Анна сидела у окна, глядя на свинцовые воды Невы, над которыми нависало низкое ноябрьское небо. Потертый томик Ахматовой лежал у нее на коленях, раскрытый на строчках:
"А в комнате опального поэта
Дежурят страх и Муза в свой черед.
И ночь идет,
Которая не ведает рассвета."
Муза, подумала Анна, усмехнувшись краем губ. Если бы только страх и муза по очереди являлись в ее маленькую квартиру на Васильевском... Но нет. У нее были лишь неотвязные мысли о Сергее, его вечном отсутствии и непостижимом спокойствии, с которым он сообщал ей по телефону: "Задержусь еще на пару недель, не скучай". Но разве можно не скучать в пустой квартире с заоконным питерским ненастьем?
Три звонка, прозвучавшие один за другим, заставили ее вздрогнуть. Она отложила книгу, накинула на плечи шаль и пошла открывать, гадая, кого могло принести в такой час. На пороге стоял Сергей - небритый, осунувшийся, но как всегда непринужденно улыбающийся. А на руках у него, вцепившись в воротник куртки, сидел совершенно незнакомый мальчик лет двух.
- Знакомься, это Миша. Мой сын, - просто сказал Сергей, протискиваясь в прихожую мимо застывшей Анны.
- Сын? - только и смогла вымолвить она, хватаясь за косяк двери. В голове вихрем пронеслись образы каких-то смутно вообразимых разлучниц, с которыми Сергей коротал вахтовые ночи. И пока она пыталась совладать со своим голосом и внезапно вспыхнувшей ревностью, Сергей уже проходил в комнату, неся ребенка и попутно скидывая рюкзак на пол.
- Его мать погибла месяц назад. Автокатастрофа. Я не мог его бросить, - продолжал он как ни в чем не бывало, усаживая Мишу на диван. Мальчик неуверенно заозирался по сторонам, комкая в маленьких ручках свою шапку.
Анне хотелось кричать, хотелось колотить Сергея по его наглой небритой физиономии, хотелось вышвырнуть и его, и этого нежданного ребенка за дверь. Но вместо этого она молча развернулась и ушла на кухню ставить чайник. В конце концов, если этот кроха сейчас заплачет, она не выдержит.
Вот так, в один ненастный вечер, в их и без того хрупкий с Сергеем мир ворвался Миша - светловолосый мальчуган с пухлыми щечками и огромными карими глазами, в которых, казалось, отражалась вся скорбь этого мира. Анна заваривала чай, бездумно глядя, как закручивается в кипятке коричневая спираль заварки, и гадала, как ей теперь быть с этим незапланированным ребенком, с этим неожиданным свидетельством измены мужа, вторгшимся в ее размеренную одинокую жизнь.
Сергей ничего толком не объяснил в тот вечер. Лишь неопределенно пожал плечами на все ее вопросы и, уложив несопротивляющегося, притихшего Мишу спать на диване в кабинете, ушел в душ. Анна стояла над разложенным диваном, вглядываясь в безмятежное личико спящего ребенка и чувствуя, как внутри нее что-то надламывается, переворачивается. Разве он виноват? Этот кроха, лишившийся матери, заброшенный неизвестно куда неверным мужем?
Она осторожно погладила Мишу по теплой щеке, поправила сбившийся плед. Из ванны доносился плеск воды и насвистывание Сергея - как будто ничего не произошло, как будто не он только что разрушил их маленький мирок. "Ничего, - мстительно подумала Анна, проходя на цыпочках в спальню, - завтра ты у меня узнаешь, где раки зимуют!". Но это завтра все никак не наступало...
Утром она проспала. Сергей, как ни странно, ушел, никого не разбудив. Анна обнаружила это, лишь когда вышла на кухню и увидела на подоконнике записку: "Уехал на вахту, вернусь через две недели. Позаботься о Мише". И все. Ни объяснений, ни извинений. Словно ребенок на ее руках - это какая-то неизбежная данность. От обиды и бессильной ярости у нее задрожали руки. Она скомкала записку и швырнула ее в мусорное ведро. Ну уж нет! Она не позволит Сергею сваливать на нее последствия его загулов. В конце концов, этот ребенок ей никто. И она знать не знает, как о нем заботиться.
Из комнаты донеслось шебуршание и тихий, еще по-младенчески гнусавый голосок:
- Мама?
У Анны сжалось сердце. Она застыла посреди кухни, не в силах пошевелиться.
- Мама! - уже громче и требовательнее повторил Миша. Диван скрипнул под весом вставшего на него неловкого маленького тела.
"Господи, да какая я ему мама! Что мне делать?" - пронеслось в голове Анны. И прежде чем она успела сформулировать дальнейшие мысли, ноги сами понесли ее в комнату. Миша стоял в кроватке, сделанной из дивана, вцепившись пальчиками в спинку и вопросительно глядя на вошедшую Анну:
- А где мама?
"Вопрос на миллион", - мысленно хмыкнула Анна, пытаясь унять внезапно нахлынувшую жалость. Она подошла к дивану и, стараясь, чтобы голос звучал как можно мягче, произнесла:
- Мамы нет, Мишенька. Она... уехала. Но я о тебе позабочусь, не бойся.
Миша, похоже, не очень понял смысл сказанного. Но, как это часто бывает с детьми, уловил интонацию - неуверенную, дрожащую - и оттого его губы тут же задрожали, а в огромных карих глазах собрались слезы. Он отпустил спинку и, всхлипывая, плюхнулся на попу, комкая в пальцах одеяло. Анна застыла в замешательстве. Ну вот, что теперь делать? Этот плач разрывал ей сердце.
Поколебавшись мгновение, она присела на край дивана и неуклюже приобняла всхлипывающего Мишу за худенькие плечики:
- Ну что ты, не плачь. Все хорошо. Хочешь... хочешь есть?
Миша перестал всхлипывать и поднял на нее заплаканные глаза. Шмыгнул носом. Кивнул.
- Вот и славно! Пойдем, я тебя умою, и будем завтракать. У меня есть... - Анна лихорадочно припоминала содержимое холодильника. - Блинчики!
Миша даже улыбнулся сквозь слезы и потянулся пухлыми ручонками, чтобы обхватить Анну за шею. Она замерла, чувствуя вдруг необъяснимое тепло, разливающееся в груди. Странное, щемящее чувство. Осторожно подхватив Мишу на руки, она понесла его в ванную, продолжая уговаривать, как завороженная этим новым ощущением близости:
- Сейчас умоемся, и все будет хорошо. Ты не бойся, я с тобой. Тетя Аня с тобой...
"Тетя Аня" - имя резануло слух своей формальностью. Но надо же было как-то себя обозначить. Анна, снова усмехнувшись собственным мыслям, принялась умывать Мишу, стараясь не касаться мокрыми руками его пижамки. Мальчик покорно подставлял лицо и даже начал агукать что-то, видимо, успокоившись.
В этом утреннем свете, льющемся из окна ванной, в этом уютном детском агуканье было что-то невозможно домашнее, теплое. Что-то, отчего у Анны вдруг защипало в глазах и затряслись руки. Она поспешно закутала Мишу в большое банное полотенце и прижала к себе, стараясь скрыть подкативший к горлу комок. Получается, она уже начала заботиться об этом малыше, сама того не заметив?
Остаток дня прошел в хлопотах и попытках хоть как-то занять внезапно свалившегося с неба ребенка. Миша сначала клевал носом над тарелкой блинчиков, устало моргая припухшими со сна глазами. Но умытый, накормленный и разрумянившийся, он вскоре начал оживляться и даже сделал несколько робких попыток исследовать квартиру, с любопытством трогая книги и безделушки.
Анна, чувствуя себя неожиданно бодрой и странно умиротворенной, следовала за ним попятам, то подхватывая норовящую упасть вазу, то отвлекая от опасных розеток. Мысли о Сергее, о его поступке, о будущем - все отошло куда-то на второй план. Мир сузился до этой квартиры и копошащегося в ней малыша.
Они даже сходили на короткую прогулку в ближайший скверик, где Миша с визгом носился между голых ноябрьских деревьев, распугивая ворон. Анна, кутаясь в пальто, смотрела на его маленькую фигурку и думала о том, как быстро все может измениться. Еще вчера она сидела в одиночестве у окна, не зная, чем занять бесконечный выходной. А сегодня в ее жизни появился этот ребенок. Чужой, непрошеный, но уже такой... свой?
Вечером, уложив умаявшегося Мишу спать, Анна устроилась с книгой в кресле, как всегда собираясь почитать перед сном. Но буквы прыгали перед глазами, не желая складываться в слова. Все мысли крутились вокруг Сергея, вокруг их разговора, который непременно должен состояться. Отложив книгу, она потянулась за телефоном. Гудки шли долго, прежде чем в трубке послышался сонный голос мужа:
- Да, Ань, слушаю.
- Нам нужно поговорить. - Анна старалась, чтобы голос звучал твердо.
- Поговорить? Ань, я на вахте, тут не до разговоров. Миша в порядке?
От этого вопроса, заданного как бы между прочим, Анну вновь обожгло обидой. Как он может спрашивать о Мише, когда у них самих все катится в тартарары!
- Миша в порядке, - процедила она сквозь зубы. - А вот мы с тобой - нет. Когда ты вернешься, нам придется серьезно все обсудить.
- Конечно, обсудим, - покладисто согласился Сергей и тут же сменил тему. - Слушай, тут такое дело... Задержусь я. Недели на три. Ты уж присмотри там за Мишкой, ладно?
- Сережа!..
Но он уже попрощался и отключился. Анна медленно опустила трубку на рычаг. Значит, вот так. Муж принимает решения, а ей остается только кивать и подчиняться? Исподволь, словно шаг за шагом выстраивая ход своих мыслей, Анна начинала понимать, что ее жизнь уже никогда не будет прежней. Но пока не знала, плохо это или хорошо.
Миша тихонько завозился во сне, и Анна поднялась, чтобы поправить на нем одеяло. Постояла над диваном, вглядываясь в умиротворенное детское личико. Провела рукой по разметавшимся светлым кудрям
Часть 2.
Прошло три недели с того дня, как Сергей привез Мишу и снова уехал на вахту. Три недели, наполненные хлопотами, открытиями и постепенным привыканием друг к другу. Анна металась между работой и заботами о ребенке, то и дело ловя себя на мысли, что начинает воспринимать присутствие Миши как нечто естественное и постоянное. С ним квартира на Васильевском вдруг ожила, наполнилась звуками, запахами, беспорядком. Тем особенным теплом, какое бывает только там, где есть дети.
Конечно, Анна не умела толком управляться с двухлетним мальчишкой. Первое время все валилось из рук - и тарелки, и стопки пеленок, и тюбики с детскими кремами. Миша то и дело норовил поставить себе синяк, разбить коленку или закатить истерику по совершенно непонятному поводу. Анна, еще вчерашняя чайлд-фри, металась по квартире, хваталась то за бутылочку со смесью, то за разбросанные игрушки и втайне мечтала о тишине и покое.
Но странное дело - чем дальше, тем больше ей нравилась эта внезапно нагрянувшая суматоха. Хлопоты о Мише заполняли ее дни до краев, не оставляя места для тоскливой рефлексии и одиночества. А по вечерам, укладывая сопящего малыша спать, она ловила себя на странном щемящем чувстве, будто исполняет что-то давно задуманное судьбой.
Они часто гуляли по набережным, наматывая круги вдоль свинцовой Невы. Миша восторженно улюлюкал чайкам, показывал пальцем на прогулочные катера и совал нос во все подряд, будь то гранитные сфинксы или свежевыкрашенные скамейки. Анна терпеливо отвечала на бесконечные вопросы, называла предметы, явления, рассказывала истории. И постепенно прошлое - ее студенчество, первые свидания с Сергеем, их свадьба - все это уходило куда-то на задний план, теряя четкость и яркость. Словно пелена спадала с глаз, и теперь она видела только этого ребенка - яркого, как солнечный зайчик, шебутного и в то же время очень ранимого.
В один из дней, гуляя в скверике у дома, Анна вдруг поймала себя на мысли, что Сергей, ее муж, уже почти не возникает в ее мыслях. Она вспоминала о нем лишь когда Миша спрашивал про папу. Приходилось отвечать что-то невнятное, обещать, что папа обязательно вернется. И каждый раз это обещание отдавалось горечью где-то в груди. Потому что сама Анна уже не была уверена, что хочет его возвращения.
Сергей так и не давал о себе знать, лишь однажды прислал телеграмму с очередным "Задержусь". Анна встретила это известие на удивление спокойно. Она понимала, что разговор между ними неизбежен, что придется решать, как быть дальше. Но чем дольше длилось это странное безмужнее существование, тем меньше ее тревожила перспектива объяснения. Она словно уже приняла для себя какое-то решение, хоть пока и не могла облечь его в слова.
Решимость пришла внезапно. Анна укладывала Мишу спать и, как обычно в последнее время, рассказывала ему на ночь сказку - про добрых фей, про далекие страны, про смелых мальчиков, побеждающих драконов. Миша слушал, затаив дыхание, а потом вдруг спросил:
- Тетя Аня, а ты меня любишь?
Вопрос застал Анну врасплох. Она замолчала на полуслове, вглядываясь в серьезные глаза ребенка. Такие недетские глаза - с отблесками печали и одновременно с робкой надеждой. Откуда, ну откуда в два года ребенок может знать про любовь?
- Конечно, люблю, Мишенька, - тихо сказала она, погладив его по голове. - Очень люблю.
- Насовсем? - уточнил ребенок с непосредственностью, на которую способны только дети.
У Анны дрогнул голос.
- Насовсем, милый. Ты мой мальчик. Мой сынок.
Миша удовлетворенно вздохнул, прикрыл глаза и через минуту уже спал. А Анна сидела рядом, осознавая вдруг со всей ясностью: да, насовсем. Этот ребенок - ее, и она от него не откажется. Будь что будет с Сергеем, но Мишу она не отдаст.
С этой мыслью она и уснула тем вечером. А утром, едва дождавшись открытия присутственных мест, поехала в ЗАГС и в органы опеки - узнавать, как удочерить ребенка. Путь предстоял непростой: куча бумаг, справок, экспертиз, доказательств, что она способна обеспечить Мише достойную жизнь. Но Анна была полна решимости пройти этот путь до конца.
Дни потянулись за днями. Анна металась между работой, которую не могла бросить, Мишей, в котором души не чаяла, и бесконечными коридорами официальных инстанций. Она научилась виртуозно менять подгузники, готовить самые невообразимые блюда из детского меню и параллельно заполнять многостраничные анкеты. Она почти перестала спать, урывая часы отдыха то за рабочим столом, то над очередным заявлением в органы опеки. Но странное дело - усталость не валила с ног, а будто придавала сил. Потому что теперь у ее стараний была цель.
И вот однажды, в один из хмурых декабрьских дней, Анна наконец получила на руки решение суда. Теперь Миша официально был ее сыном. Не приемным - родным по всем документам. Анна не помнила, как добралась до дома сквозь снежную круговерть - в груди будто разгорался маленький огонек, с каждой минутой разрастаясь все сильнее.
Дома ее встретил Миша - он уже научился бодро топать ей навстречу от двери, едва заслышав звук ключа в замке. Анна подхватила его на руки, расцеловала в пухлые щеки и, не в силах сдержать эмоции, прошептала:
- Все, Мишенька. Теперь ты мой. Насовсем.
Миша серьезно кивнул, словно в свои неполные три года уже все прекрасно понимал. А потом вдруг обхватил Анну за шею и выдохнул куда-то ей в плечо:
- Мама...
И время застыло. Анна стояла посреди прихожей, прижимая к себе теплое детское тельце, и чувствовала, как огромный ком подкатывает к горлу. Слезы - горькие и сладкие одновременно - потекли по щекам, капая Мише на макушку. Это были слезы облегчения, слезы счастья и одновременно страха перед будущим. Потому что теперь она была в ответе за этого ребенка.
Вечером, когда Миша уже сладко посапывал в своей кроватке, Анна села на подоконник с чашкой остывшего чая. За окном мела метель, фонари раскачивались на ветру, бросая причудливые тени на стены комнат. Где-то там, в снежной круговерти затерялся Сергей - ее непутевый муж, отец ее newly обретенного сына. Что будет, когда он вернется? Как объяснить ему ее решение, ее выбор? Анна пока не знала. Но твердо верила - у нее хватит сил отстоять свое право на Мишу. Потому что иначе и быть не может.
С этими мыслями она уснула прямо на подоконнике, свернувшись калачиком под пледом. А утром ее разбудил звонок в дверь - настойчивый, требовательный. Накинув халат и зевая на ходу, Анна пошла открывать. На пороге стоял Сергей - небритый, осунувшийся, с какой-то незнакомой женщиной под руку.
- Знакомься, Ань. Это Катя, моя жена, - глухо произнес он, глядя куда-то мимо Анны. - Мы приехали за Мишей.
"Ваш лайк – луч света в душе автора. Подписка – рассвет новой главы вашей жизни. Встречайте этот день вместе с нами!" Подписаться