Пробыл у Малуши Горазд в тот день долго – вернулся лишь к вечеру, мрачный и задумчивый. Деда Сидора дома не оказалось, и он к Матрене подсел.
- Где ж отец?
- Так пошел со двора куда-то, Бог его знает. Мне за всем не уследить: вот, за Найдой приглядываю, да мальцов кормить надобно было. Что Малуша присоветовала? Как быть нам?
- Долго я с ней беседу держал. Чую, всего-то она мне не открыла, что ведуна касается, но дело это темное, как я и полагал. Хорошего-то мало.
- Ну, так что ж, что такое, говори скорей! – голос Матрены дрогнул от нетерпения.
- Приворот на Найде и впрямь лежит. Это она углядела наверняка. Велела гребень вот этот Радиму в руки дать, а после забрать у него. Ты уж придумай, мать, как бы это обставить. Коли станет ясно, что он во всем повинен, Малуша приворот снимет, да все дурное Радиму самому и возвратится.
- Ой! А что ж с ним будет-то? Помрет, что ли, потом?
- Почему помрет? Свое назад получит. Одно меня беспокоит… Малуша сказала, чары на Найде будто сильные лежат. Боится она, что не справится с ними своими заговорами. Колдовством дело пахнет, и ветер-то известно откуда дует…
- Откуда ж? – испугалась Матрена.
- Да от Ведагора. Похоже, он это Радима надоумил зло такое сотворить.
- Матерь Божья! Это как же теперь быть-то? А зачем же ведун такую пакость-то сделал? По чаянию Радима?
- Как я уразумел, Радим с ним видается, да не просто так. Жаждет Ведагор его вместо себя хозяином леса сделать, силы свои передать.
- Бог мой! – Матрена так и осела.
- Кумекали мы с Малушей, да так поняли: ведун сманить Радима решил себе в преемники. Ведь Еремей погиб, а силы свои и знания передать ему кому-то надобно. Узрел он в Радиме человека годного для этого дела. Дерзкий, бесстрашный, идет напролом. Оно, может, и не хотел поначалу Радим согласие давать. Но Ведагор посулить мог ему многое взамен. Посулил Найду в жены – мол, никуда не денется, твоей будет. Пожалобился Радим, что грозился я помолвку разорвать, ведун и подсобил ему приворот состряпать. Чтоб сама девка не противилась. С подарками зачастил, умасливал ее, как мог. А чары-то у ведуна сильные – кто знает, поди, и губительные! Вот и захворала Найда. Поначалу-то вроде и ничего все было, а тут, после вечера того проклятого – подкосило девку.
- Для чего ж он честь-то девичью взял, коли и без того приворот на ней? – расплакалась Матрена.
- Решил побыстрее свое получить, и всего делов!
- Ой… как же теперь-то… пропадет ведь девка! Кто возьмет ее, нечестную, в жены-то? Ой, горе, горе… ведь позору до конца дней не оберешься…
- Не об этом нынче думать, мать, надобно. Прежде всего дочку спасти бы от погибели. Заглянет Радим – ему покамест ни слова! Гребень вот, пускай в руки возьмет, а ты забери у него. Да гони восвояси поскорее. А я по делу отлучусь, скоро буду.
Плача, Матрена взяла гребень из рук мужа. Найда все это время лежала на лавке в каком-то странном полусне: вроде и дремала, а вроде и шептала что-то. Один раз услыхала Матрена, как с губ дочери сорвалось имя «Мечислав». Утирая слезы, она проговорила:
- Ох, где ж твой Мечислав, дочка! Видать, далёко. И знать не знает, что с тобой творится нынче… надо было не отпускать его… да как же не отпустишь? Человек подневольный…
Радим и правда заявился довольно скоро. Матрена едва успела слезы утереть. Опешила она, как увидала жениха на пороге дома.
Тот, как водится, о здоровье Найды справился, снеди какой-то притащил. Присел в ногах у невесты, за руку ее взял. Найда или спала крепко, или сил у нее не было заговорить с ним.
Проходя мимо, Матрена невзначай выронила гребень дочери к ногам Радима. Дальнейшее ей не составило большого труда: баба разумная была. Забрала гребень из его рук, проговорила что-то уместное. Как и велел Горазд, спровадила нежеланного гостя восвояси под хорошим предлогом.
Радим ушел недовольный. Видно, его тоже очень терзала хворь Найды – понять не мог, отчего невеста его чахнет день ото дня. По-другому ему, видать, представлялись повадки привороженной девки.
Блеснув темными глазами, он прикрыл за собой дверь. Матрена облегченно вздохнула. Пошла, припрятала гребень подальше.
Темнеть уж начинало; забеспокоилась она, куда дед Сидор подевался. Ушел старик еще днем и след его простыл.
А дед Сидор, меж тем, по-своему разумению все делал. Выследил он, что Молчан из дому пошел на другой край деревни. Ну, он за ним и двинулся, будто бы случайно нагнал. Поздоровались, парой слов о делах насущных перекинулись.
- Как Найда-то нынче, невестушка наша? – спросил Молчан. – Худо ей, или полегче стало?
В его голосе слышалось искреннее сочувствие.
«Неужто не ведает ничего о привороте?» - пронеслось в голове у деда Сидора.
- Да как, сердешный… тебе ведомо: чахнет девка. Мы уж все глаза выплакали, все снадобья испробовали… Малуша чем умела, помогла нам. Ан толку-то мало: с лица спала девка, не знамо какая хворь к ней привязалась.
- Да-а-а… - горестно протянул Молчан. – Чем помочь-то вам, ума не приложу. Болит что у Найды?
- Говорит, не болит. В том и напасть: не ведаем, что такое приключилось!
- Радим каждый день сетует, что невеста его плоха. Он так этой свадьбы жаждет! Да и мы, признаться, горюем: счастья детям хочется, а дела-то вон какие…
- Ну, коли говорить, положа руку на сердце, я так молвлю: Найда-то идти за Радима не хотела. Ты уж не обессудь, Молчан: в сыновья мне годишься, потому говорю прямо я. Не мил ей Радим, хоть ты тресни! Уж как девка ни старалась, а, видать, нету сил у нее полюбить его!
Молчан помрачнел, шел какое-то время, повесив голову. Затем сказал:
- Разумею я, о чем речь ведешь, дед Сидор. Но мне, как отцу, хотелось для сына лучшей доли. Семья у вас ладная, хорошая. Издавна мечталось мне породниться с Гораздом. Потому Радима я и надоумил свататься. Грешным делом думал, стерпится-слюбится. Но Радим и правда к Найде прикипел. Стала она так мила ему, что ради нее на все готов он, сам мне говорил.
Не сдержался старик, воскликнул:
- На все готов, говоришь?! А что ты на это мне молвишь, сердешный?
Он остановился, чтобы отдышаться, и впился взглядом в Молчана. Тот не смекал, что к чему:
- О чем ты, дед Сидор?
- О чем? А вот послушай.
И рассказал старик ему все то, что Малуша поведала: о привороте на Найду, о делах Радима с лесным ведуном и прочих страстях. Молчан побледнел, но внимал словам деда Сидора, не перебивая. После молвил он:
- Что и ответить тебе, не ведаю… ни о чем из сказанного тобой я и слыхом не слыхивал… когда из лесу мы вернулись, да стало известно, что оберег Радим у Найды обманом выкрал, беседу я с ним держал… сам поверить не мог, что мой сын, моя гордость на старости лет, на такое дело пошел… но убедил меня Радим, поклялся, что не было дурных помыслов у него, что кается он в содеянном… после того, как Ведагор снял заклятье с Тихомира и Радим вернул ему оберег, мне подумалось, что кончено все… да, в лесу сын бывает часто, но поверить не могу, что с чародеем у него дела тайные имеются…
- А ты уверуй в это, Молчан! Уверуй! Ведь приворот сотворен Радимом: Малуша наверняка углядела. Да и что мы воздух-то сотрясаем: скоро увидим, Радим ли в том повинен! Обряд Малуша особый проведет, там и ясно станет.
Молчан ничего не отвечал, только слегка морщился, держась за сердце. Наконец, он сдавленно проговорил:
- Я побеседую с Радимом… призову его к ответу… обещаю… сегодня же…
- Ну, вот и побеседуй! – кивнул дед Сидор. – Хотел я смолчать, а мочи уж нет, прости меня. Сердце за девку кровью обливается.
- Ты покамест в народ это не выноси, Богом прошу…
- А то как же. Нам самим пересуды не надобны. Но, коли все так, как я полагаю, знай: Найду вам Горазд не отдаст! Хлебнула уж девка горя сполна.
И старик, махнув в сердцах рукой, пошел прочь. Совестно ему было, что не сдержался, высказал все. А, с другой стороны, доколе молчать-то?
На другой день, когда Матрена достала из укромного уголка гребень Найды, она ахнула. Деревянные зубья у гребня все почернели и отвалились.
- Ну, мать, дело ясное! – сказал Горазд. – Дурно только, что не сдержался ты, отец, намедни Молчану все рассказал! Он же всяко с Радимом беседовал, как бы боком оно не вышло. Помешать захочет нам Радим.
- Да не стерпел я! – ответил дед Сидор. – Молчана повстречал, решил испытать: ведает ли он про дела Радима-то. Ан он ни сном, ни духом! Честным человеком сына почитает. Ну, я и расписал все, как есть.
Отправился Горазд к травнице, взяв с собой гребень: наглядно показать, да дальнейшие указания получить. Едва за ворота вышел – заметил, что народ у ворот дома Молчана собрался. Что такое, думает. Подошел – и обомлел, как услыхал разговор баб:
- Это ж надо – в одну ночь помер! Крепкий мужик еще был… ох, горе… Любава-то, бедная, убивается…
- Кто помер-то?! – не понял Горазд.
- Дак сват твой будущий – Молчан!
- Это как же… - Горазд не мог поверить своим ушам. – Как помер-то? Отчего? Кажись, намедни-то видались…
- Так удар его хватил, как люди толкуют… в одночасье и обмяк он… так-то… ох, что делается, что делается… смерть за смертью на деревне…
Растолкав народ, Горазд прошел на двор к Молчану, оттуда – в дом. Из избы доносился вой Любавы и плач ее дочерей… сколь мог, он намеревался их утешить и протянуть руку помощи.
Несмотря на случившееся, к вечеру Горазд-таки добрался до Малуши. Сел за стол, потрясенный, положил гребень Найды перед травницей. Та лишних вопросов задавать не стала, молвила лишь:
- Слыхала я про горе с Молчаном. Ох, потеря для Любавы-то… несчастная баба! Детки, опять же, остались… и Радим не в себе, поди. Видала его издали – чернее тучи по деревне шел. Нынче приступим к нашему делу или обождем, покуда Молчана схоронят?
- Нынче давай, Малуша. Нам тянуть долее нельзя. А то как бы не утянул один покойник второго за собой следом…
- Господи помилуй! – травница даже перекрестилась. – Это ты о дочери своей, что ли?
- О ней самой.
- Окстись, Горазд! Верить в лучшее надобно. Начнем тогда. Сделаешь все, как я скажу, не мешкая. Завтра же я к вам сама загляну. А дальше глядеть будем, как на Найде и на Радиме это скажется.
Все, что Малуша говорила, Горазд запомнил и поспешил домой, своим докладывать. А на следующий день сама травница к ним наведалась и провела необходимый обряд. Отвар особый оставила, который Найде надлежало пить потихоньку в течение трех последующих дней.
Покуда в семье Горазда с одной бедой маялись, в доме Молчана хозяина усопшего оплакивали. Когда схоронили его – как положено, на третий день, - на поминальном обеде у них вся деревня собралась. Изба битком была набита народом; яблоку негде было упасть. Всех повергло в ужас случившееся, а родных Молчана застало врасплох. Никто не ожидал его ранней смерти: не было к тому и предпосылок-то.
Один дед Сидор сидел, понурив голову. Опасался он, что это с его легкой руки один из первых мужиков селения безвременно почил. Вспоминалось старику раз за разом, как во время их тяжелой беседы Молчан за сердце держался. Не сдюжил, видать, не вынес горя. О чем он успел побеседовать с Радимом – того покамест никто не ведал. Но дед Сидор был уверен, что и он сам, и трудный разговор с сыном подкосили Молчана. Оттого старик виноватым отчасти себя почитал.
Радим же ни на кого почти не глядел во время поминального обеда. Мать, как мог, сдерживал от рыданий, да в остальные минуты не говорил ни слова. Один раз лишь взглянул на деда Сидора – вскользь, будто обжег ненавидящим взглядом, - и на том дело кончилось.
Найда в дом к несостоявшемуся свекру не являлась. Куда ей было в народ, коли девка едва на ногах держалась. Радим на несколько дней сам дорогу в дом к невесте позабыл: не до того ему было. Горазд втайне радовался этому, поскольку не мог придумать, как теперь себя вести с неугодным женихом. Порвать помолвку он намеревался, дать Радиму от ворот поворот, да только время уж было больно неподходящее. Кощунством он почитал лезть сейчас в семью усопшего с новой тревогой. Решил обождать; обождать до сороковин Молчана, а там уж и речь о своем вести.
На другой день после похорон дед Сидор домой возвращался: был на другом конце деревни. Вдруг, откуда ни возьмись – Радим. Навстречу ему пошел, возле старого амбара встретились. Народу вокруг – никого, а дело уж под вечер было. Когда Радим ненароком прижал его к дощатой стенке амбара, занесенного снегом, старик почуял неладное. Оглядевшись по сторонам, Радим обжег его темным взглядом и проговорил сквозь зубы:
- Известно мне, дед, что это ты отца моего довел до погибели! Беседами своими да наговорами! Ты для чего к нему полез про меня сплетни сказывать? Очернить сына в глазах родного отца желал? А? Ну-ка говори, покуда цел!
Дед Сидор, вроде, не из робкого десятка мужик был. А тут испужался, присел. Тягучий, будто кипящая смола, взгляд Радима пронизывал его насквозь. Но старик собрался с духом, молвил:
- Ты на меня глазами-то не сверкай, нечестивец! Виновным-то и крайним не делай! Найду кто приворожил? Сохнет бедная девка – скоро исчахнет совсем! На кой тебе такая любовь понадобилась? Совести у тебя нет, вот что! А, окромя того, знаем мы, каковы тайны тебя с ведуном связывают! Заодно вы нынче! Вон куда ты полез-то: в хозяева леса, никак, метишь?!
- А хоть бы и так, тебе что за забота? – процедил сквозь зубы Радим.
- Мне-то? Дак родниться собирались, внучку мою за тебя отдать думали, но нынче – шиш! Не видать тебе Найды! Приворот твой поганый мы снимем с нее, и тогда жениха такого с позором прогоним!
- А это мы еще поглядим, - усмехнулся Радим. – Кто возьмет-то ее теперь замуж – не девка она уж, поди… жена невенчаная, вот кто! Ну, прогоните вы меня, а после что? Пересуды ей до конца жизни не избыть, а позор свой не отмыть...
- Ах ты… - полез на него дед Сидор, но Радим с силой оттолкнул его, и старик осел в глубокий сугроб.
- Вот что, - сверкнув взглядом, прорычал Радим, - ты мне не перечь, дед! Не суйся туда, куда не следует! С Найдой я сам порешу! И с Гораздом тоже. Потолкуем по душам. Твое дело – на печи лежать!
Хотел было дед Сидор броситься на него, да сил недостало. Потом опомнился, очухался – взмолился по-хорошему:
- Да что сталось с тобой, Радим?! Хороший парень ведь был! Какой бес тебя попутал? К чему тебе дружбу с чародеем водить? Коли Найда тебе мила, губишь ее чарами темными для чего? Опомнись!
Пару мгновений Радим молчал, осознавая слова старика. А затем бросил со злостью:
- Не твоего ума дело, для чего мне чародей надобен! А что до Найды… не помрет она, не тревожься! Я ей в мужья сужден – я, а не кто другой! Первый я к ней сватался! И обещана она мне была, а не кому другому! Потому уймись: сам я нашей с ней судьбой распоряжусь.
С этими словами Радим пошел прочь. Дед Сидор, кряхтя, поднялся на ноги, отряхнул с одежи снег. Проговорил себе под нос:
- Поглядим… сам он… поглядим еще… Господь все видит… авось, не оставит нас своей милостью…
Назад или Читать далее (Глава 52. Сечень, снежень, ветродуй)
#легендаоволколаке #оборотень #волколак #мистика #мистическаяповесть