной» двенадцатилетнюю «звезду» экрана — Шерли Темпл.

Появление картин «Мистер Смит едет в Вашинг­тон», «Хуарец», «Блокада» и некоторых других, содержащих намек на либеральные идеи, вызвало резкое недовольство реакционных конгрессменов. Они обвинили Дайса и его комиссию в бездеятель­ности. Тогда Дайс сослался на недостаточность средств и потребовал максимального увеличения фондов на борьбу с коммунизмом.

В американском конгрессе требование увеличении фондов на борьбу с коммунизмом не вызывает ни­каких возражений. Наоборот, человеку, который требует применения подобной меры, оказывается полное доверие. Поэтому Дайс вернулся в Голли­вуд, вооруженный долларами, и начал решительный штурм «красной опасности».

Приближались новые выборы губернатора шта­та Калифорния. Реакционеры, опасаясь, что ли­бералы и «левые» снова окажут сопротивление их кандидатам, выставили ряд своих марионеток, в том числе нотариуса из Лос-Анжелоса, барона Фиц. Хозяева кинокомпаний на протяжении двенадцати лет старались протиснуть этого барона на пост гу­бернатора — уж очень пришлись им по вкусу его чер­носотенные взгляды.

Найдя в лице барона Фиц единомышленника и подручного, Дайс выпустил его с «сенсацион­ным разоблачением» ряда голливудских кинодеяте­лей. Поддержка либерального кандидата — это не что иное, как «происки коммунистов», объявил Фиц. В доказательство он сослался на якобы имею­щийся у него точный список коммунистов, ведущих подрывную деятельность в Голливуде. Фиц заявил, что этот список передан ему Джоном Линчем.

Все радиостанции Америки кричали о заговоре большевиков в сердце Голливуда — Беверли-Хилле.

Фиц потребовал привлечения к суду лиц, назван­ных Линчем. Дайс, управляющий этой кампанией, добился публичного судебного разбирательства. Но после первых же выступлений прогрессивных деятелей суд вынужден был признать как полную несостоятельность обвинения, так и провокацион­ность показаний Линча. По определению судьи, эти показания могли быть охарактеризованы только как «патологическая» ложь. Барон Фиц был уличен в политическом и уго­ловном мошенничестве.

Провал барона не нанес большого ущерба хозяе­вам Калифорнии. Они срочно выдвинули из своего марионеточного резерва кандидатуру некоего Док- веллера и состряпали ему под шумок быструю «по­беду» на выборах.

А Дайс использовал дни этой «победы» еще для одного официального заявления, якобы почерпнуто­го из неопровержимых материалов. «Я располагаю, — сказал Дайс, — документальными данными, что сорок два влиятельных члена голливудской киноколонии являются членами коммунистической партии или их активными попутчиками». Далее он заявил, что сре­ди «сорока двух» многие являются агентами Москвы.

Дайс не назвал имен. Но его агентура шла далее и называла имена таких «звезд», как Хемфри Бо­гарт, Эдварджи Робинсон, Джеймс Кегни, Фреде­рик Марч и другие.

Лица, чьи фамилии были названы, потребовали от Дайса немедленной их «реабилитации» либо офи­циального расследования.

Не располагавший никакими уликами, Дайс на­чал «следствие» при закрытых дверях.

Реакционная пресса в те дни пестрела заголовка­ми о якобы раскрытом «центре заговора». Сообща­лись фантастические истории. Все напряженно жда­ли результатов следствия.

Добившись новой шумихи, Дайс несколько вре­мени спустя заявил корреспондентам: «Кинодеятели были очень искренни, они представили свои книги и записки для нашего просмотра, но... никто из до­прошенных не коммунист и никогда коммунистом не был!»

Поистине поразительными были дальнейшие вы­сказывания Дайса, в частности, его заявление, что он и не думал, что допрошенные — коммунисты. Он, оказывается, хотел только «дружески их пре­дупредить», чтобы они остерегались влияния ком­мунистов.

Таким образом, Дайс вынужден был объявить сорвавшуюся провокацию «профилактическим» мероприятием.

«Призрак коммунизма» мерещится американской реакции во всем. Сквозь шантаж и тысячи провока­ции, сквозь крикливые заголовки газет и истериче­ские завывания радиопередач все чаще, все сильнее проступает подлинная, хотя и замаскированная, тревога.

«Обвинение в коммунизме выдвигается против каждого, кто считает, что нацистская Германия — угроза для Америки, что профессиональные союзы должны быть легальными, что гражданские свобо­ды должны защищаться с джефферсоновской храб­ростью, что не имеющие собственности в сво­бодной стране имеют право говорить и жить, как свободные граждане».

Эти строки написаны американским журналистом (не коммунистом) но поводу «деятельности» комис­сии Дайса.

Свои фашистские приемы Дайс намеревался при­менить и к неамериканским гражданам: советские работники, находившиеся в период войны в Кали­форнии, испытали на себе «внимание» пресловутого Дайса.

... Признаться, не так уж интересно было ломать себе голову над тем, кто в Голливуде занимается функциями охранки: комиссия Дайса по расследованию антиамерикан­ской деятельности, агенты «Ассоциации американ­ских кинодеятелей», федеральное бюро расследова­ния, организация Вила Хейса или еще какое-нибудь из многих бюро, департаментов, комиссий, ассоциа­ций, институтов, которым всюду, за каждым углом чудится «красная опасность».

Во всяком случае, в своем напряженном стремле­нии сохранить в неприкосновенности расшатанные устои американского капитализма все эти органи­зации прибегают к методам, ничем не отличающим­ся от методов фашизма.

К своему величайшему удивлению, вскоре после прибытия в Голливуд, я заметил, что слово «союз­ник» здесь ни к чему не обязывает. Все упомянутые организации стали применять ко мне, представи­телю советской кинематографии, странные методы проявления гостеприимства.

На безлюдном и тихом бульваре Лос-Филлесе, как раз напротив дома, где мы жили, появилась «пустая», словно брошенная небрежным хозяином па произвол судьбы машина. Эта машина — чер­ный «Плимут», имела одну особенность: она оказы­валась «на хвосте» машины советского кинопред­ставителя, как только он выезжал из дому. Обита­телями ее, как постепенно выяснилось, были двое, а иногда даже трое очень похожих друг на друга мужчин, в совершенно одинаковых пиджаках, брю­ках, шляпах, галстуках.

Биль невесело улыбнулся, увидев этих близнецов.

— Знакомые фигуры, — пробормотал он. — Ко­нечно, это слежка. Их манера — быть одной масти и одного покроя. Это вызвано психологическими соображениями. В Америке вообще очень принято прибегать к «психологическим соображениям». Су­ществует, например, много «ученых специалистов», пишущих груды о психологии покупателя и торгов­ца, о психологии удачливого и неудачливого пре­ступника, о методах преуспевания в коммерческих, в любовных делах и так далее.

В судебном и полицейском деле тоже широко применяют «психологическую науку». Так, например, заключенным знаменитой американской тюрьмы Синг-Синг читают еженедельно одну и ту же лек­цию. Тема лекции — о технических усовершенство­ваниях «шедевра» тюремной архитектуры, из кото­рого, по уверению лектора, невозможно удрать.

Лекции заканчиваются экскурсом в теорию сопро­тивления материалов, где в качестве примера рас­сказывается о силе удара резиновой дубинки (кото­рой вооружена охрана Синг-Синга) о любой череп. При этом сообщают, что сила удара равно­сильна удару ножа гильотины.

— Такими «психологическими этюдами» в Синг-Синге пытаются излечивать заключенных от тоски по воле, — задумчиво проговорил Биль, выглядывая в окно.

На противоположной стороне улицы маячила по­кинутая машина.

По объяснению Биля, система двойников у де­журивших возле дома агентов также вызвана «пси­хологическими соображениями». Кроме сходства между собой, агенты умышленно принимают вид предельно стандартного американца. Это своего рода мимикрия, чтобы их труднее было обнаружить, а уж если заметят, то чтобы преследуемому каза­лось, что за ним следят все и всюду. Создавать таким образом у преследуемого сильнейшую психо­логическую депрессию тоже входило в их план.

Стандартные парни из черного «Плимута» бесце­ремонно фотографировали всех, кто входил в наш дом или выходил из него, записывали номера подъ­езжавших к дому машин. Начальники их неодно­кратно вызывали на допрос тех американцев, ко­торые встречались с представителями советской ки­нематографии. К моменту разгара деятельности ко­миссии Дайса «стандартные мальчики» окончательно обнаглели. ...

Героические усилия Советского Союза, приняв­шего на себя главный удар гигантской фашистской военной машины, и неожиданная для капиталисти­ческого мира сила сопротивления Советской Армии поразили все человечество и вызвали большой инте­рес к нашей стране. Интерес к истокам могущества нашей армии, к причинам политической и моральной стойкости нашего народа, интерес ко всему совет­скому принял поистине стихийные размеры.

Естественно, что эти вопросы волновали и про­грессивных деятелей Голливуда. Хозяева же их, видя, что всемирное внимание к СССР уже нельзя ни игнорировать, ни замолчать, решили, по крайней мере, заработать на этом деньги, дав возможность сделать несколько антифашистских картин, где бы показывался советский народ, борющийся с гитле­ровскими ордами. Такими картинами были «Север­ная звезда», уже упомянутая «Песнь о России», до­кументальный фильм «Битва за Россию» и ряд других, менее удачных.

В этот период (в октябре 1943 года) в Голливуде состоялся Всемирный конгресс писателей-антифашистов.

В актовом зале Калифорнийского университета собрались представители американской, европейской и южно-американской антифашистской интеллиген­ции. Писатели, представлявшие более чем двадцать стран, восторженно аплодировали каждому слову о советском народе и его культуре, о военной и мо­ральной доблести Страны Советов.

Я помню, с ка­ким энтузиазмом встречала аудитория каждое упоминание о товарище Сталине, как тепло эта аудитория отнеслась к рассказу о деятельности на фронтах Отечественной войны писателей А. Толсто­го, А. Фадеева, М. Шолохова, И. Эренбурга, К. Си­монова, Н. Тихонова и многих других. Обстановка была такой, что даже лица, которым все это было неприятно, принуждены были в эти дни сохранять нейтралитет.

Конгрессом писателей было получено следующее послание президента Рузвельта: «Я шлю свое при­ветствие Конгрессу писателей с глубоким понимани­ем того значения, которое имеет собрание писателей в это время. Конгресс этот кажется мне символом нашей веры в свободу мнений и доверия к тому, что талант писателей поможет выявить и разъяс­нить разногласия нашего времени. Мужчины и жен­щины, собравшиеся на Конгресс, принесли большую пользу уже тем, что пролили свет на итоги этой войны и помогли раскрыть природу наших врагов. Я верю в то, что писатели смогут принести пользу и теперь, когда победа утверждается со все возра­стающей силой; они могут и должны знакомить на­род с теми сложными задачами, которые предстоит разрешить, если мы хотим, чтобы мир стал живой реальностью...»

Это послание было встречено очень одобрительно. Выступавшие ораторы говорили о светлых днях, ко­торые наступят с поражением Гитлера. Они верили в союз великих наций и прославляли Рузвельта как спасителя американской демократии.

Это было время, когда все прогрессивные силы стремились к объединению и оптимистически смо­трели в будущее. Писатели, актеры, режиссеры, профессора и студенты, присутствовавшие в зале Калифорнийского университета, мечтали о временах, когда отгремят пушки и вслед за победоносными салютами народы мира протянут друг другу руки; когда слово «война» на долгие времена исчезнет из лексикона грядущих поколений.

Эта была пора, когда многие из американцев, да и не только американцев, идеализировали гря­дущее.

Споры о судьбах мира, мировой истории, мирово­го искусства, культуры звучали в стенах Калифор­нийского университета, а в перерывах между засе­даниями Конгресса переносились в квартиры, кафе и на студии Голливуда. Обсуждали вопрос об откры­тии второго фронта. Мечтали, что после окончания войны взойдет заря новой жизни.

Так продолжалось два дня. На третий день работы Конгресса прибыл глава комиссии по расследованию «антиамериканской» деятельности в Калифорнии сенатор штата Тенни.

Дайс немедленно заявил, что будет присутство­вать на заседаниях Конгресса писателей и, если кто-нибудь из ораторов выявит свое «красное» лицо, он начнет расследование по поводу этой личности. Мгновенно все изменилось. Несмотря на мужест­венные протесты некоторых видных писателей, в глазах людей появился испуг. Забыто было посла­ние президента. Многие участники заторопились по­скорей закрыть Конгресс. Деятельность антифаши­стского Конгресса была сведена на-нет.

Вслед за этим с барабанным боем выступили «аллайнцы», как сокращенно называли профашист­ский союз кинодеятелей Америки, в который, кроме руководителей киностудий и большинства голливуд­ских продюсеров, вошли также такие «звезды», как Гарри Купер, Мак Лаген, Джинджер Роджерс, Кларк Гебл, Адольф Менжу, Уолт Дисней, Лео Мак Керри и ряд других.

«Аллайнцы» издали декларацию, в которой крича­ли о защите «идеалов» Америки, повторяя все то, что неоднократно декларировали Гувер, Форд, Мак­Кормик, Херст и им подобные.

В Голливуде с новой силой разгорелась борьба с «коммунистическим влиянием». Снова одни «звез­ды» были объявлены «красными», другие — «крас­неющими», были даже «розовые».

Комиссия Дайса на этот раз окружила свою дея­тельность мистической таинственностью. Люди ста­ли осторожными в разговорах друг с другом. На­стали времена дайсовской инквизиции.

Советские люди, бывшие в это время в Калифор­нии, все больше и больше ощущали на себе внима­ние комиссии Дайса. К ним начали звонить, навя­зывая себя в качестве секретарей или переводчиков, неизвестные личности. Подозрительные корреспон­денты проявляли явно инспирированное любопытст­во к подробностям их жизни и деятельности.

Вслед за этим в «Чикаго трибюн» появилась статья, истошно вопившая о разоблачении методов советской пропаганды в США. «Рука Москвы, — кричала газета,—-простерлась до Голливуда и гро­зит совратить доверчивых голливудцев с пути истинного капитализма».

За одной статьей последовали другие, ей подоб­ные. Делалось все для того, чтобы воспрепятство­вать пребыванию советских людей в Голливуде. Конечно, вдохновители этой кампании прекрасно знали о миролюбивых целях, с которыми советские люди приехали в США. Но писали и говорили они другое, всячески борясь против возможности создать совет­ско-американское кииообщество, имеющее задачу показать советские картины в Америке и американ­ские — в Советском Союзе.

Почти все американцы знают, что их пресса продажна, что она служит только целям своих хо­зяев, а хозяевами прессы являются морганы, фуллеры, херсты, кроуэллы, гарриманы, мак-кормики и прочие магнаты капитала. Все это общеизвестно. Казалось бы, давно уже следовало убедиться, что большая часть из того, о чем пишется в газетах, — ложь, печатаемая во имя личных и классовых инте­ресов хозяев прессы.

Но представление о свободе у ряда американских граждан настолько условно, что появление на­сквозь лживой статьи о заговоре «красных» и подоб­ной ей галиматьи заставляло наших знакомых «за­бывать» наши телефоны, «не узнавать» нас на ули­це и отменять прием даже тогда, когда пригла­шение было послано заранее.

Один такой знакомый оправдывался:

— Для американца самое важное в жизни — его репутация. Престиж — это наша путевка в жизнь. Репутация — это деньги. Она определяет положение в обществе, и если вы ее запятнаете, это грозит вам потерей средств к существованию. Нужно во что бы то ни стало иметь репутацию добропорядочного ян­ки. Это значит — уважать собственность окружаю­щих. Открыто не грабить, открыто не изме­нять жене. Ни при каких условиях не думать об изменении существующего социального строя. Обя­зательно быть верным сыном какой-нибудь благо­пристойной церкви — католической, протестантской, лютеранской или англиканской — и трудолюбиво добиваться преумножения своих доходов. Ведь се­годня страсть к наживе возведена в благородное чувство. Эту страсть проповедуют не только пятьсот голливудских картин и церковь, то же воспитывается в нас с детства, в семье и школе. Поэтому общение с коммунистами, интерес к Советскому Союзу объ­явлены посягательством на самое святое — на право собственности и личное благополучие. Такое пося­гательство грозит потерей репутации, бойкотом ок­ружающих— друзей, соседей, продавцов и покупа­телей. Так что, прошу вас, не взыщите...

Таков морально-этический багаж сегодняшней Америки.

Когда Дайс занимался очередным расследовани­ем «красной опасности» в Голливуде, в качестве еще одного способа морального террора был пу­щен слух, что комиссия Дайса располагает вновь изобретенным радиоаппаратом, читающим «красные мысли» граждан. Увы... немало граждан поверили этому. Нам, с непривычки, казалось все это фантас­магорией, вымыслом, кошмарным сном. Казалось, вот-вот мы очнемся и снова прочтем на страницах га­зет все то, что действительно интересует и не мо­жет не интересовать миллионы простых людей, жаждущих мира и мирного труда" (Калатозов, 1949).

(Калатозов М. Лицо Голливуда. М.: Госкиноиздат, 1949).