А на второй день в Иркутске к утру я поняла, что мне аукнулась неработающая силовая установка «Боинга», в смысле, неработавшие, а потом каааак заработавшие кондиционеры – мне прихватило спину. Совсем. Лежать/стоять еще ничего. А момент сидеть/нагибаться – убейте сразу. Вообще, для меня нормально – развалиться в поездке, это такой тренд. Катаральных явлений вам мало, барышня, тогда вот вам еще и минус спина. А впереди предстояло шесть часов тряски в маршрутке по дороге на Ольхон. А я что? Я, что ли, теперь на Ольхон не поеду, раз я уже всего в шести часах езды? Не дождетесь.
Радио в такси, на котором добирались до точки отправления, радостно спело нам про «и у черта, и у Бога, на одном, видать, счету, ты, российская дорога – семь загибов на версту!». Нам оно должно было что-то сказать, но мы сделали вид, что не понимаем намека. Да если бы и поняли, вертаться взад все равно было несерьезно. Водитель маршрутки на Ольхон, идущей от Иркутского рынка, хищно осмотрел пассажиров и велел:
- Всем пристегнуться! Кто не пристегнулся, с того штраф. С каждого!
Сперва я подумала, очень законопослушный. Но когда он вышел из города на трассу и заскакал по ней, лихо вписываясь в повороты, я поняла – ремни, они нужны не ему, а нам, тупо, чтоб не вылететь из седла на поворотах. Потому что круты горы (зчркнт) извилисты и кочковаты дороги Тажиранской степи, а ограничения скорости – они для слабаков. Скорость была такой, что я не успевала читать придорожные вывески.
Вез прям как в последний раз… не иначе, как чуял что-то. Не для слабаков также было заранее объявлено, что паром на переправе сломался, поэтому пробка. А Ольхон – это остров, самый крупный на Байкале, дорога туда летом по воде, зимой по льду, в межсезонье никак. Умные часы у нас, всех троих, тем временем лихорадочно насчитывали шаги от наших подскоков в креслах, опровергая свое название. Пока доехали до точки на Ольхоне, насчитали какое-то немыслимое количество шагов. У всех данные были разными, сверяли с увлечением.
Вывалившись часа через три на остановке в Баяндае (любому скоростному сайгаку нужен бензин время от времени), с аппетитом пообедали. Очередь на раздатку в столовую живо напомнила своим видом аналогичные очереди в едальни на финской границе в эпоху расцвета наших отношений. А там уже скоро и до парома добрались. Паромов на переправе три – «Семен Батагаев» (в честь местного уроженца, ольхонца, героя ВОВ и полного георгиевского кавалера), «Дорожник» и «Ольхонские ворота». К моменту нашего прибытия на переправу работали только два из них, третий, сломанный «Ольхонские ворота», и обеспечивал огромную пробку.
«Дорожник» успел дважды метнуться на Ольхон и обратно, прежде чем мы взошли на борт. Плыть здесь недолго, долго грузиться.
Особый спорт переправляющихся – одной рукой попадая в летящую чайку хлебом, второй рукой ея запечатлеть на смартфон. Некоторые успевают.
Далее я могла бы вас познакомить с сотней видов пролива Ольхонские ворота, но милостиво не буду. Покажу только некоторые.
Переправившись на другой берег, мы опять сели, пристегнулись и поскакали. Но уже по грунтовым дорогам, трясло еще развесистей, прям от всей души трясло. Я поскуливала вслух, материлась про себя и пыталась пристроить под больную спину какую-то прокладку между мной и машиной. Тут такое дело – на Ольхон электричество-то провели в 2008-м, а уж асфальт – это вообще не про здесь. Здесь разве что есть тридцать метров демоверсии асфальтированной дороги. Скорость, правду сказать, наш бодрый водитель по-прежнему блюл. Не снижал, в смысле. И вот скакали мы, скакали, а потом что-то где-то завоняло, зафырчало, прозвучала фраза про масло и гидроусилитель руля, а потом наш водитель принялся тормозить попутные маршрутки, чтоб добросить нас по адресу назначения. Пока мы стояли в ожидании попуток, я пыталась как-то приспособить свою спину так, чтобы она не совсем развалилась, и тупила на бабочек.
Пруффото не будет. Но такое впечатление, что я оказалась на Ольхоне в какие-то безумные три дня буйства чешуекрылых (привет, Эла, Яничек, люблю вас нежно!). Десятки темных, ярких бабочек вспархивали с почвы степи при любом движении гуляющих пассажиров, прямо от обочины, взвивались и снова опадали на травы. Поистине, лето краткое.
Наконец, мы снова тронулись, в смысле, двинулись. Маршрутка, идущая из Иркутска на Ольхон, довозит на острове туристов до адреса назначения. В Хужире, крупнейшем поселке острова, где было арендовано жилье, мы оказались часов в пять вечера – итого дорога заняла восемь часов из планируемых шести, и растрясло меня знатно.
Хужир – это вот. Главная улица – Байкальская, а мы жили на улице Пушкина. Именно на ней гуртом расположены кафе, сувенирные магазины, именно она ведет к мысу Бурхан и Сарайскому пляжу.
Арендованное жилье – комната (кровать двуспальная), минимум мебели, удобства и кухня на этаже. Выбирая размещение на Хужире, надо хорошо выбирать, далеко не везде цена отвечает уровню предлагаемых услуг.
Хозяева дома живут на Ольхоне больше двадцати лет, занимаются всякой-разной сферой услуг: помимо сдачи жилья в аренду, у них же сдаются в наем электровелосипеды (на паях, я так понимаю, с их хозяином), хозяин возит на «Ниве» экскурсии по острову, хозяйка собирает травяные чаи и немного лепит из глины.
Пока мы во дворе дома беседовали с хозяином об экскурсии, разговор постоянно прерывал какой-то странный для меня звук – странный тембром, монотонностью и уверенностью повторения. Я предположила, что кто-то безуспешно заводит какой-то агрегат, но не могла понять видовую принадлежность техники. Потом вышла за ворота и поняла:
- Му! Му! Му! Му! Му! – коротко и сердито раздавалось там. Молодой бычок пришел домой, но его не пустили. Тогда он покрутил хвостом, наклал родному дому большую кучу и пошел по улице Пушкина вниз, жалуясь. – Му! Му! Му!
Коровы, как я потом заметила, просились домой иначе. Корова дает лицом один сильный гудок и ложится у ворот, ожидая, когда откроют (а не вот это вот всё). Коровы на Ольхоне на вольном выпасе и прекрасно гуляют на священном мысе Бурхан, не вызывая у духов никаких дурных ассоциаций. А вот женщинам вход на Бурхан строго воспрещен под страхом ухудшения судьбы и всего такого приятного (как написано на подходе к мысу со стороны Белой горы). Но проблема в том, что мы, пропустив быка, вышли поздороваться с Байкалом и поужинать, и приблизились к Бурхану совсем с другой стороны. Короче, судьбу я себе ухудшила, не зная того. Или минус на минус дает плюс? Иркутяне, впрочем, говорят, что еще два года этой дребедени с запретом на Бурхане и в помине не было.
Так или иначе, Бурхан и скала Шаманка. На скалу и правда лазать не рекомендуется, что тут только не расположено, если верить слухам. Мне понравился вариант – портал в иное измерение, открывающийся раз в году и видный только с воды.
Окончательно обидеть бурятских духов мне не удалось по той причине, о которой вы помните – спина. Скакать по наклонным тропам бодрой горной козой вслед за друзьями я технически не могла. Поэтому проползла на подгибающихся ножках по боку Бурхана и зависла на крайней точке лицом к лицу с коровой. Корову я не интересовала и мы мирно разошлись.
Да, и если судить по тому, как вели себя с нами Ольхон и Байкал, бурятские духи на нас и не обиделись.
В Иркутске в тот день обещали дожди, на Ольхоне завтра обещали дожди, другой берег Малого моря и хребет Хамар-Дабан прятались от нас в тумане. Но мы, несмотря на предполагаемый дождь, сговорились с хозяином дома на экскурсию на юг острова.
Тем вечером Бог послал нам на ужин жареного омуля (да, с пюре, а чотакова?). Жареный был хорош, но горячего копчения зашел мне больше. Мы догнались своим кофе на арендованной кухне, я с трудом донесла себя до душа, из душа в постель и уснула на Ольхоне.
