Все части детектива здесь
Я оставляю машину в самом начале улицы, остальной путь пойду пешком, чтобы не спугнуть того, кто сейчас с упорством ищейки рыскает там и вспоминает, где же лежит то, что ему так необходимо. Мне придется двигаться тихо, очень тихо... Хорошо, что в самые нужные моменты мои ноги становятся буквально кошачьими лапами, способными на то, чтобы ходить, как кошка, даже не ходить, а плыть над землей. Для следователя это очень важный навык... Я сейчас думаю об этом, стараясь отвлечься и по-максимуму скинуть напряжение от происходящего. Ставлю телефон на беззвучный режим. Вот и развал. Сейчас только вперед и очень тихо, чтобы не спугнуть.
Часть 14
– Марго! – возмущается он – ты где такого нахваталась? И что случилось?
– Да нет, просто мечта этой девочки кажется мне странной – заявляю я Руслану – я думала, она там, мечтает стать моделью, или актрисой, или мечтает иметь собственную квартиру и бесконечную кучу денег...
– А она о чем мечтала?
– А Элла просто мечтала найти маму, представляешь?
– Ого! Нет, подожди, как это так? Отец наверняка все уши ей прожужжал о том, какая ее мама была плохая и распутная женщина, но девочка почему-то мечтала встретиться с ней!
– Клим, ну честное слово – ты как ребенок. Запретный плод сладок – слышал про такое? Тем более, когда запрещает тот, кто тебя постоянно контролирует, особенно, твои финансы.
– Знаешь, я думаю, она хотела убедиться, что отец говорит правду. Или врет. Что-то одно из двух. Ведь наверняка он говорил ей, что она своей матери не нужна, раз та бросила их.
– Ладно, я этим все понятно. Но как этот неизвестный, который заманил ее на эти развалы, хотел объяснить ей, что нашел ее родительницу?
– Я думаю, она просила его помочь ей в этом. И это доказывает то, что твой третий психолог неправ – она бы не стала обращаться с такой просьбой к зеленому юнцу – своему ровеснику. Для этих целей у нее должен был быть тот, кто будет мобилен, то есть на машине, старше и опытнее.
– Думаю, ты прав. И скорее всего, она владела хоть какой-то минимальной информацией о своей матери, которую передала и ему. Итак, он этой запиской заманивает Эллу на развалы, разговаривает с ней о ее матери, видимо, говорит о том, что устроит им встречу, а потом требует расплату за оказанную услугу. Так, а что там с оперативниками? Они что-нибудь обнаружили?
– На развалах ничего подозрительного, что можно было бы отнести к делу тридцатилетней давности. Марго, погодные условия в любом случае сделали бы свое дело. Кроме того, там постоянно обитают какие-то подозрительные компании, земля туда все равно какая-то наносится, мусор туда периодически выкидывают. Так что... Напрасно было бы думать, что можно что-то там найти.
– Ладно, с этим понятно. По крайней мере, наша совесть чиста. А в комнате Эллы?
– А вот в комнате уже интереснее. Мы нашли личный дневник Эллы.
– Вот как? И как так получилось, что его не обнаружили те, кто ее искал?
– А девушка была хитра и спрятала его под половицу, а сверху лежал толстый ковер. Милиционерам и в голову не пришло шарить под ним. А наши нашли. Кстати, половица та еще располагалась под радиатором отопления.
– У них же частный дом? Что, отопление централизованное?
– Нет, есть своя котельная. Так вот, дневник сейчас просматривают наши спецы, как только найдут что-то интересное – сразу сообщат. Но это будет, уже, конечно, в понедельник.
– Дневник толстый?
– Нет, она начала вести его где-то за год до исчезновения, но писала не каждый день.
– Что-нибудь еще?
– Фотоальбомы отсматриваются, их немного, там в основном Элла с самого детства, ну и до своего пятнадцатилетия, есть фото с отцом. А в отдельном конвертике за обложкой альбома она хранила фото матери, очень много фотографий. В общем, наши опера все там осмотрели, и все улики привезли спецам. Но из самого выдающегося – это, конечно, дневник.
– Слушай, Клим, пожалуйста, привези его мне. Наверняка специалистам есть, чем заняться, работы у них непочатый край. А я здесь что, просто так буду сидеть?!
– Хорошо, в понедельник привезу, когда отпечатки пальцев снимут с него. Вроде я все рассказал, основное, по крайней мере, то, что требует повышенного внимания.
В воскресенье я чуть не сатанею от того, что мне абсолютно нечем заняться. Но во второй половине дня меня приходит навещать сначала Владлен Аристархович, а затем психолог Евгения Романовича. Оба с цветами и гостинцами.
Санитарка, убираясь в моем номере, ворчит, что цветы скоро продавать будут – заставлена вся палата, а в холодильнике портятся продукты. А у меня возникает одна мысль. Я действительно ведь не ем много, а холодильник забит фруктами. Спрашиваю у санитарки, не лежат ли в палатах одинокие старички или может быть, в других отделениях. Также подошли бы и дети. Она кивает утвердительно, говорит, что здесь, в травматалогии есть и старушки с переломами шейки бедра, что очень опасно в их возрасте, ну и еще с чем-то. Прошу ее унести им фрукты, она с радостью соглашается, благодарит меня, говорит, что смотреть на них жалко, на этих всеми брошенных стариков. Пусть хоть порадуются.
Когда она возвращается, глаза ее светятся.
– Просили передать вам огромное спасибо.
Что же – очень хорошо, хоть кому-то смогла помочь, пока лежу здесь. Скорее бы уж выписаться – плечо почти не болит. Рус и Юрчик навещают каждый день, и хотя я запрещаю им привозить мне еду – все равно привозят.
В понедельник с утра звонит Даня и говорит мне, что на месте, откуда стреляли и куда потом неизвестный побежал, был обнаружен след от мужской обуви, довольно стертый. Привезли кинолога с собакой, она вроде взяла след, но вывела к трассе и остановилась там, из чего следует, что преступник сел в машину и скрылся. В кустах, через которые он бежал, ничего обнаружить не удалось.
– Это и нужно было предполагать – говорю я – конечно, он был на машине. Ладно, что еще?
– Пока ничего, Марго. Работаем с уликами из комнаты девушки. Я удивляюсь, как альбомы не забрали те, кто искал ее. Дневник я отдал Климу – когда он заберет папку с делом из архива, то привезет тебе и дневник.
Благодарю его и в нетерпении хожу по палате, ожидая Клима. Мне уже хочется углубиться в дневник девушки – так время полетит быстрее.
Присаживаюсь на кровать, потом ложусь и чувствую, как веки мои сковывает сон. Это даже не сон, дремота, туман, наваждение. В этой дремоте я вижу, как иду следом за девушкой в пышном платье и алой атласной ленточкой в волосах. Она иногда оборачивается и смотрит на меня, словно взглядом приглашая следовать за ней. Все уверенне и увеннее, шаг за шагом, вот она даже машет мне рукой. Мы идем вдоль бывших комнат общежития и вдруг останавливаемся перед одной из них. Комната уже, конечно, без двери, что там навалено внутри? Какая-то панцирная сетка от кровати, закопченый чайник, много мусора. Она показывает мне пальцем куда-то на середину комнаты, а потом вдруг резко разворачивается и исчезает.
– Элла! – вскрикиваю я и просыпаюсь.
Тут же надо мной склоняется мужское лицо, у меня в глазах все плывет, и я ору так громко, словно не понимаю – нахожусь я в реальности или до сих пор в том самом сне. Мужчина отстраняется от меня, я слышу, как зовут доктора, он приходит и старается привести меня в чувство.
– Маргарита! Маргарита! Посмотри на меня!
Мой взгляд становится осмысленным, я хватаю его за руки.
– Доктор, все хорошо! Все хорошо, доктор!
– Марго, сколько пальцев?
– Три – безошибочно определяю я.
– Марго, что это было?
– Простите, мне приснился плохой сон – и только сейчас я вдруг узнаю склонившееся надо мной мужское лицо. Он стоит у стены, и это психолог Руслана – Сергей Захарович - здравствуйте!
– Здравствуйте, Маргарита – он протягивает мне цветы, но потом отдает их медсестре и с располагающей улыбкой просит ее поставить их в вазу.
– У нас уже ваз не остается для букетов Маргариты Николаевны – бурчит та.
– И все-таки я прошу вас, милое дитя, найти самую красивую.
«Милое дитя» краснеет от удовольствия, и я понимаю, что сейчас она в лепешку расшибется, но вазу найдет.
– Я надеюсь, Маргарита Николаевна, что это не мой визит так повлиял на вас? – он целует мне руку.
– Нет, что вы – с некоторым раздражением отвечаю ему – я же говорю – это сон.
– Я пришел справиться о вашем здоровье. Разрешите, я присяду?
Он устраивается на стуле, и мы некоторое время говорим с ним обо всем, кроме моего дела. Я замечаю, что этот человек умеет развеселить, и сам смеется так заразительно, что просто хочется взять с него пример.
– Ну, вот вы и повеселели, душенька! Что же – он встает – моя миссия выполнена. Я пришел сюда, чтобы поднять вам настроение.
Он прощается со мной, а когда входит доктор, говорит ему:
– Берегите этот бриллиант, доктор, берегите!
И уходит.
Через некоторое время приходит та самая медсестра, «милое дитя», присаживается ко мне на кровать и спрашивает таинственным голосом:
– Маргарита Николаевна, ну, расскажите мне, кто этот импозантный мужчина, который навещал вас, а? Пожалуйста!
Ага, рыбка попалась на крючок! Ну, главного-то ты, душенька, и не знаешь!
– А что? – спрашиваю ее также загадочно – заинтересовал?
– Он такой интеллигент! Кто он? Актер? Режиссер? Продюсер?
– Боюсь вас разочаровать...
– Ну, Маргарита Николаевна – тянет она.
– Вот мне просто вас жаль, чисто по-человечески...
– И все же?
– Вы уверены?
– Да!
– Он психолог!
Она делает страшные глаза и чуть ли не отшатывается от меня.
– Да ну? – говорит недоверчиво.
– Вы сами просили! Он учил еще моего мужа.
Я ведь прекрасно знаю, что в большинстве своем врачи психологов не любят, и открещиваются от них, как черт от ладана, считая их просто «бла-бла-бла». Не то, что не любят, а презирают. Она уходит, крайне разочарованная, а я тихонько смеюсь: жить с психологом – дело не из легких.
Наконец приезжает Клим.
– Я без тебя тут чуть не повешалась – говорю ему – психологи эти забодали, чего им от меня только надо? Один за другим шатаются.
Он отдает мне папку с делом Эллы, я открываю ее и сразу нахожу копию записки, сама записка, видимо, в уликах и хранится тоже в архиве, если не уничтожили за давностью времени. А то, что все материалы оцифровали – молодцы. Отдаю Русу эту копию:
– Пусть прогонят через почерковедческую экспертизу на соотношение с почерками всех участников расследования. Вдруг, что-то да отыщется. Но это на удачу, так как вряд ли среди наших участников найдется такой человек.
– Марго, он где-то рядом, потому и стрелял в тебя.
– Но я не знаю, кто это, Клим. И это меня немного пугает. Ладно, езжай, работы много, я пока полистаю дело, а потом возьмусь за дневник Эллы.
Так, что там у нас...Ага, записка – это понятно, в комнате изъяты личные вещи, при обследовании здания никаких особых улик обнаружено не было, следов – тоже. Скорее всего, милиционеры прошли мимо этой большой комнаты или осмотрели ее, спустя рукава, даже не думая о том, что именно там могла принять свою смерть девушка. Странно, что не было обнаружено орудие преступления, то самое, которым ее ударили по голове.
Кстати, зачем она приходила сегодня ко мне во сне? Тоже феномен, неподдающийся объяснению. Что она хотела этим сказать? Ладно, посмотрим, что тут дальше. Следует заметить, что папка с делом довольно скудная, видимо, милиция искала плоховато, несмотря на то, что Элла была дочерью начальника главка. Дальше идут сухие факты, цифры и... ничего существенного.
А вот дневник Эллы довольно интересен.
«Псих утверждает, что свернет горы для меня. Он реально – псих! Привез мне букет цветов, интересно, откуда деньги? Он же просто...»
Дальше запись обрывается.
«Он обещал мне помочь отыскать мать. А учитывая, что больше всего в жизни я хочу именно этого...»
Как-то странно Элла вела дневник, словно бы начинала писать, а потом что-то останавливало ее.
«Псих принес бутылку шампуня – хотел распить ее только со мной, но я позвала девок – вот смеху было! Ушел обиженный... И чего привязался ко мне?»
Что за псих? Кого она так называет? И кто он? Элла пишет «он же просто», продолжить можно, как угодно – он же просто рабочий, дворник, слесарь... Для Эллы все, кто ниже ее отца – просто... ничтожества. Ох, уж эти избалованные детки в норковых пеленках! Я думала, в Советском Союзе таких меньше было!
Только вот такие отрывистые фразы, и больше ничего. В остальном – сердечки, рисуночки, описание вечеринок, прогулок с девочками и все про знакомых парней. Почему только про этого она пишет «псих»? Остальных-то называет нормальными именами, правда, остальные, судя по всему – зеленые юнцы, которых Элла с удовольствием учила искусству любви.
«Мне противно после того, что у нас было с психом...»
«Совсем недавно он сказал, что близок к цели...Скоро, возможно, я увижу маму!»
Все, больше ничего существенного. И дневник этой бедняжки ничего не дал. А самое примечательное – ни слова про отца! Из ее записей я сделала один вывод – имея влиятельного отца, эта девочка была чертовски одинока. Да, он обеспечивал ее всем, чем считал нужным, она ни в чем не нуждалась, но у нее не было самого главного – тепла и любви. Ее отец, сухой, безэмоциональный человек, совершенно не умел проявлять чувства, а девочка, да еще разлученная с матерью, остро нуждалась в том, чтобы ее кто-то выслушал, понял, приласкал. Отсюда и образ жизни – своеобразный протест. Вот, связалась с каким-то психом...
Ладно, от этих вопросов голова кругом. Ясно одно – эта девушка страстно хотела воспротивиться хоть раз отцу – и не решалась. Интересно, откуда он знает, что она хотела найти мать? Впрочем, это не суть важно, он говорил, что нанял экономку, возможно, Элла доверяла ей, а та все рассказывала хозяину.
Жуткая история. А может быть, ее убил... отец? Ну, например, ему надоело то, что Элла ведет такой образ жизни, он не хотел, чтобы она стала такой же, как ее мать, и отправил ее на тот свет. Но ужасным будет считать, что перед этим он надругался над ней, этого просто не может быть, видно, что Гельберт старался быть хорошим отцом, но при этом абсолютно не знал, как это делается. Девочке нужна была любовь – он же стремился обеспечить ее только материальными благами. Потому она и хотела найти мать – в надежде получить от нее это недостающее.
Несколько оставшихся в больнице дней я провожу в жутком нетерпении – мне скорее хочется на работу. Меня уже по которому кругу навещают коллеги, друзья, психологи, а Рус и сын вообще не выводятся.
За это время мало что удается узнать. Альберт Эдуардович присылает нужное видео, я включаю его в ожидании, в надежде увидеть, кто же выйдет из машины и предложит Карине Дроздовой сесть. Каково же мое разочарование, когда на видео я вижу, что она всего лишь подходит к машине со стороны водителя, а потом садится рядом на пассажирское сиденье. При этом она закрывает собой окно в котором видно лицо этого человека. Только маленький кусочек лица можно увидеть, не более того. Дом расположен чуть сбоку, поэтому съемка неудачная. Видимо, и сам Альберт это понимает, потому что пишет мне: «Извините, это все, что я могу». Единственное, за что реально зацепиться – на короткий миг, пока Карина обходит машину, лицо этого человека видно за закрытым окном автомобиля.
Перенаправляю видео Дане, объясняю ему, что делать, пишу о том, чтобы из этого кусочка лица человека, а потом и изображения за стеклом, выжал по максимуму. Он отвечает мне также, как Альберт, что сделает все возможное, но не факт, что это удастся. Вот как же я не подумала о том, что этот подонок и не станет покидать машину, ведь Карина знала его и доверяла, и спокойно села в машину сама.
Даня предупреждает, что это будет не так легко – все-таки съемка проводилась на расстоянии, достаточно далеком от дороги, искажалась окном самой квартиры, ну и стеклом автомобиля.
– Данюш, слушай, ну, как получится. Передал бы ты все остальное стажерам, а сам занялся вплотную видео.
– Так и сделаю – отвечает он – в конце концов, это сейчас важнее всего остального.
Наконец меня выписывают. Рука и плечо еще побаливают, немеют иногда, но все-таки мне уже намного легче. Сразу после выписки муж устраивает мне праздник с шашлыками и коллегами. Приходят все, в субботний день, и мы очень весело проводим время. Они во всю хвалят Юрчика, что он не растерялся тогда, и мой сын становится настоящим героем – в местных пабликах выходит короткая статья под названием: «Тринадцатилетний подросток профессионально накладывает повязку раненой матери. Как не растерятся ребенку в подобной ситуации». Хорошо, что Юрка скромен и не зазнался, наоборот, ему неловко, что теперь сверстники и школьная шпана ходят за ним по пятам и снова, и снова расспрашивают его о произошедшем.
Ну, а в понедельник мне уже опять пора на работу. Утром мне звонит Владлен Аристархович, интересуется, готова ли «к труду и обороне» и заявляет:
– Маргарита, милая моя! Я все-таки делаю вывод о том, что преступник имеет некие психологические знания. Я уже настаивал на этом, но повторюсь еще раз. Без этих знаний он не заманил бы в ловушку столько девушек сразу. И потом – ему нужно было изучать их, их характеры, то, чего они хотят. Если в близком окружении девушек вы такого человека не обнаружили, то это значит, что подобное давалось ему легко с помощью определенных знаний – несколько слов, и все – он прекрасно понимал, о чем идет речь. Ну, как-то так...
– Спасибо вам, Владлен Аристархович.
Слово «псих» в дневнике Эллы вдруг приобретает для меня совершенно иное значение. Этот человек не был психом в прямом понимании этого слова, скорее всего, в то время он просто учился на психолога, и вполне мог быть аспирантом. А поскольку многие видели этого подозрительного аспиранта, а в дневнике Элла писала, что просила его о помощи в поисках матери, то и сомнений быть не может, что это именно тот человек, который убил Эллу.
На работе с утра не происходит никаких событий – у меня накопилась куча отчетов, потому я стараюсь сосредоточиться на них, отбросив все остальные мысли. Клим уехал куда-то по делам, оперативники тоже разъехались. На несколько минут приходит Ди – спросить о моем здоровье и просто поболтать.
После ее ухода я вдруг вспоминаю свой сон там, в больнице, сон, после которого я очнулась и увидела перед собой лицо психолога Руса. Что же мне снилось? Ах, да! Что Элла ведет меня куда-то за собой! А потом на что-то показывает, в одной из комнат заброшенного здания. Я вдруг вскакиваю с места и начинаю лихорадочно думать. А не хотела ли девушка из сна указать мне на то, что в этой комнате спрятано что-то, что имеет отношение к ее убийству?
Я проверяю оружие, беру со стола ключи от машины. Если вдруг что – действовать придется самой – опера и Клим на выезде.
Когда я уже трогаюсь с места и начинаю движение в сторону того района, где расположен заброшенный дом, на связь выходит Даня.
– Марго, я оцифровал изображение и буквально по кусочку установил лицо человека. Посмотри.
Открываю мессенджер, торможу машину и бросаю взгляд на того, кто посадил к себе Карину Дроздову. Не может быть! Это ошибка какая-то?! Лицо человека на видео явно моложе, но с трудом я узнаю его. Те же черты, тот же взгляд...
– Марго? – обеспокоенно спрашивает Даня – Марго, ты в порядке? Знаешь этого человека?
– Ты тоже его знаешь – быстро говорю я – Даня, послушай, выясни пожалуйста, где сейчас этот телефон, в какой соте?
Называю ему номер. Он перезванивает и говорит мне:
– Маргарита, телефон движется по направлению к заброшенному дому, я полагаю. По крайней мере, он в том районе.
– Все, Данюш, я отключаюсь.
– Маргарита! Марго, не смей! Ты одна туда поехала, что ли?
Я знаю, что первым делом он поднимет на ноги всех оперативников и Клима. Но нет времени ждать. Я знаю, зачем убийца поехал в развалы, и удивляюсь тому, что он не сделал этого раньше. Теряет навык, скорее всего.
Я оставляю машину в самом начале улицы, остальной путь пойду пешком, чтобы не спугнуть того, кто сейчас с упорством ищейки рыскает там и вспоминает, где же лежит то, что ему так необходимо. Мне придется двигаться тихо, очень тихо... Хорошо, что в самые нужные моменты мои ноги становятся буквально кошачьими лапами, способными на то, чтобы ходить, как кошка, даже не ходить, а плыть над землей. Для следователя это очень важный навык... Я сейчас думаю об этом, стараясь отвлечься и по-максимуму скинуть напряжение от происходящего. Ставлю телефон на беззвучный режим. Вот и развал. Сейчас только вперед и очень тихо, чтобы не спугнуть.
Продолжение здесь
Спасибо за то, что Вы рядом со мной и моими героями! Остаюсь всегда Ваша. Муза на Парнасе.
