Лариса медленно сложила письмо обратно в конверт и почувствовала, как к горлу подкатывает что-то похожее на тошноту. Оно разбухает, растёт, упрямо ползёт вверх… Ей показалось, что она сейчас задохнется в этой кухне, в этом доме, в этом настоящем, если не глотнёт свежего воздуха. Над крыльцом невозмутимо чернела прохладная безлунная тишина. Звёзды, высыпавшие на еженощную службу, лениво перемигивались друг с другом. В соседском огороде насвистывала мелодию собственного сочинения какая-то птица. Никому и ничему не было до Ларисы дела. Она села на ступеньку, и душившая её тошнота прорвалась наружу рыданиями. Ей хотелось завыть в голос, по-волчьи протяжно и безнадёжно, и она зажала рот рукой, чтобы никто не услышал. Из-под ладони вырывалось только тонкое поскуливание. Слёзы текли по рукам и капали с локтей. Если бы в этот момент Ларису увидел какой-нибудь посторонний человек, то он подумал бы, что у неё кто-то умер. Впрочем, так и было. Та девочка, которая написала письмо, жизнерадостная,