Ирина Алексеевна чувствовала, как кровь приливает к щекам, а руки начинают мелко дрожать. Вот ведь неблагодарные! Всю душу в них вложила, ночей не досыпала, сидя с Аринкой. А теперь - на тебе!
- Лена, ты с ума сошла? Какой детский сад? Ребёнку всего два года! - голос сорвался на визг, хотя внутри Ирина Алексеевна понимала, что переходит границы. Но обида, годами копившаяся в душе, вырвалась наружу неконтролируемым всплеском.
"Господи, да что ж я творю? - пронеслось в голове. - Только бы не наговорить лишнего, не отпугнуть их ещё больше..."
Но язык уже не слушался, нёс своё:
- Я, значит, вам не нужна стала? Спасибо за всё, до свидания, мама?
Олег стоял, опустив голову. Лицо его было бледным, на скулах играли желваки. Но сын молчал, не вступался. "Вся в мать", - с горечью подумала Ирина Алексеевна. - "Под каблуком у жены. Разве ж я его так растила?"
- Мама, мы уже всё решили, - голос Олега дрогнул, но он продолжил твёрдо. - Мы не можем вечно сидеть у вас на шее. Вам тоже нужна своя жизнь...
"Да какая там своя! - хотелось закричать Ирине Алексеевне. - Вы и есть моя жизнь! Без вас я пропаду, умру от тоски в четырёх стенах!"
Но вместо этого с губ сорвалось:
- Ах вот как? Своя жизнь? А раньше, значит, вас всё устраивало? Пока я с Аринкой сидела, борщи вам варила...
Лена молчала, теребя кружевную салфетку. На её скулах алели красные пятна, губы подрагивали. "Вот ведь неженка! - с внезапной неприязнью подумала свекровь. - Ни воли, ни характера. И этой размазне я должна доверить своё сокровище, свою кровиночку?"
Но тут же устыдилась своих мыслей. Разве Лена виновата? Просто молодая ещё, неопытная. Материнский инстинкт с возрастом приходит. Да и Олежка хорош - мямля, тряпка! Не мужик, а половая щётка - туда-сюда, как жена скажет!
А Лена смотрела на мужа, и в её глазах застыла мольба. "Ну скажи ей! Скажи, что это наше общее решение! Что я тоже мать, и я тоже имею право!.."
Но Олег отводил взгляд, комкал в руках скатерть. И Лена поняла - не скажет. Снова спасует, сдастся напору матери. Как уже бывало не раз.
"Нет, так больше нельзя! Мы уже взрослые люди, у нас своя семья. Нельзя всю жизнь плясать под чужую дудку!"
Собрав всё своё мужество, Лена глубоко вздохнула и произнесла:
- Мама, послушайте. Мы очень благодарны вам за всё. Правда. Но пойми те и вы нас. Мы хотим жить самостоятельно, принимать решения. Растить дочь так, как считаем нужным...
- Да что ты понимаешь в воспитании? - взвилась Ирина Алексеевна. В её голосе звенели слёзы. - Молоко на губах не обсохло! Я Олежку вырастила, в люди вывела. А ты... Ты же ничего не умеешь, ничего!
"Господи, что я несу! - в ужасе думала она. - Совсем голову потеряла от обиды! Сейчас ещё больше их от себя оттолкну!"
Но слова лились неудержимым потоком:
- Знаю я, как вы, молодые, детей воспитываете! В угол не поставите, голос не повысите. А как жизни-то учить будете? Как от ошибок уберечь?
Лена почувствовала, что ещё немного - и она сорвётся. Закричит, разрыдается, выскажет свекрови всё, что накипело за эти годы. Так хотелось вскочить, хлопнуть дверью, убежать куда глаза глядят!
Но она сдержалась. Заставила себя говорить спокойно, хотя внутри всё клокотало от гнева:
- Мама, Арина - наша дочь. И мы с Олегом вправе решать, как её растить. Вы многому нас научили, мы всегда будем благодарны. Но пора и нам становиться родителями. Понимаете?
"Ну вот, опять двадцать пять! - чуть не застонала про себя Ирина Алексеевна. - Опять я во всём виновата! А они, значит, белые и пушистые?"
Но что-то в тоне невестки, в её прямом взгляде заставило Ирину Алексеевну прикусить язык. Устало опустившись на стул, она вдруг поняла: всё. Проиграла. Не переспорить ей молодых, не переупрямить. Видно, и вправду пора отпускать...
- Не думайте только, что я вам назло, - тихо проговорила она, глядя в пол. - Я же за внучку души не чаю. За вас переживаю. Хочется ведь, чтоб всё у вас хорошо было, складно...
"Ну почему, почему мы не можем по-человечески! - кричало всё внутри у Лены. - Ведь любим же друг друга, нужны друг другу! Зачем эти споры, обиды?.."
Подойдя к свекрови, она присела перед ней на корточки, взяла её руки в свои:
- Мамочка, миленькая... Да разве ж мы не понимаем? Всё мы понимаем. И любим вас, и ценим. Куда мы без вас? Просто... Просто жить надо. Всем. И вам, и нам. Ну, не судите нас строго, ладно?
Ирина Алексеевна смотрела на невестку, и слёзы застилали глаза. Господи, и ведь хорошая она, Ленка! Любит Олежку, об Аринке заботится. Чего ж я ещё хочу? Чего добиваюсь?
- Прости меня, доченька, - едва слышно прошептала она. И, не выдержав, разрыдалась - горько, навзрыд, как не плакала уже много лет.
А Лена обнимала её, гладила по спине, чувствуя, как из глаз сами собой текут слёзы. И знала: всё наладится. Не сразу, не вдруг. Но они справятся. Должны справиться.
- Ну что, мам, мир? - Олег неловко топтался рядом, протягивая матери стакан воды.
Ирина Алексеевна подняла на него заплаканное, посветлевшее лицо:
- Мир, сынок. Какой уж тут войне быть? Одна семья ведь...
За окном шелестел листвой старый тополь. Пахло яблоками и прелой листвой. Где-то смеялась, звенела колокольчиком Аринка. А на кухне трое взрослых людей учились заново быть семьёй. Слушать и слышать друг друга. Уступать и прощать.
Начиналась новая глава их жизни. Непростая, неизведанная. Но - общая.
И в этом была надежда.
*****
Следующие несколько дней прошли в хлопотах и сборах. Лена, чувствуя прилив энергии после тяжёлого разговора, взялась за дело с удвоенной силой. Составляла списки необходимых покупок, бегала по магазинам, упаковывала вещи. Олег, приходя с работы, подключался к процессу - передвигал мебель, паковал книги и технику.
Ирина Алексеевна старалась держаться в стороне, не мешать. Лишь иногда, украдкой смахивая слезу, совала Лене в руки то забытую кастрюльку, то бабушкину вазу:
- Возьми, Леночка. Пусть у вас будет. На новоселье.
И отворачивалась, пряча глаза. Сердце разрывалось от боли и непрошенной жалости к себе. Вот и всё, вот и разлетаются птенцы из гнезда. Правильно, так и надо. Да только принять это ох как непросто...
Лена замечала состояние свекрови и по возможности старалась вовлекать её в процесс:
- Мам, а куда лучше постельное положить? В эту коробку или с зимними вещами? Как думаешь?
И Ирина Алексеевна оживлялась, давала советы, даже шутила. А потом они пили чай на кухне и разговаривали - спокойно, по-доброму. Как никогда раньше.
"Господи, неужели так могло быть всегда? - думала про себя Лена. - Сколько нервов, сколько сил потрачено на бессмысленные обиды!"
Теперь и Олег, чувствуя перемену в атмосфере, чаще улыбался, шутил. Иногда, проходя мимо, приобнимал мать за плечи, целовал жену в макушку. В доме поселился мир - хрупкий ещё, неокрепший. Но всё же мир.
И только Аринка, казалось, ничего не замечала. Носилась по комнатам, распевая свои песенки, требовала сказок и игр. Но даже в её звонком голоске Ирине Алексеевне теперь слышались нотки сдержанности. Будто внучка интуитивно чувствовала - что-то меняется, что-то происходит.
- Мам, ну ты чего? Опять грустишь? - Олег заглянул в комнату, где Ирина Алексеевна меланхолично перебирала содержимое старого комода.
- Да вот, решила разобрать вещи. Столько хлама накопилось - страсть! Ни себе, ни людям, - она невесело усмехнулась.
Сын присел рядом, обнял за плечи:
- Брось ты, мам. Ещё успеется. Давай лучше с нами чаю попей. Лен пирог испекла - пальчики оближешь!
Ирина Алексеевна хотела было отказаться, но передумала. В конце концов, сколько ещё вот так, по-семейному, посидят они все вместе?
На кухне вовсю хозяйничала Лена. В фартуке, раскрасневшаяся, она колдовала над плитой, помешивая в кастрюльке варенье. Увидев свекровь, смущённо улыбнулась:
- Вот, решила сварить немного. У вас, мам, такая клубника в этом году уродилась - грех не воспользоваться.
У Ирины Алексеевны вдруг защипало в носу. Надо же, а она и забыла совсем про свой огород. Всё Аринкины хлопоты, переживания. А Ленка-то, Ленка!.. Вон какая хозяйка растёт.
- Дай-ка попробовать! - решительно отодвинув невестку, она зачерпнула из кастрюльки ложкой, подула, отправила в рот. - Мм, недурственно! Варенье - первый сорт!
И подмигнула Лене - весело, озорно. Как не подмигивала уже очень давно.
А та, поймав её взгляд, вдруг шагнула вперёд и крепко обняла:
- Спасибо, мамочка! За всё спасибо! Я вас так люблю, так люблю!..
И расплакалась - от облегчения, от нахлынувшей нежности. И уже не могла остановиться, выплёскивая в этих слезах все невысказанные слова, все затаённые чувства.
А Ирина Алексеевна гладила её по голове, бормотала что-то ласковое, успокаивающее. И сама едва сдерживалась, чтобы не разреветься вслед за невесткой.
Так и застал их Олег - обнявшихся, всхлипывающих над кастрюлей с вареньем. Постоял, глядя на них, потом хмыкнул:
- Ну вы даёте, девчонки! Тут Аринка новый стишок выучила, хочет продемонстрировать. А они, понимаешь, слёзы льют!
Женщины повернулись к нему - зарёванные, смеющиеся сквозь слёзы. И дружно, не сговариваясь, кинулись обнимать.
- Эй, эй, задушите! - притворно возмутился Олег, обхватывая их руками. - Ну что, мои дорогие, идём стихи слушать?
...В комнате, путаясь в словах и забавно шепелявя, Аринка декламировала что-то про ёжика и зайку. Взрослые хлопали, восторгались, просили повторить на бис. А за окном уже вовсю полыхал закат, раскрасив стены домов в оранжево-алый.
Может, всё и правда будет хорошо? - думала Ирина Алексеевна, прихлёбывая душистый чай. - Может, не так уж страшно отпустить? Дать детям идти своей дорогой?
Ведь её-то дорога всё равно теперь неразрывно сплелась с их путями. Переплелась накрепко, навсегда.
И это было главным.
*****
Ирина Алексеевна стояла у окна, бездумно глядя на улицу. Сегодня был день переезда. Олег и Лена увозили вещи, с самого утра в квартире царила суматоха. И хотя невестка несколько раз предлагала свекрови поехать с ними, помочь с обустройством, та отказалась.
"Не могу, - думала она, комкая в руках кружевную занавеску. - Не хочу мешать, путаться под ногами. Пусть сами, пусть привыкают..."
А в глубине души понимала - просто боится. Боится увидеть их новую жизнь - без неё. Самостоятельную, взрослую. Такую, где ей, возможно, уже не будет места.
Сзади послышались шаги, скрипнула дверь. Олег, в куртке и кепке, заглянул в комнату:
- Мам, ну ты чего? Собирайся давай, поехали с нами! Ленка там уже с ног сбилась, пока Аринку собрала.
Ирина Алексеевна обернулась, грустно улыбнулась:
- Езжайте, езжайте. Я уж тут... приберусь пока. Не волнуйтесь за меня.
Сын нахмурился, сделал шаг вперёд:
- Мам, ну что за глупости? Какая уборка? Потом всё сделаем, вместе. А сейчас - в машину, и поехали!
"Господи, да что ж они не понимают? - с тоской подумала Ирина Алексеевна. - Не могу я, не могу! Сердце не на месте, душа болит!"
Но вслух сказала другое:
- Олежек, миленький, да куда я поеду? Толку-то от меня сейчас? Только под ногами буду путаться. Вы уж сами, ладно?
По лицу сына было видно - обиделся. Но настаивать не стал. Махнул рукой, буркнул:
- Ну смотри. Как знаешь. Но вечером чтоб была у нас, понятно? Лена ужин приготовит, посидим все вместе.
Дверь за ним захлопнулась. В прихожей что-то прокричала Лена, заплакала Аринка. Потом грохнула входная дверь, зашуршали по асфальту колёса.
Тишина.
Ирина Алексеевна без сил опустилась на диван. Огляделась по сторонам, будто в первый раз видя свою квартиру. Господи, а ведь она и правда впервые за долгое время осталась одна! Без детского гомона, запаха пелёнок, вечной беготни...
"И что теперь? - растерянно подумала она. - Чем заниматься? Куда себя деть?"
В углу тоскливо мигал огоньками телевизор. На журнальном столике - недовязанный свитер для Аринки. А на подоконнике - забытая кем-то из внуков машинка.
"Ничего, - мысленно одёрнула себя Ирина Алексеевна. - Возьми себя в руки, старая! Не маленькая, чай. Столько лет одна куковала, пока сына растила. И сейчас справишься".
Решительно поднявшись, она направилась на кухню. Вот сейчас сварит себе кофе, посидит спокойно. А потом, глядишь, и правда делами займётся. Вон сколько всего накопилось, руки не доходили!
Кофе убежал, залив плиту коричневой жижей. Ирина Алексеевна выругалась сквозь зубы, бросилась вытирать. Поскользнулась на мокром полу, чуть не упала.
"Да что ж такое! Раззява старая, расклеилась тут!"
Кое-как оттерев пятна, она плюхнулась на табуретку. Нет, это невыносимо. Тишина давила, лезла в уши. Хотелось вскочить, бежать, кричать!
Куда угодно, только не оставаться в этой жуткой, сковывающей пустоте.
Так, в полузабытьи, просидела она до вечера. А когда за окнами сгустились сумерки, встрепенулась, глянула на часы. Ох, заболталась! Пора собираться, а то опоздает к ужину.
Наскоро переодевшись, похватав гостинцы - пирожки там, варенье, - Ирина Алексеевна заспешила к остановке. Села в автобус, поехала на другой конец города. Туда, где теперь будет её семья. Её жизнь.
Новая квартира встретила её запахом свежей краски и непривычной расстановкой мебели. Лена, раскрасневшаяся и усталая, обняла свекровь на пороге:
- Мамуль, ну наконец-то! А мы уж думали, вы к нам и не приедете сегодня!
- Приехала, приехала, куда ж я денусь, - пробурчала Ирина Алексеевна, разуваясь. Но в груди отчего-то потеплело. Надо же, ждали. Волновались.
- Ну проходите скорее, мойте руки - и за стол! Олег с Аринкой вас заждались уже!
За ужином говорили мало. Олег рассказывал что-то про новую работу, Лена сетовала на неразобранные коробки. Аринка, усевшись на колени к бабушке, таскала еду прямо с её тарелки.
А Ирина Алексеевна смотрела на них, смаргивая непрошенные слёзы. На сердце было тепло и грустно одновременно. Её семья. Её птенцы. Повзрослевшие, самостоятельные. Живущие своей, отдельной жизнью.
Но по-прежнему её. По-прежнему родные.
"Что ж, - подумала она, прижимая к себе тёплое тельце внучки. - Значит, так тому и быть. Откроется новая страница, начнётся новая глава".
Глава её семьи. Её судьбы.
И пусть она будет долгой, и счастливой. А Ирина Алексеевна... Что ж, она всегда будет рядом. Плечом к плечу, рука об руку.
Ведь иначе и быть не может.
Потому что семья - это навсегда.
"Ваш лайк – луч света в душе автора. Подписка – рассвет новой главы вашей жизни. Встречайте этот день вместе с нами!" Подписаться!