#время_историй
На морском берегу старый мудрый Куйкынняку ворон жил. От него на земле весь род ворона начало ведёт. Много он знал, много умел. Вещи его слова слушались, и сам он, кем захочет, обернуться мог. И ещё потому он мудрым слыл, что любил весёлую шутку. Понимал, что шутка большему может научить, чем брань и колотушки. Ну, а теперь о Куйкынняку-вороне сказку послушайте.
Однажды Куйкынняку-ворон позабавиться решил. Пошёл на морской берег, собрал много старых пустых ракушек. Рыбу горбушу, волной прибитую, нашёл. У неё горб срезал. А ещё подобрал пучок водорослей, что морской капустой называются. Потом со всем этим добром отошёл от берега подальше в тундру. Принялся юрту строить. Поставил юрту. Ударил в бубен, подул на горб рыбы горбуши. Старика создал. Хороший старик, только горбатый немножко.
— Будешь называться Горбяным папашей, — сказал ему Куйкынняку.
И опять в бубен забил, стал колдовать над морской капустой. Дул на неё до тех пор, пока она старухой не обернулась.
— А ты называйся Капустной мамашей! — сказал.
Пустые ракушки Куйкынняку в оленье стадо превратил. Сколько было ракушек, столько и сделалось оленей. Лежат, жуют, рогами качают. А с места на место не переходят — ног у них нет. Вот и стойбище готово!
Теперь Куйкынняку на одной ноге покружился, в бубен ударил, сам на себя дунул. Стал Куйкынняку-ворон молодой женщиной. Щёки румяные, ноги толстые, видать, здоровая девка. Развела она костёр перед юртой, села шкуры мять.
Тем временем Эмемкут — сын Куйкынняку — в тундру вышел. Дело у него было какое или так захотелось побродить, мы не знаем. Может, и сам Эмемкут не знал. Недалеко отошёл, удивился.
— Смотри-ка! — сказал себе. — В нашей тундре маленькое стойбище появилось. Откуда бы ему взяться? Верно, с той стороны хребта перевалили. Пойду, расспрошу.
Увидел Куйкынняку сына, закричал радостно:
— Привет тебе, гость! Пришёл ты?
— Да, я пришёл, — отвечает Эмемкут. А сам на девушку смотрит.
Куйкынняку в юрту крикнул:
— Эй, Горбяной папаша! Встречай гостя. Эй, Капустная мамаша! Угости гостя.
— Ну, входи, гость, в юрту, — сказал Горбяной папаша.
Эмемкут идёт в юрту, а сам назад голову поворачивает, на девушку оглядывается. Старуха ему сразу угощение поднесла. Эмемкут ест, вокруг смотрит. В простенке между двумя пологами увидел бубен. Вскочил он, снял бубен, в руках повертел, хотел ударить, да тут закричала девушка:
— Эй, гость, бубен на место повесь!
Эмемкут обрадовался, что девушка голос подала, пошёл к её костру.
— Красивый у вас бубен, — ей сказал.
— Как не красивый! Трёх оленей за него отдали.
— И далеко это было? — Эмемкут спрашивает.
До смерти ему хочется выведать, откуда эта женщина родом.
— Далеко, — девка отвечает. — За семью хребтами, за семью озёрами. — а сама хохочет.
Это Куйкынняку смешно, что он так сына обманывает. Чем больше смеётся женщина, тем больше нравится Эмемкуту. И он с ней посмеялся. Потом вспомнил, что нехорошо долго в гостях сидеть. В первый раз ведь пришёл. Попрощался, домой отправился. Пока девушка у костра могла его видеть, медленно шёл. Потом побежал. Прибежал к матери, стал рассказывать:
— Из-за семи хребтов, из-за семи озёр к нам люди перекочевали. Старик и старуха и дочка с ними. Стадо у них большое, юрту уже поставили, дочка у костра сидит, шкуры мнёт. Красивая, весёлая, всё смеётся. Отвечает ему мать:
— Мой муж, твой отец, раньше тебя в ту сторону пошёл. Если б ты правду говорил, он бы давно с новостями прибежал. Что-то тут не так!
— Да нет, так, мама! Вот если не веришь, скажу тебе: щёки у девушки румяные, ноги толстые. А олени, видно, с дальнего пути притомились. Лежат, с места наместо не переходят.
— Олени лежат? Вот я и говорю: что-то не так!
— Так, мама, так! В юрте бубен у них висит красивый. Только девушка ударить в него мне не дала.
— Не дала в бубен ударить? Ох, знаю я эти штуки! Сама побегу, посмотрю.
— Беги, беги, мама, девушку мне посватай! Очень она мне понравилась.
— Замолчи, дурень! — прикрикнула на него мать.
Старая уже женщина, Мити, жена Куйкынняку, мать Эмемкута, а в тундру понеслась легче молодой. Увидел её Куйкынняку, сказал:
— Привет, дорогая гостья, пришла ты?
— Пришла, пришла, — на бегу Мити отвечает.
Куйкынняку опять старика позвал:
— Вьійди, Горбяной папаша, гостью встретить.
Горбяной папаша вышел, а Мити на него не смотрит, в юрту вошла. Тут ей Капустная мамаша угощенье подносит. Митн угощенье не принимает, прямо к бубну шагнула. Сорвала его со стены, зазвенел бубен. Тотчас от костра девушка закричала:
— Не трогай бубен, гостья! Повесь на место, не то худо будет!
— Вот я тебе покажу худо! — сказала Мити.
И принялась колотить по бубну. Колотила, колотила, утомилась. Бубен опустила, огляделась. Кругом одна тундра, стойбища пришельцев будто бы и не бывало. Ни юрты нет, ни оленей, ни Горбяного папаши, ни Капустной мамаши. Только горб рыбы горбуши на земле валяется, пучок высохших водорослей да кучка ракушек. А у костра сидит не краснощёкая девка, а старый Куйкынняку-ворон. Тут Мити с бранью на мужа набросилась.
— Ах ты, непутёвый! Лучше бы на охоту ходил, чем глупыми выдумками забавляться!
— А тебе что? Твоё дело у очага! Охота мужское занятие, ты в него не путайся!
— А ты, старый, зачем сына баламутишь! Поглядел бы на него — он сам не свой!
Захохотал Куйкынняку:
— Значит поверил наш дурень!?
— Ты ещё смеёшься!..
Совсем Мити разозлилась. Вцепилась мужу в волосы. Куйкынняку отбивается. И всё смеётся. Наконец устала Мити. А муж ей сказал:
— Зачем тебе со мной драться? Что в драке хорошего? То ли дело весёлая шутка. Ты-то ведь не поверила, разобралась! Пора и ему разбираться, не маленький. Подчас первому взгляду своему верить не надо. Крепче думать приходится, глубже смотреть.
Перестала Мити сердиться.
— А что сыну скажем? — спрашивает.
— Скажем ему, что новые соседи опять за семь хребтов, за семь озёр откочевали.
Мити засмеялась, И пошли они в своё стойбище.
