– Две версты от города, по восточному тракту. Затем повернуть налево, на тропу, рядом с которой густо разросся можжевельник… – говорил сам себе Якоб, видя несколько троп ведущих налево, но только одну, рядом с которой можжевельник растет. – Дальше три четверти версты… До первого владения.
Якоб часто находится в одиночестве. Он привык разговаривать сам с собой и давно перестал задумываться, была ли такая привычка плохой или хорошей.
Доехав до добротной деревянной избы, он увидел, как за угол, хихикая, забежало три девочки. Якоб приехал за одной из них. Одна из них отмечена Богом. С этой меткой девочка сможет стать ведьмой. И она – его будущая хозяйка. Он посвятит всю свою жизнь служению будущей ведьме или же остаток жизни проведет в скорби по ней.
Якоб не торопился слезать со своей телеги. К нему приблизился мужик, глава семейства:
– К нам пожаловали? Чего надобно? Чьих будете?
Якоб сам по себе молод, но отсутствие бороды делало из него совсем юношу. Якоб выпрямился и расправил плечи. Едя на телеге, он всегда сильно сутулился, и сидение глубже в лавке посажено, чтобы меньше, чем он есть, люду казаться. Якоб делал так, чтобы внимания меньше к себе привлекать. Для обычных людей он бы выглядел великаном, который не в телеге должен разъезжать, а в дружине богатырем служить или в Храбры стремится. Люди судачить начнут, а Якобу любое внимание к себе неудобно. Взгляды он чувствует и шепотки людские о себе слышит. Одет Якоб неброско, но дорого. Правда, простому мужику не оценить стоимость одежд его, поскольку не было на ней ни гербов, ни узоров, ни других знаков отличия. Только дворяне могли заподозрить стоимость такой ткани. Но даже так цену на одежку Якоба те дадут очень неверный, ведь одежда сшита ведьмами с применением чар. Стоило Якобу слезть с телеги, как мужик отшатнулся от удивления. Это обычная реакция на величину Якоба.
– К вам, – приветливо выставил руку Якоб. – Дочку твою выкупить нужно.
– А-а-а-а, – задумчиво протянул мужик, лучше присматриваясь к одеждам Якоба. – Ну в дом заходи, жена чаю нальет, а я пока девок позову. Выберешь, там и о цене договоримся.
Якоб отправился в избу не сразу, сначала из телеги табурет подобрал и мешок небольшой. Табурет, чтобы сидеть на нем. Якоб не только большой, но и тяжелый. Обычная мебель под ним ломается. А в мешке – деньги. Но не будет никаких торгов за девочку. Всё что в мешке, Якоб семье отдаст. Они не откажутся, хотя Якоб в глубине души надеялся на обратное.
Мужик заглянул в избу, крикнул жене что бы накормила гостя, а сам пошел за дочерьми.
Внутри стоял запах свежеиспеченного хлеба. Якоб расположился за деревянным столом на своём табурете. Якоб сразу приметил, что нет в убранстве угла, где домового обычно задабривают. Редкий хозяин такое себе позволяет. Жена мужика порхала около печи и вопросов гостю не задавала. Минуты спустя дала Якобу большой ломоть хлеба и чай на можжевельнике. Он отказываться не стал. Чай выпил в три глотка и ломоть умял за три укуса.
– Благодарю, вкусно, – кивнул Якоб хозяйке, не озвучивая дум своих.
– Кхм, кхм, – закашлялся мужик у входа, приведя с собой дочерей. – Это Милка, это Радка, это Ладка. Всем по двенадцать, – нагло соврал мужик.
Ладка старшая среди девочек. Ей не больше десяти. Темные волосы, как у её матери. Радка и Милка сестры-близнецы. Им по семь, волосы красные, огнём поцелованные. Может в отца пошли, но волосы того цвет уже потеряли. Якоб приехал за одной из близнецов. Той, что младше. Только она Богом помечена. Только она ему предначертана.
– Мне не на свадьбу, – признал Якоб. – Я из Чадена. С храма.
Мужик насторожился:
– Далёко же тебя забросило, храмовник. Зачем тогда дочка нужна?
Любой другой храмовник на месте Якоба не стал бы озвучивать, что он из храма. Выкупил бы девочку и обряд начал. Так проще, но Якоб так не мог. Ему совестно было.
– Ведьмой станет, – сказал Якоб и мешок с монетами на стол положил, да так, чтобы развязался.
Глаза мужика расширились от удивления. Мешок толстенный, будь там медяки, этого бы с лихвой хватило дочь выкупить. Но там были одни серебряники. Целое богатство. За всю жизнь простой мужик таких денег даже не увидит.
– Да хоть всех трёх забирай! – хихикнул мужик, роясь в мешке монет, абсолютно не веря своим глазам.
– Я заберу только одну. Самую младшую. И только, если она согласится поехать со мной.
Согласие девочки крайне важно, но согласие не стать ведьмой. А именно покинуть родной дом. Навсегда. После обряда ни у кого в этом доме и памяти о ней не останется. Чем и пользовались остальные храмовники, говоря родителям и девочкам, что свадьба будет далёко за границей или за морем и весточку позже пришлют… А выкуп всегда был большим, чтобы новых вопросов ни у кого не возникало. Кто откажется выйти замуж за богача? Никто и не отказывался. Хотя полное право имели.
– Значит либо Милка, либо Радка. Черт его разберет кто из них младше, – махнул рукой мужик.
– Радка должна быть помладше… Но мы их иногда путаем, не отличишь же, – вступила в разговор хозяйка.
– Понятно. Я бы поговорил с девочками. Наедине.
– Без проблем, – улыбнулся мужик, захватив с собой мешок с деньгами. Хозяйка и Ладка вышли из дома. Ладка не понимала, что происходит, а лицо хозяйки выдавало её беспокойство, но та слова не вставила.
– Так, ладно, – легонько хлопнул в ладоши Якоб, – Младше та… Которая погоду угадывает… – протянул Якоб, вспоминая слова ведьм.
– Это я, – уверенно вышла вперед Радка.
– Хорошо… – тяжело вздохнул Якоб. – Какая завтра будет погода?
Радка нахмурилась, но долго не думала:
– Солнце.
Якоб снова тяжело вздохнул. Было лето, и последняя неделя была жаркой. Неудивительно, что Радка ответила именно так. Вот только ведьмы знали в какой день Якоб приедет за меченной.
– А ты что скажешь? – обратился Якоб к Милке.
– Не знаю, – ответила Милка.
– Почему обманываешь? Если ты не хочешь уезжать, ты можешь остаться дома. Откажись.
У Милки покраснели щеки:
– Так если я откажусь, папа монет не получит… Сгубит, – прошептала Милка.
– Не сгубит, ты же меченная, – заверил Якоб, хотя сам об этом раньше не задумывался. Храмовник привел ранее в храм двух ведьм, вдруг они согласились уехать с ним по этой причине? Что-то больно кольнуло у него в груди. Но то были другие ведьмы… Слабее, без храмовников в услужении.
А эта – предначертанная.
– А ты, Радка, чего обманываешь?
Теперь покраснели щеки у Радки:
– Ведьмой стать хочу.
– Зачем?
– Как это зачем? С ними самые видные люди общаются, да что там люди. Князья, короли, цари… С самых разных государств! Да даже Бог с ними общается! А еще у ведьм век долгий и сытный… И могут они много чего!
– У всего есть цена. Цена, которую платят ведьмы велика. Даже не сомневайся в этом. Ты не сможешь выйти замуж, родить детей, покинуть стены храма…
– И что? – топнула ногой Радка. – Храм огромен! Больше многих крепостей и замков! Чего из него выходить?!
– Это правда… – грустно согласился Якоб. – Как бы ты не хотела, я не могу тебя с собой забрать. Ты не сможешь стать ведьмой. Ведьмой может стать только Милка.
Глаза Радки наполнились слезами, и та умчалась из дома. Якоб её и не задерживал.
– Эх, теперь они знают, покоя не дадут… – тяжело вздохнула Милка. – А я ведь не говорила даже Радке, что погоду знаю. А откуда вы узнали, Якоб?
– Ведьмы знают всё… – протянул Якоб и осёкся. Ведьмы знают всё… Кроме имён. Имён ведьмы не знают. Ни одна из них, а Якоб своего имени не называл… – Так ты откажешься, Милка?
– Нет, не откажусь, – с кислым лицом ответила та.
– Почему? Ты же не хочешь…
– Не хочу, – подтвердила Милка. – Но и оставаться больше нельзя. Назад дороги нет. Теперь я убедилась… Вы, Якоб, всё порушили. Не грустите. Я знаю, что вы не хотели, – глаза Милки намокли, но ни одной слезы с них не укатилось.
– Но…
– Не пытайтесь меня отговорить, – шмыгнула носом Милка. – Не получится. Я даю своё согласие родной дом покинуть, – твёрдо ответила девочка необходимыми для обряда словами.
«И это знает», – отметил про себя Якоб.
– Хорошо, – с тяжестью на сердце ответил храмовник. – У тебя время до вечера со всеми попрощаться. Ничего не ешь, не пей. В туалет обязательно сходи. И по-маленькому, и по-большому. И в бане помойся, как Хорс краснеть начнёт.
Время на прощания было для всех будущих ведьм делом понятным, но к остальным инструкциями всегда возникали вопросы. У храмовников даже есть целый ряд заготовленных ответов с объяснениями, но Милка вопросов не задала. Более того, она даже из дома не стала выходить и с кем-то прощаться. Её отец сам в дом пришел. Якоб ему все инструкции пересказал.
– Баню растопить? Это ладненько…
Якоб покинул избу вместе с главой семейства. Храмовник отправился к своей телеге, а мужик остаток дня дрова рубил. Не было похоже, что тот у деревниц разрешенья на дрова спрашивал, но не дело Якоба порядками хозяина этого дома интересоваться.
– Пойдем, поедим, – позвал глава семейства Якоба, пока женщины отправились в баню.
Мужик хоть и поседел, но годы не забрали у него удали. Руки крепки, плечи широки и глаз острый. Не нравился Якобу взгляд мужика, но делать было нечего. Деньги Якоб отдал, девочка уйти из дома согласилась.
Назад дороги нет.
Ужин был скудным, но сытным. Три ломтя хлеба и тарелка супа наваристого.
– Вовремя ты. Заждался я… Куплю себе пару невольников, в миг поле расчистим. Заживем, – вдруг сказал мужик. Якоб и бровью не повёл. – Не удивляйся ты так, храмовник. Нарекли мне, что сыновей у меня не будет. Только три дочери. Одну дочь у меня заберут, вторая станет воином известным и только одна из дочерей матерью станет… Давно судьбу свою знаю, думал, свыкся с мыслею этой давно… Но нет. Вот судьба своё забирать своё начала… Как только заметил тебя, решил – убью если солжешь.
Якоб оторвал взгляд от тарелки, но промолчал.
– А ты не солгал, храмовник. Жаль… Я-то знаю, когда человек лжет... Да и по глазам вижу, жизни ты пока не забирал. Не станешь её обижать... Должно быть, думаешь, что ты большой такой, молодой и я бы с тобой не справился? Зря. Я на старости и Святогору бока мял, а он поболе тебя будет и удалей… И не смотри, что на морде нет у меня шрамов боевых. Не проиграл я ни одной схватки, ни сражения… Только Святогор мне как-то раз…
Якобу имя Святогора было неизвестно, но то, с какой с какой уверенностью мужик говаривал, не оставляло в Якобе сомнений в правдивости слов сказанных. Также старшие храмовники говаривали о своих приключениях.
Когда луна показалась на черном небе, храмовник вернулся к телеге, за коробом из колдовского ясеня и бутылочкой с ведьмовского варева. К коробу пришиты прочные лямки, чтобы Якоб мог носить его на спине. К этому времени девки из бани вышли.
– Ну что? В добрый путь? – радостно улыбался отец Милки.
– Мне нужна ваша хата на один час, – уверенно сказал Якоб. – Обряд в ведьмы должен начаться здесь. В родном доме.
– Темно же… – сказала одна из девочек. Якоб не заметил которая. Радка и Милка похожи как две капли воды. Обе в белых сорочках, у обеих ярко-рыжие волосы, но сомнений кто из них кто у Якоба не было. Взгляд у девочек разнился. Радка видно дуется, а Милка казалось равнодушной.
– На час, – твердо повторился Якоб. – Услышать слова заговоров – это смерть. Увидеть новоиспеченную ведьму – это смерть. На один час вы уйдете и не приблизитесь к дому. В хлеву запритесь или в лес уйдите.
– А, эти ваши колдовские штучки, да? – улыбнулся мужик, явно не раз в глаза смерти заглядывавший. – Мы сделаем как просишь. Прощай Милка.
Вся семья напоследок заключила Милку в объятья.
– Прощайте… – прошептала та.
Простившись с семьей, Милка и Якоб просидели в тишине, дождавшись, когда та уйдет достаточно далеко.
– Можем начинать… – сам себе сказал Якоб и открыл короб из колдовского ясеня, достав оттуда плед из ведьмовской паутины, который расстелил на полу. Якоб хотел было сказать Милке, чтобы та заняла место по центру пледа, но она сделала это без его указаний, правильном образом, на коленки.
Якоб достал из короба деревянную чашку и вылил в неё ведьмовское варево. Колдовская смесь булькала, словно всё еще находилась на огне, но в то же время оставалась холодной словно лед.
Храмовник сел напротив Милки. Поставил перед ней чашку и начал говорить:
– Выпив это ты уснешь. И не проснешься очень долго. Иногда будет больно. Иногда страшно. Не теряй себя. Не сомневайся. Бог укажет тебе путь. Ты очнешься в Чадене. В ведьмовском храме. Ведьмой. Пить нужно в один заход. До последней капли. Если у тебя есть вопросы, самое время их задать.
Но Милка не задала ни единого вопроса. Хмуро взяла чашку с кипящей жидкостью и выпила. Минуту спустя глаза девочки сомкнулись и её завалило на бок. Якоб подхватил Милку и аккуратно уложил её калачиком на плед, а затем раздел девочку до гола. Якоб поднялся, убрал миску хорошо ополоснув её в ведре. А воду из ведра сразу вылил на улице. Вернувшись, Якоб плотно завернул Милку в плед ведьмовской, словно в кокон. Каждый вдох девочки становился короче, каждый удар сердца реже. Наступит момент и Милка перестанет дышать, а сердце её биться, но то будет не сейчас, позже. Якоб подхватил кокон и положил его в короб из колдовского ясеня. Чтобы закрыть короб Якобу пришлось немного надавить на кокон. Короб маловат для девочки, но он именно такой каким и должен быть.
Через два дня сердце и дыхание девочки полностью остановятся и сутки, которые покажутся ей вечностью, она пробудет в мире мертвых.
Через четыре дня сердце девочки забьется вновь. Ей вернется сознание, но она увидит только одно – темноту. Она даже не поймет, открыты её глаза или нет. Жива она или нет. Когда попробует сделать вдох, заметит, как стенки короба давят на её плечи, спину, ноги… Неумышленно девочка попробует занять положение получше, начнет ворочаться, попробует разогнуть ноги, вытянуть руки, поднять голову… но от этого станет только хуже. К тому моменту плед из ведьмовской паутины должен истончиться и исчезнуть. Колдовской ясень будет натирать её кожу, и рано или поздно сотрет её в кровь. Милка захочет закричать, но у неё не будет на это ни сил, ни дыхания. Каждый вдох стенки короба будут давить на неё со всех сторон. Якоб знает это, ведь Милка третья ведьма, которую он в Чаден ведет.
Короб он будет держать всегда при себе. Днем носить на спине. Ночью храмовник будет спать с коробом в обнимку. Якоб должен почувствовать, когда Милка очнется и начать отчет. Ровно через одиннадцать часов и шесть минут Якоб должен впервые открыть короб, чтобы дать Милке следующий ведьмовской отвар.
Сделав первый шаг из дома, на лоб Якобу упали первые капли ливня. Ливня, который закончится только на третий день его пути.
Якоб быстро дошагал до своей телеги и завернулся в плащ вместе с коробом. Он немедленно отправился в дорогу несмотря на темноту и ливень. Дорогу он знает… Но прежде, чем направится в храм ведьм и освободить девочку из заточения, храмовник обязан совершить паломничество. Посетить пять святых мест, разбросанных на границах Чаденских земель.
На второй день пути Якоб встретил вставшую посреди дороги карету, что пути его мешает.
– Милсдарь, толкнуть не поможете? – сквозь шум ливня закричал Якобу мужик, закутанный в темный плащ. Храмовнику это сразу не понравилось. К Якобу по-разному обращались, но какой из него милсдарь? Деревянная телега, обычная тягловая лошадка и рваный серый плащ. Не похож он на человека высокого положения.
Спрыгнув в грязь, Якоб моментально погрузился в неё почти по колено. Здесь дорогу совсем размыло.
– Что-то не так… – процедил сквозь зубы Якоб. – Тут и моя телега не пройдет.
– Ага, никак зачаровано… – хлопнул храмовника по плечу незнакомый мужик. – Ну что толкаем?
Даже с помощью Якоба, карета не желала двигаться с места, высокие колеса безнадежно утонули в грязи.
– Надо твердое под колеса накидать, – задумчиво протянул Якоб. – И всю дорогу похоже выкладывать придется. Камни, доски…
Так и толкал храмовник с незнакомцем весь второй день и свою телегу, и чужую, к вечеру им удалось добраться до постоялого двора.
– Спешил, спешил и отстал на день…
Путешествие Якоба рассчитано строго. День промедления может стоить Милке жизни.
– Ничего, ща отогреемся, с меня выпивка! – радостно сказал мужик. С этими словами из кареты, которую толкал Якоб весь день, вышел рыцарь в латном доспехе.
– А ему телегу честь толкать не позволяла? – нахмурился Якоб.
– Не так громко, милсдарь. Он же из красного креста.
– Да и зачем в латах в трактир пошел…
«Красный крест» молодой орден, который достаточно открыто критикует ведьм. В последние годы орден обрел немалую популярность и власть среди всех слоев населения, от бедняков до правителей. Посланники истинной веры, называют они себя. В Чадене же их принято называть проще – еретики.
Первым делом, храмовник перенес все свои вещи из тележки в комнатку на втором этаже, чтобы из тележки ничего не стащили. Всё, что было при Якобе обладало ценностью и нужностью в его пути. Только после этого храмовник спустился в трактир вместе с коробом и своим табуретом. Якоб и его новый знакомый, Сений, разделили один стол. Рыцаря в трактире не было.
– …рыцарь не говорит совсем. Черт знает куда путь держим… – сетовал Сений, размахивая ломтем хлеба. – Записками общается. Причем, он сам-то их не пишет. Из кошеля достает, будто записка на любой случай есть...
Хоть Сений и пообещал выпивку, но хмеля так и не заказал. Только пару похлебок горячих. Якоб порядком устал от своего нового знакомого, но и прогонять его не решался. Кушал молча и неспеша. Сению даже не нужно было слышать ответов Якоба. Казалось, поставь Сения перед стенкой, то ничего и не изменится.
Доев, храмовник удалился в свою комнатку, сославшись на усталость, не забыв при этом поблагодарить Сения за кампанию.
Матрасец с кровати Якоб перенес на пол, поскольку на кровати храмовник никак не умещался. Весь остаток вечера он просидел перед окном, в обнимку с коробом, разглядывая темные тучи, которые нехотя пропускали лучики луны.
– Да, это он… И короб у него есть… как сказано…. Значит забрал уже, – рассказывал кому-то Сений. – …. Здоровенный! … Мы точно справимся? … Пророк возрадуется! Пророк возрадуется!
– Значит не только рыцарь из красного креста, – подытожил Якоб услышанное в шепотке. – Понятно. Сегодня не сплю.
Время за полночь, Якоб всё разглядывает облака. Темные тучи к этому времени заметно проредели, было видно кусочек луны. Еще немного и тучи освободили луну полностью. Дождь закончился. С последней каплей в коробе зашевелилась Милка.
– Рановато ты… Третий день только, – забеспокоился Якоб, положив правую ладонь на верхнюю доску короба, ощущая движения внутри, а левой рукой он потянулся до вещмешка, в поисках часов песочных, чтобы точное время засечь. Одиннадцать часов и шесть минут будут сыпаться песчинки из одной половинки в другую.
В комнате была достаточно тихо, чтобы услышать слабые стоны из короба, слабые удары по его стенкам и шорох кожи о дерево. Якоб крепко обнял короб и продолжил наблюдать за облаками. Вскоре на темном горизонте, слабо освещенном луной, замаячила птица. Ворон. Считалось, что вороны служат ведьмам. Это не совсем так. Любая птица может служить ведьмам, но чаще всего служили именно вороны.
Якоб заранее раскрыл окно, чувствовал, что эта птица летит именно к нему. И не прогадал. Ворон уверенно приземлился на плечо храмовника и капризно отряхнулся.
– Ты и в такой ливень летел? Бедолага… Чего принес-то?
Ворон поднял одно крыло и поднес к уху храмовника:
– Этой ночью ты заберешь одну жизнь. Готовься, – услышал Якоб шепот ведьм.
– Не разойдемся миром значит? – ворон спрыгнул на матрас и взъерошил перья. – Ага, располагайся, приятель…
Якобу никогда не приходилось забирать жизнь ранее. Ни человека, ни зверя. Но морально к этому он готовился давно. Храмовник поднялся, закрыл окно и аккуратно задвинул короб под кровать. Якоб решился спрятать короб, поскольку его контакт с ним на данном этапе не был жизненной необходимостью. Милка вернулась из мира мертвых.
Якоб достал из вещмешка пару свечей и зажег их около входа. В обычной ситуации эти свечи не стоит зажигать вне святых мест, поскольку они ядовиты для непосвященных, но храмовник решил этим свойством воспользоваться.
– Должен спать уже… – вновь услышал Якоб Сения. – Пора?
Из коридора доносилось слабое бряцанье лат. Дверь в комнату Якоба со скрипом отворилась. Первым зашел рыцарь с мечом в ножнах, а следом Сений, с двумя кривыми кинжалами в руках. Глаза Сения полны азарта, а рот искривлён в улыбке. Движения рыцаря медленные, выверенные, словно чеканные. Лицо скрыто за забралом, а на сюрко, по центру груди красуется большой кровавый крест, символ ордена.
– Ха, не спит! Не спит! – победно выкрикнул Сений вытянув один из клинков в сторону Якоба, который мирно сидел рядом с окном, повернувшись в сторону гостей. – А мы за ведьмой!
– Я заберу одну жизнь… Кто-то выживет? Они знают о Милке? – процедил Якоб нахмурившись. Только служащие в Чадене должны знать о том, как становятся ведьмой.
– Доставай оружие храмовник! Драться будем! – радостно объявил Сений.
– Я безоружен, – поднял руки вверх Якоб, обращаясь уже к Сению.
– Возьми моё, – расщедрился Сений и бросил один из клинков в ноги Якобу.
– Я не могу его взять, – медленно поднялся Якоб. – Запрет, еретик.
– Ску-у-у-у-учно…. – протянул Сений. – Умри тогда.
Делая первый шаг, Сений заподозрил неладное, а опустив ногу на пол, он понял, что совершенно не чувствует под ней опоры. Тело Сения резко стало невыносимо тяжелым. Так и не закончив первый шаг, он беспомощно рухнул на пол. Сению казалось, что его голова вот-вот лопнет, словно пол сдавливает его голову, нет, словно давит на всё его тело. Каждый вдох дается Сению всё тяжелее и тяжелее. Около минуты боролся Сений за воздух, но в итоге – героически задохнулся.
– Одна жизнь... Итак, ты – рыцарь, выживешь? – спросил себя Якоб. – Ты не должен выжить… Ты знаешь о Милке... Но я же заберу одну жизнь? Ты второй. Разойдемся? Убежишь?
Рыцарь потянулся к прямому мечу на поясе. Яд от свеч, казалось, совсем на него не действовал. Якоб рывком устремился к рыцарю, схватив того за руку, которой тот к мечу тянулся. Еретик успел схватиться за рукоять, но не вытащить меч из ножен.
Якоб облегченно выдохнул и свободной рукой взялся за забрало, развернулся и швырнул рыцаря в окно. В полёте рыцарь умудрился выхватить клинок и полоснуть Якоба по торсу, но, благодаря зачарованным одеждам, меч ран не оставил. Рыцарь пробил окно, а вместе с ним и деревянную стену, словно она была из соломы.
Ворон на матрасце внимательно наблюдал за происходящим.
– А ты всё смотришь… Ведьмам доложишь? – направился Якоб к дыре. – Рыцарю достаться должно. Помедленней станет…
Но рыцарь уже поднимался, как ни в чем не бывало.
– Не понял… – процедил храмовник. Якоб прыгнул на рыцаря вдавив того коленом в землю. Удар пришелся тому на грудь, доспех значительно продавился. Меча рыцарь так и не выронил. Режущий удар вышел еще слабее первого и не оставил никаких ран на храмовнике. Якоб стукнул кулаком по шлему рыцаря, но тот не остановился. Стукнул еще раз. Снова не остановился. Якоб далеко не слаб, он намного сильней обычного человека и даже многих зверей. Храмовник искренне не понимал как рыцарь оставался в сознании после его ударов. Потеряв терпение, Якоб схватил за забрало и оторвал его.
– Фу! – ужаснулся Якоб. У рыцаря пустые глазницы, кожа – истлела, оголив черные мышцы, покрытые желтыми рунами. По храму давно ходили слухи, что еретики способны возвращать к жизни умерших, но своими глазами Якоб увидел результат такого колдовства впервые. Якоб было замахнулся кулаком, чтобы размозжить череп мертвецу, но в последний момент передумал. Побрезговал. Встал и резко размозжил голову мертвеца ногой.
– Ит-а-а-а-а-а-к, – задумчиво протянул Якоб. – Всё же я забрал одну жизнь? Этот не считается…
Ведьмы знают всё.
Якоб почувствовал взгляд ворона из дыры, с которой он спрыгнул:
– Посмотрел? Лети давай! Докладывай!
Ворон недовольно каркнул в ответ, но все же выпорхнул из комнатки. Первым делом Якоб заглянул в трактир, хозяин постояло двора проснулся и опасливо поглядывал из-под прилавка.
– Не бойся, хозяин. Я сейчас в комнатку схожу и мне твои руки понадобятся. Обыщем пожитки еретиков, там и на ремонт тебе соберем, – с этими словами Якоб шустро поднялся к себе в комнату.
– Испугалась? – храмовник нежно выдвинул из-под кровати короб. – Не бойся я рядом, – Якоб приложил ухо к верхней стенке короба, а в ответ услышал скрип ногтей о дерево. – Я тебя больше не оставлю.
Взгрузив короб на спину, Якоб затушил свечи и убрал их в вещмешок, затем он неспеша спустился в трактир. Якоб старался сделать свою походку как можно плавнее, чтобы короб не укачивать.
– Вы же из Чаденских? – пугливо обратился трактирщик, встретив храмовника на лестнице.
– Из Чаденских, – подтвердил Якоб.
– Неужто с красными в открытую воюете уже? Сидели же за одним столом с ним…
– Возможно и воюем, – пожал плечами Якоб. – Они вломились в мою комнату. Убить попытались. Самозащита это, хозяин… Пойдем рыцаря обыщем. В комнатке еще один есть, но там проветрить нужно. Рано тебе заходить.
– Время-то пошло… Война в Межземье пришла. Страх-то какой…
Якобу пришлось просить трактирщика дважды, прежде чем тот согласился осмотреть сумы мертвого рыцаря. Нельзя ему чужое брать – запрет. А вот если вещь ему трактирщик своими руками передаст, то другое дело. В кошеле, из которого по заверениям Сения рыцарь доставал записки, ничего не оказалось. Ни единой бумажки. Но всё же Якоб взял пустой кошель с собой. Всё, что имело намек на ценность Якоб оставил трактирщику. В карете храмовник нашел письма, но ни он, ни трактирщик не владели грамотой. Их Якоб тоже забрал.
Всё что было на Сении Якоб оставил трактирщику. Монеты, оружие. Как хоронить мертвецов, Якоб тоже оставил на усмотрение хозяину.
А с первыми лучами солнца Якоб покинул постоялый двор, ведь паломничество продолжается.
Автор: mrDubl
Источник: https://litclubbs.ru/articles/51505-hramovnik.html
Понравилось? У вас есть возможность поддержать клуб. Подписывайтесь, ставьте лайк и комментируйте!
Публикуйте свое творчество на сайте Бумажного слона. Самые лучшие публикации попадают на этот канал.
Читайте также: