О Джорджо Барбарелли да Кастельфранко известно крайне мало, а картины, бесспорно принадлежащие его кисти, можно пересчитать по пальцам. Рассеять мрак вокруг этой фигуры исследователям не помогает ни прижизненная слава мастера, прожившего всего 32-33 года, ни посвященные ему страницы знаменитой книги Вазари, который, как всегда, больше передает легенды, чем излагает факты. Например, о смерти художника:
«Подвизаясь на славу себе и своему отечеству и постоянно вращаясь в обществе, чтобы развлекать музыкой многочисленных своих друзей, он влюбился в одну даму, и оба они премного наслаждались своей любовью. Но случилось так, что она заразилась чумой. Не подозревая этого и продолжая с ней общаться по обыкновению, Джорджоне заразился чумой, так что в короткое время преставился».
Может быть, Джорджоне и правда вращался в обществе. Тем удивительнее его безразличие в искусстве к городским сюжетам, к изображению многочисленных фигур в современной одежде, чего так много, например, у Карпаччо. А Ведь Джорджоне провел зрелые годы в Венеции, где интерес к таким вещам у живописцев был очень силен.
Но Джорджоне писал иначе. Он не просто был равнодушен к «шуму городскому». Он последовательно и уверенно освобождал своих героев от всего мирского, от страстей, злобы, раздражения. Один из его шедевров, «Юдифь», написан обескураживающе спокойно.
Сюжет, который столетиями вдохновлял художников на дерзкие, кровавые, а порой и болезненно эротические работы, Джорджоне трактует как безмятежную сцену на фоне гармоничного пейзажа. Единственная диссонирующая нота – отрубленная голова Олоферна.
Природа явно занимала художника. У многих его современников библейские и мифологические сюжеты разворачивались в пейзаже, но Джорджоне осмеливался смещать основное действо в сторону. Он не делал это так радикально, как позднее гениальный Брейгель, и его «Поклонение пастухов» не теряется посреди скал и деревьев, но, кажется, готово уступить им главное место на холсте.
Если здесь сюжет, один из самых распространенных в живописи XVI-XVII веков, очевиден, то такой шедевр, как «Гроза», очень давно вызывает споры искусствоведов.
Каких только догадок не высказывалось – что на картине изображен Парис, которого отдали на воспитание пастуху, что перед нами миф о рождении Диониса, что художник изобразил нахождение Моисея. Привлекали на помощь и Аристотеля: возможно, Джорджоне проиллюстрировал его представление о четырех стихиях – земле, воздухе, воде и огне.
Интересно, что рентгенограмма, сделанная в 1939 году, показала, что на месте мужчины изначально была написана обнаженная женщина. В таком случае ряд трактовок теряет смысл. Вполне возможно, что правы те, кто вообще не видит в картине спрятанного сюжета, а лишь замечательный, хоть и не самый обычный пейзаж.
Еще одна загадочная жемчужина Джорджоне – «Три философа».
Юноша, мужчина и старик – кто они? Интерпретаций не меньше, чем у «Грозы». Есть и довольно неожиданные: кто-то обратил внимание, что поза сидящего юноши имеет форму прямоугольного треугольника, и возможно, это отсылка к теореме Пифагора. Нередко в этих людях видят три периода человеческой жизни или аллегорию трех эпох – античности, Средневековья и Возрождения.
Последнюю свою картину Джорджоне дописать не успел, «Спящую Венеру» закончил за художника его друг Тициан.
Недописанным оказался именно пейзаж, но сама богиня принадлежит создателю «Грозы и трех философов». В ее величавости не ощущается ничего от обычную женщины, возникает полное ощущение, что перед нами дочь Зевса. Как это непохоже на тициановскую «Венеру Урбинскую», чья поза почти повторяет «Спящую Венеру», где перед нами всего лишь земная красавица.
Но Джорджоне лишает ее плотского начала и приземленности. Более того, он даже не дает нам увидеть взгляд богини. Она недоступна и становится еще одной, последней загадкой живописца.