Все части детектива здесь
Юрчик что-то отвечает мне, а у меня вдруг возникает странное чувство, что сейчас кое-что произойдет. И я не ошибаюсь. Я не успеваю повернуться в ту сторону, чтобы посмотреть, что же так привлекло мое внимание. Не успеваю потому, что мое левое плечо пронзает острая разрывающая боль. Когда-то давно я испытывала подобное... От ножа... Но эта боль намного острее и хуже. Не выпуская из рук телефон, начинаю оседать на землю, чувствуя, как передо мной все темнеет и противные мушки начинают свой хоровод перед глазами.
– Мама? – зовет в трубку Юрчик - мама?
Часть 12
– Вы знаете, я увез в Британию все свои вещи, что были на родине. И кажется, эти записи я тоже забрал с собой. И даже оцифровал, так сказать, перекинул все на компьютер. Да, потому что если забрал диплом, то забрал, конечно, и их. Мне нужно будет их отыскать, только пожалуйста, скажите мне точную дату. И еще, учтите, что я очень занятой человек, и на поиски у меня уйдет время. Сами представьте, сколько я наснимал за пятнадцать лет.
– Я все понимаю, Альберт Эдуардович, но все-таки просила бы вас поспешить, поймите, пожалуйста, речь идет о жизни трех человек. Может быть, вы нам передадите эти записи, а мы сами найдем ту, что нам нужна?
– Да вы что? Вы представляете, какой это объем информации? И потом, в этих многочисленных записях есть такие, которые я не могу, да и не имею права показывать кому-либо. Поэтому простите, но будет лучше, если я найду все сам.
– Ну, хорошо. В любом случае, следствие еще идет. Спасибо вам за то, что согласились нам помочь.
– Всего хорошего, Маргарита Николаевна. Приятно узнать, что записи пятнадцатилетней давности оказались кому-то полезны.
Мы прощаемся с ним очень тепло. Очень хочется, чтобы следствие хоть как-то продвинулось. Хотя вроде бы и на месте мы не топчемся – есть уже кое-какие подвижки, и я думаю, вернее, во мне теплится надежда, что мы успеем предотвратить гибель еще трех человек. Я просто уверена, что те девушки живы.
Дверь кабинета открывается, и входит Клим. Лицо у него расстроенное – неужели и разговор с подругами Эллы Гельберт не дал результатов?
– У тебя такое выражение лица, словно ты сейчас расплачешься – говорю ему.
– Да как тут не плакать, Марго?! Ну, ты представляешь, мы, как слепые котята, тычемся в дело пятнадцатилетней давности, а тут тридцать лет прошло. С восемьдесят пятого-то года...
– Эти женщины что-то вспомнили?
– Да куда там! Одна из них в тот день пошла с ней в клуб, на эти танцы, но они как-то быстро разошлись в этом клубе по разные стороны. Она рассказала, что у Эллы было очень много поклонников. Она была красивой девушкой – заводной, яркой, с дерзким характером. И привлекала мужчин не только внешностью, но и именно этим – своим характером. Взрывоопасная смесь. Правда, подруги отмечают, что она была немного неразборчива в связях, видимо, отсюда эта болезнь ее.
– Ну, они смогли показать кого-то конкретно из парней? С кем она встречалась?
– Да, назвали тех, кого вспомнили. Я уже передал список Дане.
– Ну, а из взрослых мужчин у нее был кто-то? Кого-то они видели из незнакомцев, может быть?
– Сказали, что был какой-то аспирант, который за ней таскался, но никто не помнит его – ни имени, ни внешности. Марго, ну что, к гипнозу, что ли, придем, в конце концов?
– Надо будет – и гипноз подключим. Ну, а как они узнали о том аспиранте?
– Марго, слушай, ну откуда они помнят? Некоторые из них забывают, что полгода назад было, а тут – события тридцатилетней давности! Еще раз говорю – в один голос они твердят о том, что аспирант был, но они не могут сказать, кто это, как зовут, где познакомились!
– Клим, они знали о ее болезни?
– Нет. И очень удивились, когда я им сказал о ней. А потом хором согласились, что такое вполне могло быть с ее образом жизни.
– Ну, а тот день кто-то из них помнит досконально? Неужели никто не заметил, как она ушла, с кем, и когда?
– Нет. Они утверждают, что сначала не заметили, куда она отлучилась, а когда пришло время расходиться по домам – просто решили, что она ушла с очередным кавалером.
– И камер тогда не было – говорю я – тем более, в их допотопном клубе.
– Вот именно. Вообще не представляю, что мы будем искать и где. Тридцать лет прошло!
– Ну, нашла же я место, где ее убили.
– Что? – удивляется Клим, а я вдруг понимаю, что проговорилась.
– Клим, слушай, а ведь он должен был отвезти ее на машине и закопать. Ты не спросил у этих ее подруг, может, они помнят того, с кем она встречалась и у кого была тачка?
– Я думал об этом и спросил их. Они утверждают, что это этот самый аспирант – у него тогда была машина.
– Твою мать! – громко ругаюсь я – ну почему все упирается во что-то черт знает во что?!
– Марго, ты от вопроса-то не уходи. Как ты нашла место гибели Эллы? И этот непонятный кусок, который ты отдала Дане – он имеет к этому какое-то отношение?
Да, Клим не отстанет, пока я не расскажу ему. Придется делиться своими снами и мыслями. На самом деле, я ожидаю, что он сейчас начнет смеяться, а он вместо этого серьезно заявляет:
– Ну, и что в этом такого?! Да со времени поимки озерского маньяка все знают о том, что твоя интуиция развита более, чем на сто процентов, а некоторые в комитете вообще присваивают тебе экстрасенсорные способности.
– Если бы они у меня на самом деле были, Клим, мы бы уже давно отыскали этого подонка.
Входит Даня и вносит очищенный обрывок найденной мной ленточки в пакете.
– Марго, глупо было бы надеяться, что на ней останутся потожировые. Ничего нет, хотя я счищал все очень аккуратно.
– Ладно, спасибо, Даня. Слушайте, знаете, что у меня не вяжется в случае с Эллой?
– Что?
– Смотрите, останки Эллы нашли в какой одежде? В форменном школьном платье, и с белыми бантами, белыми гольфами и черными туфлями, ну, вернее, с их останками. И что – Элла во всем этом подалась на танцы?
Они переглядываются между собой.
– А ведь верно. Как-то это совсем не вяжется.
– Есть какие-то мысли относительно этого?
– Может, он ее переодел?
– Но зачем?
– Марго, я не знаю. Ну, мало ли бзиков у чокнутых?
– Видимо, пока мы его не поймаем, мы не выясним этот вопрос.
Я звоню Робу.
– Роб, послушай, ты можешь по останкам вещей, ну, одежды из захоронения Эллы, сделать компьютерные макеты этой одежды? Хорошо, спасибо, но вот только мне это нужно прямо с утра, так как завтра придет отец девушки – поворачиваюсь к ребятам – покажу ему эту форму и спрошу, такая ли была у Эллы.
– Кстати, а что с этим бликом? – спрашивает Клим, он еще не знает, как я поговорила с Потемкиной – ты что-то выяснила?
Пересказываю наш с ней разговор, и далее разговор с Альбертом.
– Неужели наконец у нас появится хоть какая-то зацепка?
– Не советую радоваться так рано – говорю я – во-первых, камера могла быть установлена так, что встреча незнакомца и Карины осталась за ее пределами, а во-вторых – прошло пятнадцать лет, каким бы педантом не был Альберт – запись могла затеряться или он мог ее просто случайно стереть.
– И все-таки ты молодец, Марго! Думаю, все будет хорошо, за твою внимательность и упорство ты будешь вознаграждена!
– Будем надеяться. Ладно, ребят, мы и так засиделись – пора домой.
Едва я сажусь в машину, как раздается телефонный звонок. Владлен Аристархович, которого я рада слышать, хотя и очень устала.
– Маргарита, ну, как твое дело? Продвигается?
– Да, Владлен Аристархович, появились кое-какие новые сведения о найденных останках.
Я рассказываю ему все, что могу сказать, про Эллу Гельберт. Он сначала думает, а потом вдруг говорит мне:
– Маргарита, я склоняюсь к мысли, что этот человек убил ее не потому, что она его заразила, скорее, на тот момент он даже не знал об этом.
– Но почему вы пришли к такому выводу?
– Но ведь по твоим словам, эксперт не обнаружил на останках каких-либо следов физического воздействия, верно?
– Да, но ведь это может быть и от времени, тридцать лет прошло...
– Маргарита, послушай доброго старого педагога. Если бы преступник узнал, что эта девушка заразила его, он убил бы ее более жестоко, понимаешь, он постарался бы выместить на ней зло, ударил бы так, что на костях однозначно остались бы следы переломов, ушибов, вмятин. Но ваш эксперт нашел только удар на затылке. Я думаю, дело было так: Элла – девушка легкодоступная, а это человек был в нее влюблен. Они переспали один раз и ему захотелось этого снова. Но не хотела она, понимаешь, о чем я?
– Кажется, да. Спасибо вам, Владлен Аристархович.
Я приезжаю домой, и обнаруживаю у нас незванного гостя – педагога Руслана по психологии. Мне кажется, или сегодня их слишком много, этих психологов? Здороваюсь с ним несколько холодно, получаю небольшой букет цветов и прошу меня извинить, поскольку хочу только одного – подняться к себе и принять душ.
– Рус – шепчу я мужу – разберетесь сами? Я, честно говоря, чувствую себя разбитой.
– Конечно – отвечает он - Сергей Захарович и пришел, чтобы побыть в мужской компании.
– Тебе не кажется, что он зачастил к нам? Рус, прошу тебя – не говори с ним о моем деле. Мне он совсем не нравится.
– Хорошо, не буду – закатывает он глаза и, с неудовольствием глянув на меня, уходит.
В душе я думаю о том, что пожалуй, надо поменьше рассказывать Руслану о фактах этого дела. Мне действительно не нравится этот его психолог, внутреннее чутье кричит о том, что от него надо держаться подальше. Только вот почему – непонятно.
Слава богу, что он не настаивает на том, чтобы я вышла и поговорила с ним, хотя бы в этом соблюдает рамки приличий. С другой стороны он, в общем-то, ничего и не нарушил, просто в пух и прах разбил все теории моего педагога. Может, поэтому я злюсь, подсознательно зная, что он может быть сильнее Владлена Аристарховича в области психологии?
На следующий день с утра я жду отца Эллы Гельберт. Когда он приходит, удивляюсь – ему, наверное, далеко за семьдесят, а выглядит он очень хорошо, так, словно ему лет пятьдесят, не больше. Интересно, что у него за эликсир молодости?
Элегантно целует мне руку и присаживается в кресло в допросной. Несмотря на то, что держится он молодцом, взгляд у него тусклый, словно он давно потерял смысл жизни, и никак не может его найти.
– Захар Евгеньевич – говорю я ему мягко – вы, конечно, уже знаете, что мы нашли останки вашей дочери... Я соболезную вам. Но нам необходима помощь. Мы подозреваем, что человек, убивший Эллу и человек, который убил недавно найденную нами у школы Карину Дроздову – одно и тоже лицо. Также этот человек на протяжении вот уже четырнадцати лет держит у себя еще трех девушек, и эти девушки могут быть живы. Потому, Захар Евгеньевич, я прошу вашей помощи. Ради памяти Эллы.
Он кладет передо мной фотографию тридцатилетней давности. На ней веселая, красивая девушка с длинными белокурыми локонами и выразительными глазами. Она заразительно смеется, откинув прелестную головку, и вытянув шею. Фото очень удачное, почти салонное, и девушка на этом фото необычно хороша. В ее глазах столько надежды на счастливое будущее.
– Это Эллочка за несколько дней до своего исчезновения сфотографировалась.
Я молча кладу перед ним то фото, которое спрограммировал Роб по форме черепа и другим данным. Мужчина улыбается, на глазах его выступают слезы.
– Знаете, Маргарита Николаевна... Я ведь Эллу один воспитывал. Мать ее... впрочем, это неважно. Старался, чтобы она не имела ни в чем недостатка, даже нанял экономку, чтобы она смотрела за ней. Сам много работал, чтобы моя девочка ни в чем не знала нужды. Мы были одними из первых, кто выехал за границу во времена Советского Союза. Единственное, чего я боялся – что девочка станет похожа на мою жену. Она была... распутной. Не дело было Элле расти с такой матерью. Я со страхом ждал ее переходного возраста. И конечно, упустил ее...
– Вы знали, что ваша дочь была... гм... немного любвеобильной?
Он машет рукой.
– Какой там немного?! Мне рассказывали о ее похождениях то тут, то там... Она была очень похожа на свою распутную мать. И даже не помогало то, что я наказывал ее, оставляя без денег и запирая в комнате. Из комнаты она умудрялась сбегать, а деньги... При наличии у нее такого количества кавалеров деньги были ей не нужны. Пару раз она приходила домой пьяной. Училась тоже кое-как, учителя ее «тянули» только из уважения ко мне.
А вот этот факт разнится с остальными девушками! Остальные действительно хорошо учились!
– Скажите пожалуйста, вы помните тот вечер, когда она пропала?
– Да. Я ждал ее до самой ночи, а потом поехал искать. По подругам, которых знал. Они все уже давно были дома, и утверждали, что ничего про Эллу не знают.
– Захар Евгеньевич, а в чем Элла в тот день ушла на танцы?
– На ней было пышное платье в цветочек и алая ленточка в волосах. И еще белые туфли, которые я привез ей из командировки.
Я молча достаю пакетик с обрывком ленточки.
– Эта лента?
Он берет ее в руки и уже не может сдержать своих слез.
– Полагаю, что да. Можно я заберу ее – это единственное, что осталось у меня от дочери.
– К сожалению, нет. Это улика, несмотря на то, что на ней нет потожировых следов и ДНК.
– Где вы ее нашли?
– Это уже неважно, Захар Евгеньевич.
Показываю ему фото школьной формы, макет, который воссоздал Роб по останкам.
– Захар Евгеньевич, когда Эллу нашли, на ее останках были фрагменты школьной формы. Вот такой. Она в этом ходила в школу?
– Нет – он с недоумением качает головой – у нее был синий форменный костюм, сшитый на заказ, ей позволяли в нем ходить, и белая блузка. А такие банты она никогда не носила. И туфли у нее были не такие грубые, а изящные и на высоких каблуках.
Я специально не хочу говорить ему о том, где нашла обрывок ленточки. Он поймет, что это место было последним пристанищем его дочери и наверное, будет проводить там много времени. И вообще – чего я зациклилась на ней? Это совершенно необязательно, что ленточка – именно с головы Эллы, она могла там оказаться как угодно и быть чьей угодно. Но видимо, отец чувствует, что эта вещь принадлежала именно его дочери, потому что долго держит ее в руках.
– Скажите, Захар Евгеньевич, вы хорошо знали друзей и подруг Эллы?
– Да, но не совсем всех. Кое-кого знал.
– А среди них был кто-то старше ее – студент-аспирант, например?
– Дайте подумать. Как-никак, тридцать лет прошло. Да, у нее был такой знакомый, он волочился за ней, но она не отдавала ему предпочтения.
– Вы видели его хоть раз?
– Только за стеклом автомобиля. Один раз он приезжал к ней на своей машине – у него был «Запорожец», что впрочем, неудивительно для аспиранта. Я видел его в профиль и из окна, так что не скажу, что смогу описать вам его.
– Элла его отталкивала?
– Они недолго встречались. Моя дочь не имела обыкновения заводить постоянные связи. Перебирала мужчин, как перчатки – это в пятнадцать-то лет. Из-за нее часто дрались, а она любила сталкивать их между собой.
– Захар Евгеньевич, вы знали, что Элла была больна си...сом?
– Что? – он встает с кресла и тут же падает назад – нет, я не знал. А как об этом узнали вы через столько лет?
– Современные технологии пошли далеко вперед. Не буду рассказывать в подробностях, но поверьте – в этом нет сомнений.
– Да уж... Подобного даже от своей распутной дочери я не ожидал. Переплюнула она маменьку.
– Я думаю, Элла сама не знала об этом.
– Ее убили из-за того, что она кого-то заразила?
– Вряд ли. У психолога, с которым я консультировалась, были мысли на этот счет, но прямо противоположные. Если бы ее убили из-за этого, преступник не церемонился бы и был жесток. Но она умерла от удара тяжелым предметом в область шейных позвонков. Простите, что говорю вам это. Но давайте вернемся к нашему тайному студенту-аспиранту. Вы видели, какого цвета был его «Запорожец»?
– Да. Желтого.
– Самый распространенный цвет машины в то время. Скажите, Захар Евгеньевич, у вас остались какие-то вещи Эллы?
– Да, ее комната нетронута и сохранена в том виде, в котором была при ее жизни. И все ее вещи тоже.
– Вы не будете против, если мои ребята приедут и осмотрят все это?
– Конечно, нет. Но что вы хотите найти? Те, кто ее искал тогда, перетрясли все, что можно...
– Я понимаю. Но все же дайте нам тоже шанс. Повторюсь – сейчас технологии пошли далеко вперед, так что может быть, мои сотрудники найдут то, что не смогли отыскать те, кто искал тогда.
Я молчу некоторое время, думая о том, что и здесь мы встали в тупик. Случай Эллы Гельберт отличается тем, что Элла все-таки из хорошей, обеспеченной семьи, и она была нужна своему отцу. Но он много работал, а потому не мог уделять девочке достаточно внимания, обратить особое внимание на ее окружение. А когда хватился – было слишком поздно. Гельберт-отец – человек мягкий по своей сути, и видимо, не мог жестко ограничивать дочь, жалел ее. Потому все и закончилось столь плачевно.
– Вы знаете – говорит он – у меня ведь никого не осталось, Элла была моей единственной дочерью. Не знаю, зачем я живу.
А я не знаю, как его поддержать.
– Вот ваш пропуск. Вы можете быть свободны. Мы позвоним вам и скажем, когда вы сможете забрать тело дочери.
Как только я прихожу в кабинет, ко мне тут же является оперативник, который разговаривал с учителями Натальи Прошиной.
– Маргарита Николаевна, по поводу таинственного репетитора девушки.
– Ну?
– Никто из учителей, которые остались живы на данный момент, его не видел, но одна из них показала, что он вышел из кабинета и она столкнулась с ним в дверях. Его лицо она видела мельком и только в профиль, и через столько лет, конечно, не помнит его. И еще она видела в окно его машину, и утверждает, что это была белая «Тойота».
– Совсем неудивительно. Значит, говоришь, с фотороботом она нам не поможет?
– Точно нет.
– Ну что за дело? Неужели реально придется использовать гипноз? Но ведь это крайний совершенно метод, мы к нему прибегаем только в самых исключительных случаях. Ладно, может быть, записи Потемкина нам как-то помогут. Скорее бы только он нашел нужную.
Оперативник уходит, а меня охватывает отчаяние.
– Марго, ну ты чего? Расстроилась, что ли? – Клим печатает отчеты и посматривает на меня сбоку – не переживай, все хорошо будет!
- Я уже не знаю, как ловить его, Клим. Мы сделали все возможное, но не приблизились к разгадке.
Беру трубку и звоню оперативникам.
– Сереж, зайди ко мне. Я объясню тебе, куда нужно ехать и что искать. Шансы очень малы, как-никак, прошло тридцать лет, но все же, чем черт не шутит.
Через несколько минут он приходит, и я объясняю ему:
– Сначала поедете в здание, которое расположено вот здесь – показываю ему на карте в телефоне – там был вот этот адрес, бывшее общежитие, сейчас оно нежилое, полуразрушено. В этом здании есть самая большая комната, бывшая столовая, что ли, или актовый зал, может, комната отдыха. Она самая пустая. Шарьте там везде, посмотрите надписи на стенах, я не знаю... Я не знаю, что там искать, но мало ли... Хотя, по-моему, мартышкин труд, тридцать лет – это не десять и не пять...
– Да мы посмотрим, Маргарита Николаевна, вы не переживайте. А потом?
– Потом поедете к отцу Эллы Гельберт, ее комната сохранена в прежнем виде, по его утверждениям. Переройте там все, особенно фотоальбомы, что-то отправьте сюда. Искать фото молодого человека невзрачной внешности возрастом старше Эллы, ну и вообще, пересмотрите все, что привлечет ваше внимание.
Он выслушивает меня, потом уходит, а я, честно говоря, не знаю, как дождаться конца рабочего дня. Сердце охватывает какая-то ужасная тоска, хочется домой...
По дороге вспоминаю, что мы собирались вечером с Юрчиком поехать в торговый центр – посмотреть ему новую форму для секции и съесть пиццу. Наверное, там же дождемся и Руслана. Выхожу из машины, решаю в дом не заходить, звоню сыну.
– Алло, дорогой, ты дома? Я подъехала, выходи...
Юрчик что-то отвечает мне, а у меня вдруг возникает странное чувство, что сейчас кое-что произойдет. И я не ошибаюсь. Я не успеваю повернуться в ту сторону, чтобы посмотреть, что же так привлекло мое внимание. Не успеваю потому, что мое левое плечо пронзает острая разрывающая боль. Когда-то давно я испытывала подобное... От ножа... Но эта боль намного острее и хуже. Не выпуская из рук телефон, начинаю оседать на землю, чувствуя, как передо мной все темнеет и противные мушки начинают свой хоровод перед глазами.
– Мама? – зовет в трубку Юрчик - мама?
Продолжение здесь
Спасибо за то, что Вы рядом со мной и моими героями! Остаюсь всегда Ваша. Муза на Парнасе.