Мог ли Пушкин в те времена, когда поэзия была священной жертвой Аполлону, говорить о поэзии прямо? Мог — на то он и Пушкин, ярко и просто отразивший в стихах весь творческий процесс: И мысли в голове волнуются в отваге, И рифмы легкие навстречу им бегут, И пальцы просятся к перу, перо к бумаге, Минута — и стихи свободно потекут. Но, отдавая дань традиции, прибегал и к торжественным иносказаниям.
Например, в стихотворении «Рифма, звучная подруга…» так живописал поиски вдохновения: Феб <…> бродил во мраке леса, И никто, страшась Зевеса, Из богинь иль из богов Навещать его не смели — Бога лиры и свирели, Бога света и стихов. Цифровому поколению стоит напомнить, что Феб — «лучезарный», «сияющий» — это прозвище покровителя искусств, предводителя муз Аполлона. Лира — его постоянный атрибут, Аполлон любил музицировать. А вот свирель в руках Аполлона — от «лукавого», от козлоногого Пана, весельчака и сладострастника, вечно гонявшегося по лесам за нимфами. Но Пушкину важен образ двух родов гармонии: лира символизирует утонченность, свирель — страсть, живость, «первобытную дикость».
Впрочем, часто лира и свирель у Пушкина — полные синонимы поэзии как таковой.
Оставишь ли свирель, умолкнешь или нет?.. Подумай обо всем и выбери любое: Быть славным — хорошо, спокойным — лучше вдвое — пишет он в послании «К другу стихотворцу», советуя Кюхельбекеру с поэзией порвать.
Ну, а лира была символом всей пушкинской поэзии: И долго буду тем любезен я народу, Что чувства добрые я лирой пробуждал…
