(читать тем, кому актуально)
Я чувствую, что должна написать эту статью. Я помню, как узнала о том, что мой близкий человек болен и что ничего нельзя сделать. У меня было мало времени, чтобы подготовиться. Да и разве можно к этому подготовиться? Нет, конечно.
Я в панике, в отчаянии, с двумя детьми, в чужом городе, чужой квартире ощущала свою полную беспомощность. Саше было 2 года, Кате 7. Я была одна в своем горе, хотя формально рядом было очень много людей. Очень много. Но никто. Никогда. Не сможет обнять твою боль. Потому что она разрывает изнутри на мелкие части и становится размером со вселенную. К этому нельзя подготовиться. С этим невозможно сразу справиться. Ты в полном нокауте. И дышать нечем.
Все, о чем ты думаешь – это как ты будешь жить дальше? Сознание рисует такой круг проблем, сложности, а нутро утопает в боли, что кажется, что ты на дне самого глубокого колодца. И выхода нет.
Я помню, как искала бесплатного психолога. И как так получается, что когда случается горе, ты в параллель получаешь целый мешок дополнительных трудностей и проблем, которые надо решать. Я не знаю.
Я спрашивала у психолога, как мне справиться. Я рыдала, я хотела, чтобы мне хоть кто-нибудь протянул руку помощи и дал надежду. И надежду давали… всякие аферисты.
Знаете, я ведь потом прокляла эту «всю вашу долбанную надежду». Я перестала верить. Потому что как можно верить во что-то хорошее, когда у тебя забирают того, кого ты любишь, того, без кого ты вообще не знаешь, как дальше.
Я спрашивала у психолога: «смогу ли я когда-нибудь быть счастлива»? «На 98%» -- отвечала мне она. А я не верила. И даже если верила, но ведь 98% - это уже никогда не 100%.
И потом очень долго в моменты внезапного счастья, когда было особенно хорошо, наваливала ужасная тоска, громадное горе. Счастье очень долго не приходило одно. Оно всегда было за руку с болью «ах если бы он был рядом», «ах если бы ему позвонить и рассказать».
Когда умирает близкий, ты запоминаешь все по секундам. Что ела на ужин. Что говорил тебе твой ребенок. Что ты делала. Когда раздался тот самый звонок. А потом крик, попытки мужа успокоить, испуганные взгляды детей. И оцепенение. Тишина.
А дальше все как в тумане.
Я помню похороны. Этот гребанный ритуальный автобус, я прижимаюсь лицом к стеклу. Меня везут как мешок картошки, шатает из стороны в сторону. Я вся внутри сжалась. Мне страшно. Очень страшно, хочется спрятаться. И я не могу сдерживать свою боль.
Все как в замедленном фильме. Был человек, твой любимый, родной, твоя опора, твоя радость, твоя любовь. И все. У тебя его забрали.
Жизнь рушится и надо учиться жить заново. Альтернативы нет.
Сепарация, мать ее. Эти слова сказал мне психолог. А потом еще один, еще один, еще один. Надо пройти полную сепарацию от того, кто умер.
После этого я пойду изучать все это глубоко. Потому что боль, которая поселилась внутри нуждалась в понимании. В моем собственном понимании, как с этим можно жить дальше?
Знаете, я встречала много замороженных людей. Тех, кто как холодильник для своего горя и своей жизни. Сразу появляется боль. И она такая невыносимая, что ты начинаешь глушить все внутренние краски, лишь бы не чувствовать ее. И вот ты уже ничего не чувствуешь. На автомате делаешь привычные дела, ходишь на работу, говоришь с детьми, зарабатываешь деньги, а внутри как замороженная селедка. И не ощущаешь ничего: ни радости, ни злости. Просто тоска, которая накрывает собой всю твою жизнь. И собственно, смысла у этой жизни нет никакого. Каждый день как предыдущий. И одно желание, чтобы не трогал никто. Это страшно.
Мне нужны были те, кто поймет.
Вы знаете механику горя? Когда внезапно умирает человек, а это всегда происходит внезапно, наш мозг в первые 3 секунды придумывает, почему мы в этом виноваты. И вот это, пожалуй, самое сложное. Потому что с этой виной потом очень сложно работать. Она иррациональна. Она как липкая жвачка прилипает и ее невозможно отодрать. Поэтому я вас прошу, знайте об этом факте, помните о нем и рассказывайте другим. С этой виной жить очень тяжело. Вы не виноваты. Это ваш мозг использует такую дерьмовую защитную механику.
Я была виновата в том, что не успела приехать к отцу и попрощаться. Естественно, некоторые люди из окружения этой вины добавляли.
Молю, будьте снисходительны к тем, кто проживает свое горе. Когда их раскатывает катком, хочется теплых объятий или тишины. Но не обвинений и упреков. Это лишнее, беспощадное и совсем нечеловеческое.
Все, в чем нуждается человек, проживающий горе – это в слушателе. В воспоминаниях. В поддержке. Лучшее, что вы можете сделать – это достать старые фотографии и с месяц-два вспоминать и рассказывать добрые истории. А может и не очень добрые. Но рассказывать или слушать. О том, кого больше нет.
Горе разрушает изнутри и его надо выпускать. Со словами, со слезами, с агрессией, с чем угодно. Горе. Надо. Проживать. И отпускать.
Непрожитое горе вместе с чувством вины превращается в огромный хладокомбинат.
Я была одна в своем горе. У меня нет привычки делиться с близкими своими чувствами. И в этом была большая ошибка. Они просто не знали, что со мной делать. Как реагировать. Меня пытались куда-то вывезти, развлечь, отвлечь. А мне хотелось лежать. И больше не вставать.
Потом появилась потребность кричать. Мне хотелось выехать в лес и орать во всю глотку, разрывая гортань. Но я помню, как сидела в машине с мужем и не решалась его попросить отвезти меня в лес, где я смогу все это реализовать. Я боялась его напугать, я заботилась о его чувствах, но не о своих. Я была в своем горе одна. И я делала вид, что все хорошо и я справляюсь. Но я не справлялась. И я молчала.
Чем больше я закрывала глаза на свои потребности и чувства, тем меньше оставалось ощущений внутри. Однажды я проснулась и поняла, что не чувствую ничего. Это страшное ощущение, особенно для писателя.
Я не могла понять, а как это – любить? Я заметила, что не могу обнимать других. Что меня раздражают чужие чувства, что я не могу давать ничего из любви. Только из долга. Мой запас, накопленный годами иссяк. И я все… ходячий мертвец. Моя кожа не выдерживает прикосновений, я терплю объятия детей, я мечтаю остаться одна, и чтобы меня никто не трогал. Ни душевно, ни физически. Я – комок боли и раздражения.
Я даже подумать не могла, что такие вот могут быть последствия. Но я столкнулась именно с ними. Я так долго насиловала себя своим непотопляемым характером, своей решительностью действовать, что я себя просто сточила, стерла до основания. Батарейка села резко.
В тот момент, когда надо было лежать и страдать, и получать помощь от других – я занималась всеми, кем угодно, но только не собой. Я бросилась помогать и заботиться, но не о себе. Я запрещала себе плакать и расстраивать других.
Это аукнулось. Сильно. Слава Богу, сейчас все позади. Но знаете, я много времени потратила на то, чтобы научиться чувствовать снова и не бояться потерять.
Ведь одна из установок, которая остается после смерти близкого – это помимо «я виновата» - «Бог забирает у меня самое любимое». И поэтому так страшно любить остальных. Потому что кажется, что ты эту боль больше пережить не способен. В попытках себя защитить ты наращиваешь броню, но забываешь, что за броней ты теряешь много чувств и ощущений. Страх отнимает главное – возможность любить.
В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение. Боящийся несовершен в любви.
1-е послание Иоанна 4:18 — 1Ин 4:18:
Смириться. Справиться с беспомощностью что-то изменить. Вот что самое сложное. Мозг еще долго думает, что он сделал не так, где упустил, где недосмотрел. Почему все так произошло, как ты мог такое допустить?
Очень много вопросов и ни одного ответа.
Потому что из всех этих вопросительных конструкций надо убрать одно действующее лицо. Тебя.
Когда умирает твой близкий, все, что тебе остается – это смириться и принять.
Ты должен пройти все стадии принятия этой смерти. От отрицания, гнева, торга, депрессии и принятия. Обойти не получится. Так устроена наша психика. Все эти попытки придумать, что близкий человек просто куда-то уехал, и когда-нибудь вернется – это споры с реальностью и затягивание процесса.
Не вернется.
Это больно осознавать. Это невыносимо принимать. Но другого выхода нет.
Хороните своих мертвецов.
Ищите союзников.
В среде близких можно найти утешение. Но главное, чтобы окружение не стало болотом, которое засасывает на дно.
Бывает и так, что тебя пытаются вырвать из твоей болючей реальности и навязать мысль, что жизнь продолжается. И это может раздражать. Потому что вы на стадии горевания.
На стадии горевания надо горевать. А не делать вид, что все хорошо.
На стадии горевания надо доставать все свои чувства и говорить, говорить.
Если нет близких, начинайте вести дневник. Самое важное – выписывать свое горе на бумагу. Все недосказанное, все обиды или чувство вины. Прямо писать про себя оправдательные письма. Быть на своей стороне. Рассказывать свою историю.
Есть те, кто опасаются, что горевание может затянуться на несколько лет. Это неправда. Горевание - нет. А вот депрессия – да. Если человек не проживает горе, гнев, а заталкивает свои чувства подальше, то наступает затяжная долгая депрессия, из которой выйти самостоятельно невозможно.
После смерти близкого у меня появилось окружение вдов. Знаете, удивительное дело, это самые невероятные женщины в моей жизни. Я очень благодарна, что через боль смогла зайти на ту сторону жизни. В невероятную глубину. Люди, поцелованные горем другие. И если они сумели отгоревать, то они познали невероятную силу любви. Потому что только на контрасте с такой болью можно почувствовать, как драгоценна жизнь. Эти люди способны исцелять одним своим присутствием. Так было со мной. Мы часами говорили. О жизни, о смерти. Я могла задавать им вопросы, а они мне на них спокойно отвечали.
Женщины, которые собирали себя заново. Женщины, которые не отчаялись. Женщины, которые продолжают жить.
Их сила стала моим вдохновением.
В первое время я искала ответы на вечные вопросы и читала много книг и теорий по поводу души. Сейчас очень много литературы. И она, конечно, дает успокоение в какой-то мере. Но иногда дает и иллюзии. Понимаете в чем дело, мы никогда не узнаем, что там и как. И никто нам не расскажет и не докажет. Поэтому лучше заняться своей жизнью здесь и сейчас, а не рассчитывать на то, что что-то случится в следующей. Нам даже завтра никто пообещать не может. Что уж говорить про все остальное?
Когда умирает близкий, ты всегда хочешь придать этому какой-то смысл. Ты хочешь стать лучше, ты хочешь доделать все дела. Смерть близкого может стать огромной мотивацией. Потому что твое сознание не в силах принять тот факт, что твой любимый, родной человек просто умер. Нет. Не просто. А во имя.
Кончено, я вцепилась в эту идею. Даже мой псевдоним несет этот смысл. В память об отце я сделала очень много для себя. И для других. Так уж вышло, что за эти годы через меня прошло много людей, потерявших близких.
Но тут есть и сложность. Ошибка. Игра. Пока ты играешь в эту игру, что все не зря, ты не хоронишь своих мертвецов. Они продолжают жить. А это опасно. Потому что рядом с живыми место живым. Жить надо во имя жизни. А не убегая от смерти. Или прячась за мертвыми.
Отпускать близкого очень сложно. Невероятно. Ты просто теряешь часть себя. Образуется внутри такая пустота, которую никто не может заполнить. Никто. Кроме тебя самого.
Я очень боялась, что я забуду отца, забуду его образ, голос. Его запах. Что он уйдет и больше никто и никогда …. Никто и никогда...
Но это правда только наполовину. Его никто не заменит. Но ты можешь это сделать за себя.
В свой день рождения я стала покупать себе ягоды. Папа так всегда делал.
Успокаивать. Поддерживать. Подбадривать. Решать все вопросы. Безусловно верить в себя и вои идеи. Идти вперед. Не сдаваться. Любить. Беречь семью. Не во имя его. А для себя. И я думаю, если бы он узнал, что я справляюсь, он бы очень порадовался за меня. Но даже если он никогда не узнает, я уже в плюсе, понимаете?
Горе отпускает. Не сразу. И только если ты постепенно проходишь все стадии с полным пониманием – человек умер. Без всяких игр в сущности, без иллюзий по поводу следующих жизней и прочего недоказанного. Да, что-то такое несомненно есть, иначе как объяснить все те вещи, которые происходят во снах и наяву… но… Пока ты не простишься с прошлым, будет очень тяжело шагать в будущее. Будет крыть тоской, горем, заливать слезами. А главное… Главное, вот этот вкус беспомощности будет всегда рядом. Ты. Не можешь. Отпустить.
Или еще хуже. Твоя жизнь закончилась его смертью.
Знаете, когда умер мой близкий, я хотела узнать, станет ли легче. И кто-то мне говорил, что отпустит. А кто-то писал, что никогда не полегчает. Это боль на всю жизнь.
Я сейчас скажу за себя. Легче стало через 2 года. Но я правда работала, чтобы стало легче. Перебирала все свои чувства, отпускала, писала, жгла свечи, повторяя «ты мертвый, а я живая». Я отпускала эту связь по миллиметру, перенимая то, чего мне так не хватало: поддержки, веры в меня, помощи, силы.
Я переплавляла это в себе. Я научилась за собой ухаживать в том смысле, что даже морковку на рынке стала покупать, мыть и чистить. Как делал это Он. Я отлавливала в моменты грусти чего мне не хватает и шла за этим. Я перестала себя игнорировать. Я стала всеми силами себя воскрешать. Своей собственной заботой. Потому что никто. Никто. Никто. Никто и никогда. Нас не спасет.
Боль такая штука, что она заливает все, захватывая разум и 100% твоего пространства. В ней можно утонуть. Но лучше все же настраиваться на жизнь.
Легче становится. Но чтобы стало легче, надо относится к себе как к тому, кто потерял что-то очень-очень-очень важное. С сочувствием, пониманием и трепетом.
Давать себе время и проживать все свои чувства.
Искать сообщество тех, кто поймет и не в коем случае не оставаться с горем наедине.
Легче будет. Но только в том случае, если вы о себе позаботитесь и поймете, что ваша жизнь – наибольшая ценность. Вы очень важны. Ваши чувства очень важны. Ваше горе – важная часть вашей личности. Это ваша новая глубина, на которую вас без спроса скинули и в которой вы научились плавать.
Я вас обнимаю. Плачу вместе с вами. Соболезную. Собираю ваши слезы. Целую. Милая, милый, дорогие... пожалуйста. Берегите себя. И держитесь.
Станет легче.
Обнимаю.