Художники (это общепринято) – люди тонкошкурые. И это их подвело на грани 19 и 20 веков. К тому времени многое плохое сошлось, и художники стали не «говорить» со своими восприемниками, а истошно «кричать». И даже выходить за границу искусства как условности.
Это надо объяснить.
Я для себя из многих теорий, что такое искусство, выбрал одну (Натева), что это средство непосредственного и непринуждённого испытания сокровенного мироотношения человека. Больше ничто на человека так не действует, кроме личного примера. Но то уже можно считать жизнью. Которая действует тоже непосредственно, но принуждающе.
Те, кто устраивал своим произведением буквальный скандал, переходил грань условности и попадал в жизнь.
Во второй половине 20 века, устав от всё-таки условного «крика» абстракционистов, творцы ломанулись в противоположную крайность – в перформансы, в частности. Нанимал, скажем, автор снайпера и при публике тот простреливал ему ногу в знак протеста против войны США во Вьетнаме.
Но всё можно опошлить и обнулить.
И вот такой Фабр устроил в 2016 году в Эрмитаже такой перформанс под названием «Любовь – высшая сила»:
«…художник бродит по почти пустому музею (в выходной день) в рыцарских доспехах и отдает дань преклонения искусству. Ходить ему, прямо скажем, тяжело – доспехи весят 40 килограммов и он еле передвигает в них ноги, а его роль требует еще и встать на колени, склонить голову и поцеловать объект восхищения. Искусством тут становится весь музей как таковой – целуются рамы картин, ручки кресел, пьедесталы скульптур и щеки розовых и смущенных копиисток, которые в этот день работают в залах» (Кира Долинина. http://loveread.ec/read_book.php?id=100990&p=88).
Ну, Кира Долинина, такая умная и вострая! Раскритикуй эту фальшь и пошлость!
Нет.
Ну как же? Перформанс же…
Можете сами посмотреть на это убожество: https://www.youtube.com/watch?v=5fKixf09fZQ.
3 августа 2024 г.
Следующая статья в книге Киры Долининой опять касается убожества, и решил описание этого присоединить сюда. Убожество – к убожеству.
Но сперва несколько слов теории.
Упоминавшийся «крик» натурокорёжения, на который перешли в конце 19 века художники имел обоснования не только в окружении, много почему ставшем очень плохим, но и по формальным причинам. Эти последние были в усталости от в плохом смысле слова плоскости почти всех стилей. Они изъяснялись грубо: почти «в лоб», неискусно.
Передвижники и им подобные барбизонцы (простые реалисты, в смысле – не избегавшие и нехорошести) нехорошестями морализировали искусство, их произведения рождались замыслом сознания, а не подсознательным идеалом.
То же и с академистами, услаждавшими всё новых (по мере взрывания революций) и новых хозяев жизни, всё новые волны безвкусных, т.е. которым нравится «как живое». Да ещё и приукрашенное.
Настоящий реализм (в России и в порядке исключения: Ф. Васильев, Крамской, Шишкин, Репин), с подсознательным идеалом истины в самоновейшем социуме) никем таковым, рождаемым подсознательным идеалом, не осознавался и как бы не существовал.
Засилье так называемого прикладного искусства, призванного усиливать знаемые переживания представлялось полным.
Это мнение душило то, что считалось специфическим только искусству, боговдохновенность, что было ранее (у романтизма и у совсем-совсем прошлых стилей {кроме классицизма}), что рождалось подсознательными идеалами.
И вот к середине и концу 19 века совпали два негативизма: содержательный и формальный.
И прорыв в виде крайности случился и в содержании (крайнее разочарование), и в форме (крайнее натурокорёжение).
Но – беда!
Крайнее разочарование не имело явных для масс, да и не только, причин. Ну до кого доходила пошлость сытости, всё шире имевшей место в Западной Европе? Или пошлость позитивизма в науке (когда, чтоб не углубляться, соглашались, что это вот – и есть истина, а глубже и копать нечего)? Крах религии под напором науки тоже не был явным: все формально были по-прежнему верующими и посещали церкви. А уж про катастрофу в классической физике вообще знали лишь единицы. И что к мировой войне идёт, тоже чуяли лишь единицы. Собственно и ужасное положение самых низов общества тоже большинству было плохо заметно.
Но художники-то – тонкошкурые. Они-то – всё чуяли! Но прямыми словами «сказать» не могли. За что схватились формалисты и стали их хвалить за формальную революционность. Новизна, мол, и ура ей. А что на иное смотреть противно – так ты отсталый тип и молчи в тряпочку.
И некоторые натурокорёжения (например, «Крик» Мунка – 1893, «Пророк» Нольде – 1912; это экспрессионисты) кого хошь пронимали до дрожи. И, казалось, формалистов надо слушать.
(Тут уместно удивиться ляпу формалистки Долининой: «Первая мировая война, породившая экспрессионизм» - http://loveread.ec/read_book.php?id=100990&p=88. Первая-то мировая началась в 1914-м!)
На терпимость к формалистам влияла и описанная выше неявность причин крайнего разочарования. Лично я, знающий про них, вообще ощутил себя понимающим все «измы», связанные с душепротивностью смотрения на них. Непосредственный восторг (как «Крик» и «Пророк») возбуждало мало что, но – я думаю – я не притворялся. Для меня все натурокорёжители движимы были вдохновением, которому иное именование – подсознательный идеал. Ему подчиняешься помимо воли. Это подтверждало упрямство художников, которых публика обхаивала в пух и прах. И они страдали морально и физически. (Моне – голодал. Ван Гог ухо отрезал.)
Но время шло. Они становились знаменитыми и модными. Их вещи страшно дорожали, особенно после смерти. Появился резон притворяться быть им подобным. А некоторые (честные) – в порядке вырождения стиля – переходили в прикладное искусство.
«Тут даже тихий провинциальный пейзаж с нищим, написанный Конрадом Феликсмюллером, смотрится страшным сном…» (http://loveread.ec/read_book.php?id=100990&p=89).
Замысел сознания покричать на тему послевоенного кризиса в Германии:
«С каждым днём деньги становились всё более бесполезными, люди возили деньги в тачках и бросались тратить их, прежде чем цены снова взлетят» (https://dzen.ru/a/W7HXNFDFfQCpMN4s).
Полвека назад передвижники о бедном народе плакали, а теперь Феликсмюллер кричит. И это – противно с точки зрения того, кто первосортным считает рождённое подсознательным идеалом, т.е. где есть ЧТО-ТО, словами невыразимое.
Долининой бы тоже сказать какое-то «фэ» такому экспрессионизму. – Но как же! Ведь привезено из Германии!
И только мимолётом у неё всё вырвалось (выделю шрифтом):
«Несмотря на свою такую очевидно
назидательную функцию,
сама выставка говорит не о низком, рыночном, а об очень даже высокохудожественном» (http://loveread.ec/read_book.php?id=100990&p=89).
Ага. Высокохудожественном.
4 августа 2024 г.