Шли дни, какие – быстро, какие – мучительно долго и тягостно. Зима доживала свой срок, а вместе с тем в каждой семье свои дела творились.
В доме Горазда главная забота одна была: Найду на ноги поставить. Все, что сказывала Малуша, выполнили. Ждали скорого исцеления девки, освобождения от нежеланных чар, а толком ничего не менялось. Вроде бы, и хуже Найде не становилось, но и прежней она не стала: взор был потухшим, голос – слабым. Силы к ей не возвратились, и это продолжало глодать всех домочадцев. Матрена частенько тихо плакала, Беляна – вторила ей, а мужская половина семьи думу крепкую думала.
Малуша навещала Найду, каждый раз какую-то новую травку приносила или снадобье. Старались они, как могли, общими усилиями побороть странный недуг. Но изо дня в день продолжалось одно и то же: девка едва открывала глаза с утра, едва умывалась, причесывала свои светлые волосы, и тут же на лавку снова ложилась, ибо сил ей не хватало даже косы заплести.
Беляна, утирая слезы, заплетала косы любимой сестрице, да втайне по Радиму горевала. Хоть и испугалась она, когда услыхала про приворот, а все равно его не осуждала, все равно сердечко ее по нему ныло…
Дед Сидор, насмотревшись на страдания Найды, однажды присел за стол, хлопнул себя по колену и сказал:
- Ну все, Горазд, сил моих больше нет! Поди сюда, потолкуем.
- Что удумал, отец?
- Мочи нет глядеть на бедную девку. Надобно чего-то делать, а то мы сидим и ждем, не знамо, чего.
- К чародею идти советуешь? Так я уж мыслил про то. Да обождать бы маленько: снегу в лесу по пояс, идти далече, не одолеть нам такого пути. Идти-то кому? Мне с Любимом. Более никто по своей воле к ведуну не пойдет. Радиму говорить о том не надобно: как есть, помешает.
- Верно говоришь. Не надобно. И согласный я, что обождать маленько следует. Такую дорогу нынче не осилить на своих ногах. Я вот что мыслю: надобно на базар ехать.
- Это еще зачем?
- Да затем, чтобы разузнать там у народа, где бы знахарку толковую сыскать или колдунью какую сильную, чтобы сюда привезти. Надобно Найду еще кому показать. Малуша травница искусная, да вот с темными чарами дел не имела, а тут, думается мне, кто посильнее надобен.
Задумался Горазд и кивнул:
- А правду говоришь, отец. Надлежит в путь собираться. И то верно: съездить, поспрашивать у людей, авось, кого и присоветуют. Хорошо бы Найду с собой взять, да боюсь, не сдюжит девка пути долгого. Придется сюда везти знахарку.
- Я с тобой поеду, отец! – выскочил Любим, подслушивающий из дальней горницы.
- Поедешь, - заверил Горазд. – Нам бы еще кого с собой прихватить, может, Миняй сынка пошлет, или сам сподобится. Зима ведь, волки рыщут, да и с базара-то всяко муку повезем, да еще какую снедь. Нам бы пару саней-то.
- Ох, - отозвалась Матрена, - как бы Радим не углядел, что едете вы, еще удумает чего недоброе!
- А мы затемно выедем, авось, не заметит никто.
И пошел Горазд к Миняю-старейшине беседовать о поездке в соседнее селение. Найда все это время тихо лежала, закрыв глаза, а тут открыла их и проговорила:
- Скоро ль зима кончится, матушка? Какой месяц нынче?
- Так февраль, дочка. Скоро зиме конец, весна наступит. Как говорят: февраль силен метелью, а март – капелью!
- Февраль… это «сечень», по-старому?
- И сечень, и снежень… а то, бывало, и ветродуй. По-разному наши прадеды его кликали. А ты что вдруг спросила-то?
- Да так… подумалось… чую я, до лета не дожить мне… чуть снег сойдет, помру я. Сердце мне так говорит.
- Что ты, дочка! – в страхе замахала руками Матрена, а сама заплакала. – Ты жить будешь, на ноги станешь! Придумает отец, как хворь эту из тебя выгнать! Придумает, потерпи чуток, девонька моя!
Найда только тихо вздохнула и снова закрыла глаза. А Матрена стряпню бросила, пошла в уголок, на лавку рухнула и рыдать принялась, зарывшись лицом в полотенце. Слова дочери болью полоснули ее по сердцу. Дурно молвила Найда, ох, дурно! Молчана недавно схоронили, еще сороковины его не минули, а девка о смерти заговаривает! Не дай Бог! Ох, как бы не утянул ее за собой свекр-то несостоявшийся…
Покуда Матрена сотрясалась от беззвучных рыданий, вернулся Горазд. Он увидал эту «мокрую» картину и сказал:
- Что ты, мать! Давай-ка снеди нам с собой собери: затемно выдвигаемся. Миняй с нами поедет, да сына с собой возьмет. Некогда слезы лить. Пойдем, Любим, на двор: сани готовить, да упряжь проверим, справна ли.
- Эх, вот это ладно, это хорошо! – обрадовался дед Сидор, подвигаясь к печке.
Мнилось старику, что надобно, хоть ты тресни, ехать нынче на базар. Он и сам не ведал, что натолкнуло его на эту мысль, а чуял: Господу так угодно.
Собрались, нагрузились, утеплились. В обмен на муку Горазд вез меха, кое-какую снедь да много разного скарба: корзины плетеные, короба, деревянную посуду. Затемно выехали, да, на счастье, не встретили никого из дома Молчана. Матрена, провожавшая их до ворот селения, зорко за тем наблюдала.
Когда шла она обратно, домой, то Любаву издали увидала: та поднялась рано, и, как тень, на дворе у себя хозяйничала. Жаль Матрене было бедную бабу: потерять такого толкового мужа, одного из первых мужиков селения, было большим горем. На нем, да на Радиме держался весь их быт. На них, главных кормильцев, была вся надежда. Бывало, и Молчан, и Радим, и Вятко столько дичи могли подбить, сколько не удавалось никому во всей деревне! В такие лесные дали забирались, мед диких пчел добывали. А нынче… двое уж в сыру землю полегли. Оставался Радим: он сейчас главой семьи сделался. Вот только с ним неладное творилось что-то… не прежний это уже был парень, не прежний… Матрена ненароком перекрестилась.
Едва полдень наступил, Радим – тут как тут, пожаловал к невесте. Как почуял, что творится что-то за его спиной! Спящую Найду, по обыкновению, по руке погладил, провел пальцами по светлым косам.
Матрена искоса наблюдала за всеми его телодвижениями, но в отсутствие мужа говорить с ним открыто не решалась. Перекинулась парой слов, как ни в чем не бывало, предложила киселя свежего. Радим же, заметив, что никого из мужчин дома нет, уверенно сел за стол и молвил:
- А что, где же Горазд? Не видать никого на дворе-то. Никак в лесу?
- По надобностям отбыл, - уклончиво ответила Матрена. – Скоро явится.
А у самой сердце не на месте! Ох, а скоро ли ждать-то их? Поди, к ночи только, дай Бог. А через лес-то страшно ехать!
- Загляну позже к нему, - поднялся Радим. – Дело у меня к нему имеется!
Ох, что там еще за дело такое, думала напуганная баба. Скорее бы уж выпроводить его!
Это ей удалось. Задерживаться жених не стал, отправился восвояси. Только Матрена перекрестилась после его ухода, как на крыльце Радим с Беляной повстречался. Девка несла воду.
- Подсобить? – усмехнулся он.
Беляна замялась. Сама могла она воду отнести, да злодейка-любовь сердце ее молодое точила, и она промолвила с опущенными глазами:
- Будь добр, подсоби.
Радим обогрел ее взглядом и подхватил у нее ведерки. Когда их руки соприкоснулись, Беляна отдернула их, точно обжегшись.
- Что ты, красавица? – удивился он. – Без рукавиц на мороз ходишь? Студено на дворе-то!
Девка смутилась и проговорила едва слышно:
- Да не зябко мне. Я же мигом за водой…
Радим занес воду в сени, Беляна пошла за ним. В сенях он неожиданно поставил ведерки на дощатый пол и обернулся к ней. Беляна с трудом различала его лицо в полутьме сеней. Неожиданно Радим шагнул к ней, прижал к стенке и прошептал:
- Не бойся, красавица, дурного тебе не сделаю! Знаю я, что сестрицу свою ты любишь. Верно?
Беляна усиленно закивала.
- И мне она люба. Потому я и желаю свадьбы нашей. Только вот порвать помолвку отец ваш хочет – слыхала ты об этом?
- Слыхала… - прошептала девка.
- Говорят, приворожил я Найду, не по чести поступил. А я на все ради нее готов! Стану ей мужем, и тебя не обижу. Уразумела? Будешь в нашем доме желанной гостьей. А то, вон, за братца моего меньшого пойдешь. Одной семьей станем! Ты только дурного обо мне никому не говори, да сестрице почаще добрые слова молви. Про меня поминай, что, мол, любые желания ее исполню.
Беляна слушала Радима раскрасневшись, да только он не мог заметить этого в темноте. Стыдно ей было, но и сладко внимать его речам: сердце замирало от мысли, что породнятся они. Она только кивала и молча глядела на него.
- А коли узнаешь, что отец будет говорить обо мне с Найдой, ты мне расскажи, - страстно зашептал Радим. – Я дурного не мыслю, и с вами родство наладить хочу, а не порушить!
Беляна отвечала:
- И я этой размолвки не желаю…
- Ну, а коли не желаешь, так сделай, как я говорю!
С этими словами Радим прижался горячими губами ко лбу дрожащей Беляны. Ее алые губы горели в ожидании поцелуя, но она тут же укорила себя за такие мысли. «Грех это, грех! – думала девка. – Не твой жених, не твой! Эх… а если б был им…».
Смутившись, Беляна схватила ведра и распахнула дверь горницы. Радим тихонько вышел вон.
Матрена, завидев раскрасневшуюся дочь с поблескивающими глазами, бросила через плечо:
- Чтой-то долго ты! Лей, скорее, в кадку!
Беляна, заалевшись еще больше под пристальным взглядом матери, выплеснула воду и снова скрылась в сенях. Подумать ей надобно было, отдышаться, в себя прийти. Сердечко стучало, точно безумное после горячего прикосновения Радима. Девке мечталось, что когда-нибудь Радим запечатлеет на ее губах настоящий, взрослый поцелуй, и оттого жарко становилось в груди и все ее существо замирало от этой безумной мысли…
Вечером заперлись как обычно, накрепко, но Матрена нет-нет, да и навострит ухо: не слыхать ли скрипа полозьев? Не слышен ли говор? Не едут ли?
Спать они с дедом Сидором не ложились, покуда ждали Горазда с Любимом. Старик мастерил что-то возле печки, а Матрена снедь потихоньку на стол собирала к поздней вечере. Наконец, возвратились: кучу добра с базара навезли, но знахарки никакой с ними не было.
Когда уж уселись за стол, Горазд рассказал об их поездке. Обошли они там пол селения, все выведывали, где бы им сыскать местную знахарку либо знахаря. Народ им присоветовал кое-кого, да померла та бабка аккурат в начале зимы. А уж сильной и знающей ее расписывали! Расстроились они было. Но, базар на то и базар: завсегда что-то нужное сыщешь. Одна баба, медовыми пряниками торгующая, клялась и божилась, что в Медвежьем Углу живет дельная знахарка – некая Агнеша. Мол, не только хвори лечит, но и в другом подсобить сумеет.
- Потому, - заключил Горазд, - вскорости мы с Любимом туда и отправимся.
- Ох, - испугалась Матрена. – Далече то! Коль скоро управитесь-то, родимые?
- За день вряд ли поспеют, - рассуждал дед Сидор. – До Медвежьего Угла отсюдова часов пять-шесть езды. Но, покамест отыщут знахарку, покамест побеседуют… глядишь, и стемнеет. Негоже ночью через лес-то ехать. Потому на постой надобно будет к кому-то проситься. При добром раскладе, на второй день к вечеру будут – ежели ничто не помешает. Только ехать надобно, как снег сойдет, иначе завязнуть можно, в лесу-то. В Медвежий Угол путь лежит неблизкий.
- Эх, - отвечал Горазд, – нам медлить-то не должно! Снег, поди, сойдет когда? Месяца два в лесу пролежит. А дочка-то слабеет день ото дня. Как она, подымалась ли?
- Ох, отец, Радим тут являлся, снова сиживал возле нее.
- И что ж? – насторожился Горазд.
- А ничего. Посидел, киселя испил и выпроводила я его восвояси. Он с делом к тебе с каким-то пришел.
- Обождет. Я с ним нынче дел никаких иметь не желаю. Вот только сороковины Молчана пройдут, там и помолвку порву.
Беляна, задремавшая было в своем уголке, навострила слух. Увещевал ведь ее Радим нынче рассказать ему, коли что отец говорить станет! Девка уразумела из речи отца, что следовало.
Меж тем Любим, которому покамест высказаться не давали, не сдержался:
- Окромя того, произошло такое в том селении – ввек не поверите! – воскликнул он.
- Ну? – крякнул дед Сидор. – Что ж еще стряслось?
- Видали мы там дружинных – как есть, из самого Новгорода, из дружины княжеской! Доспехи, плащ – все, как у Мечислава было! Я, как завидел их, отца толкаю: мол, гляди!
- Все так, - подтвердил Горазд. – Надоумил меня Любим пойти к ним. Не хотел я было соваться, да поддался на уговоры. Побеседовали, оказалось – по княжьей службе они здесь, по делу тайному, которого нам, ясно, не открыли. Ну, мы сами назвались – кто такие, да откуда. Про Мечислава у них спрашивали – не ведают ли они, кто таков? Оказалось, ведают! Да только выслан он с отрядом куда-то далече. Тут я не выдержал, просил их – мол, вернется он в Новгород, отыщите его, ради Христа, передайте вести от нас. Так, мол, и так, про наши беды расскажите. Коли помнит он еще про нас, пущай помолится за здравие Найды.
- Ох ты, Господи! – подивилась Матрена. – Бывает же такое! Вот ведь как сложилось-то! Глядишь, и правда вести ему донесут от нас!
- Да, ты особенно не возноси надежд, мать, - махнул рукой Горазд. – Мечислав, поди, и думать о нас забыл. Своих бед вон у него хватает. Бог даст, живым вернется, а то может и нет – кто ж скажет…
Матрена перекрестилась, а дед Сидор крякнул:
- То не просто так, думается мне, дружинные эти вам встретились! Знамо, на то воля Божья была. А то как же: поехали б вы в иной день – и не увидали бы их. Даст Бог, передадут ему все! Коли честные они люди, подсобят, отыщут Мечислава! Чай, добрые-то люди есть на свете…
- Да так-то они есть, отец, - ответил Горазд, - да уж сомнительно больно, чтоб послушали они нас, мужиков простых.
- А и помолиться надобно! Помолиться, чтоб надоумил их Господь подсобить нам, да вести передать!
- Помолимся, - кивнул Горазд, хотя уверенности в его голосе было мало. – На Бога-то надейся, а сам не плошай. Потому скоро в Медвежий Угол направимся.
И он, наконец, принялся за позднюю трапезу.
Назад или Читать далее (Глава 53. Порванная нить)
#легендаоволколаке #оборотень #волколак #мистика #мистическаяповесть
