Идет себе Марья Ивановна по березняку, вдоль проселочной дороги, из Раёвки в Альдию и размышляет в сердцах:
— Нехорошая бабка Марфа, языкастая оторва, ни своим, ни чужим спуску не дает, всё в глаза режет, вот и не уживаются с ней ни дочери, ни снохи, только одна Ульяна, святая душа, может ее терпеть. Вот взяла и опять обидела.
Марья Ивановна частенько между своими скитаниями по деревням и селам останавливалась у Ульяны: та не прогонит, и чайком угостит, и словом добрым уважит. Иногда, заболтавшись, она оставалась и ночевать. Вот и в этот раз пили они чай втроем. Чай был необычный, очень ароматный; Ульяне его прислал родственник из Кубани в подарок вместе с кусковым сахаром. Вот Марья Ивановна возьми и не удержись, помянула Бога всуе:
— Господь послал гостинец! — с благоговением сказала она, крестясь на иконы.
Ульяна согласилась, кивнув головой, а Марфа, свекровь ее, поправила ехидно:
— Кому Бог, а кому сноха наша младшая.
Хотя она и не сказала напрямую, что чай ей не причитается, но словно в стакан плюнула: сильно расстроила Марью Ивановну. С ее родом деятельности уж пора бы было и смириться, а нет, обижалась, как девочка, краснела, но взяла в привычку обиду свою уносить с собой, не выпускать наружу. Идет и переигрывает в себе ссору: думает, как бы она сказала и поставила на место свою обидчицу, и на душе становится легче. Глядишь, уже купола виднеются, и вот почти и дома. Так она любую обиду переваривала в снисходительную улыбку.
Она совсем недавно поселилась в начале Альдии, на бугорке у колхозного сада в березовых кустах. Ей сразу приглянулось это тихое село, где церковь хотя и закрыли, но в клуб переделывать не решились, даже купола не тронули — хороший народ, раз Бога боятся. Она слепила себе не то шалаш, не то сарай без единого гвоздя, нагромоздила из разных отходов строительного мусора нечто похожее на цыганскую стоянку, такое же пестрое и неуютное. Печку тоже слепила из того, что было. Стенки сложила из кирпича и все завершила это чугуном, а в чугун вывела через крышу металлическую трубу — не графья, жить можно. Она никому не мешала и ее никто не трогал.
Занималась она попрошайничеством, ходила по деревням и селам. Станет как столб перед калиткой какого-нибудь дома и крестится. А народ у нас на Руси побирушек считает божьими людьми, ведь глядя на эти создания, люди размягчают свои черствые сердца, сострают ближнему копеечкой или какой провизией, чтобы самим или своим близким не оказаться в таком положении. Ведь от сумы да от тюрьмы не зарекаются. Вот и откупались, в надежде, что пронесет мимо. Поначалу Марья Альдинская — так ее прозвали в народе — принимая подаяния, пыталась спросить, за кого ей помолиться, но вскоре заметила, что это не ей подают лично, а через нее хотят достучаться до Бога, а имена для этого знать не обязательно — Бог не Мякишка, у него своя книжка.
Но вообще Марья Ивановна была женщина непростая. За невзрачным видом и темными почти монашескими одеяниями скрывалась женщина расчетливая и совсем не глупая. Понимая, что ее могут ограбить одну на дороге, она старалась всегда спрятаться от людей в посадках. Никогда не пользовалась попутками, а жить все же решила поближе к людям, удел святых отшельников ее не вдохновлял. Спиртного, источника зла, питие которого обычно и приводит к жизни с протянутой рукой с одной целью напиться и забыться, она на дух не переносила. Марья Ивановна в свою профессию побирушки пришла с трезвой головой, осмысленно. Что ее привело на эту стезю, никто не знал — не болтливая была женщина. Сказать, что про нее совсем ничего не знали, тоже нельзя. У нее была справка, где она значилась Марьей Ивановной Песковой, такая фамилия не встречалась в нашей округе. Еще у нее был счет на сберкнижке, а сколько на нем было денег, никто не знал.
В половодье из-за распутицы она уходила в город Моршанск, и ее замечали на паперти единственной церкви этого города. Там она ухитрялась втереться в скандальный коллектив попрошаек и всегда, возвращаясь в свои хоромы в Альдию, сразу шла на почту пополнять свой счет. Ей даже пенсию стали платить как социальное пособие.
Однажды глазастые люди подметили, что из трубы ее халупы что-то не вьется дымок и нашли ее в плачевном состоянии. Ее привезли в больницу, где ее сразу же навестила заведующая почтой. Она уговаривала Марью Ивановну поселиться в своем доме, обещая обеспечить ей должный уход и оформить для этого все бумаги. Почувствовав неладное, Марья Ивановна отказалась. Всё это приметил главный врач этой больницы, молодой, но внимательный. Сначала он сильно возражал против ее присутствия в лечебном заведении, но скоро переменил свой гнев на милость, выделил для нее отдельную палату и рассыпался перед ней в любезностях. Он зачастил в ее палату, словно это его родная матушка там оказалась. Врач в глазах простого человека уподобляется самому Богу, ведь он обладает правом отпустить человека в мир иной или повременить. Марья Ивановна смотрела в его кареглазые очи и не могла определиться, верить ему или нет.
— Пожить, доктор, что-то еще хочется… — цепляясь за полы халата врача, обращалась Марья Альдинская к своему спасителю.
— Состояние ваше, любезная моя Марья Ивановна, тяжелое, но не безнадежное. Если бы располагать такими лекарствами, какими там, за границей, уже животным продлевают жизнь и здоровье… — и видя, как ожили и засверкали маленькие, словно бусинки, глазки, врач счел должным еще добавить, наклоняясь к ее уху: — Даже у нас в городе есть такие лекарства, и они строго лимитированы между своими, но за большие деньги можно и достать.
По лицу больной было видно, как желание жить одолевает ее недоверие к людям, желающим помочь от чистого сердца.
— Ну, что я вас мучаю надеждами, мы знаем, что денег у нас нет, и как доктор я не должен очаровывать вас мечтами, — сказал он с грустью, собираясь покинуть палату.
— Есть деньги! — выпалила Марья Ивановна, приподнимаясь на локти: — На сберкнижке!
— Я говорю о серьезных деньгах, любезная Марья Ивановна, а не о вашей заначке на помин души — с некоторым раздражением отрезал молодой доктор.
—Тысячи! Много тысяч! — суетилась Марья Ивановна, боясь, что врач уйдет и тогда будет поздно.
Версии дальнейших событий разнятся. Пошел слух, что на деньги Марьи Ивановны приобрели новый УАЗик, хотя люди из больницы утверждали, что УАЗик пришел в больницу по распорядку из района. А лекарство Марья Ивановна, наверное, так и не получила, раз умерла вскоре после этого разговора в больнице.
Вот так коробчишься, коробчишься собирая по копеечке по жизни, а для чего…