«Вот какой мир мы построим, Уинстон. От победы к победе, за триумфом триумф и новый триумф: щекотать, щекотать, щекотать нерв власти».
(с) Джордж Оруэлл, «1984»
Во все времена люди любили развлекаться. Большой популярностью пользуются аттракционы, совмещающие иллюзию смертельного риска с полной безопасностью, вроде «Американских горок». Столь же сильные ощущения люди испытывают играя в азартные игры, особенно связанные с настоящим риском проигрыша крупной суммы, а то и самой жизни в случае «русской рулетки». Что ещё привлекает людей, помимо адреналинового экстаза? Например, ощущение ужаса, когда оно проходит и ты снова оказываешься в полной безопасности. Поэтому столь популярны книги и фильмы жанра «хоррор». Но человеческая культура открыла и иные способы доставить себе ни с чем не сравнимое психологическое наслаждение.
В XIX веке, когда жизнь не только высших, но и средних слоёв общества стала относительно благополучной и стабильной, вошли в моду сентиментальные романы. Буржуазия зачитывалась историями о несчастном сироте, пережившем множество трудных и опасных приключений, но в конечном итоге обретшем любящую семью. Солидные кавалеры и дамы, бившие служанок и без всяких угрызений совести выжимавшие все соки из наёмных рабочих, проливали искренние слёзы над книгами, в которых выдуманные детишки всячески страдали, зато в конце всё становилось хорошо. Так они в своём воображении проживали чувства, которых им не хватало в обычной жизни, ведь проявить такой же сентиментализм по отношению к действительно нуждающимся слоям населения для любого капиталиста означало бы разорение.
В советской культуре произошло то же самое — когда жизнь была действительно тяжёлой и даже просто выжить удавалось не каждому, притом для этого требовалось прилагать серьёзные усилия, персонажи книг и фильмов не проливали слёз над щеночками и сиротками, а активно действовали. Или развлекались, в свободное от преодоления трудностей время. А вот когда жизнь более-менее наладилась, модным стал сентиментализм, вспомнить хотя бы суперпопулярного и экранизированного всего через 6 лет после издания «Белого Бима Чёрное ухо». Первая публикация вышла в журнале «Наш современник» в 1971 году. Только за первые десять лет эта книга переиздавалась 8 раз, что для советской системы, когда даже для переизданий «Трёх мушкетёров» вечно не хватало бумаги, своего рода рекорд.
«Час быка» Ивана Ефремова появился примерно тогда же, первая журнальная публикация в 1968 году. В предыдущем романе о далёком будущем, «Туманность Андромеды», Ефремов постарался показать психологию людей, предельно отличающихся от его современников — в лучшую сторону, разумеется. А вот в «Часе быка» он с успехом решил прямо противоположную задачу. Персонажи этого романа, причём не только несчастные жители суровой планеты Торманс, но и члены земной экспедиции, вышли намного более «живыми» и понятными читателям. Чему, разумеется, способствовал сюжет — земляне будущего сталкивались с жуткими бытовыми условиями тормансиан и чудовищной машиной государственного угнетения. Но дело было не только в сюжете. Ещё до приземления на Тормансе глава экспедиции, Фай Родис, занимается примерно тем же, что и читатели сентиментальных книг. Только аттракцион у неё намного более продвинутый и «духовный».
Фай Родис как историк практиковала так называемое «погружение в инферно». В романе она читает Чеди Даан лекцию о «теории инферно» и даёт ей запись своего опыта в этой области на отдельном носителе информации:
«…она достала звездообразный кристалл мнемозаписи, именуемый в просторечии "звездочкой", и подала его Чеди.
…
Спустя два часа Чеди явилась снова, с пылающими щеками и опущенными глазами. Без слов она подала "звездочку", схватила протянутую руку Родис, приложила ко лбу и внезапно поцеловала. Шепнув:
"Простите меня за все", — она выскочила из каюты, еще неловкая в скафандре. Родис посмотрела ей вслед, и вряд ли кто-нибудь из экипажа звездолета мог представить себе столько материнской доброты на лице начальницы экспедиции.
Впечатление от только что просмотренной "звездочки" взбудоражило Чеди, затронув какие-то древние инстинкты. В памяти увиденное наплывало и выступало с болезненной резкостью, как ни хотелось Чеди поскорее забыть о нем. Зная множество подобных историй из древних книг и фильмов о прошлом, Чеди представляла себе жестокость прежних времен отвлеченно.
Чеди, как и все, проходила закалку физическими трудностями, работала в госпиталях тяжелых заболеваний - рецидивов расстроенной наследственности или очень серьезных травм с нередкими случаями эвтаназии — приговором легкой смерти, на каком бы высоком уровне развития общество ни находилось.
Но все это было естественной необходимостью жизни, понятной, преодоленной мудростью и психической закалкой, жизни, ежеминутно чувствующей свое единство с общим духовным потоком человечества, стремящегося ко все более высокому будущему. В него не нужно было верить, как в давно прошедшие времена, настолько реально и зримо оно предстояло перед уходящим в прошлое. Но то, что увидела Чеди в "звездочке" Родис, вовсе не походило на горе жизни ЭВР».
Извините за длинную цитату, но она нужна, чтобы понять суть психологического упражнения, которое использовала Фай Родис. Проходя через «инферно» в своём воображении, она переживала сильные ощущения, заведомо и принципиально недоступные в обычной жизни коммунара. Усиленные к тому же ощущением бессилия, ведь что бы все коммунары и лично Фай Родис ни делали, они не в силах изменить прошлое. Для чего же было нужно подвергать себя такой психологической пытке? Разумеется, для благой цели — понять общество прошлого и людей, в нём живших. Увы, эта задача достигнута не была, на Тормансе Фай Родис наглядно продемонстрировала своё бессилие перед социумом, который на практике, а не в воображении коммунаров, погружён в это самое «инферно».
Чем-то похожим занимается и правитель Торманса Чойо Чагас, просматривая в уединении киноленты о прошлом покинутой его предками Земли, на которых собраны всякие ужасы вроде войн, эпидемий и т.д. Но для него это упражнение несёт совсем другой смысл. Он, по его собственному признанию, заряжается от таких просмотров психической энергией и решимостью, необходимой для победы в перманентной грызне за власть. А также убеждённостью в собственной правоте, черпаемой в ненависти:
«Когда сомнение или неясность пути одолевает усталые нервы, я прихожу сюда, чтобы насытиться ненавистью и в ней почерпнуть силу.
— Ненависть к чему, к кому?
— К Земле и ее человечеству! — сказал Чойо Чагас с убежденностью».
Чойо Чагасу его несовершенный аналог «погружения в инферно» приносит вполне практическую пользу, в отличие от аналогичного упражнения Фай Родис, несмотря на мощные психотехники, используемые ею. Но если кто-то занимается чем-то не для пользы, то для чего тогда? Неужели для собственного удовольствия? Выходит что так. Возвращение из «инферно» в обычную коммунарскую жизнь должно приносить облегчение, аналогичное облегчению после завершения фильма ужасов или же сентиментальной истории о мучениях какого-нибудь кавайного животного или несчастной сиротки. Только, разумеется, намного более сильное. Вот только коммунары никогда не признаются в столь постыдном личном и даже можно сказать приватном (ведь «погружение в инферно» осуществляется не группой, а индивидуально) способе получения удовольствия, поэтому именуют (и, скорее всего, искренне в это верят) этот психотехнический аттракцион тяжёлой, но необходимой обязанностью историка.