Жена по Договору 2
У Стаса была золотая медаль. Были самые положительные характеристики. И дипломы с олимпиад двух последних лет. Надо ли говорить, что в московский институт сын чиновника городской администрации из Приуралья поступил без напряга? Да, поступил. И быстро понял – что же такое настоящие «мажоры».
О, они не жили в студенческом общежитии. Разве что некоторые, «по приколу», да и то к третьему-четвёртому курсу, а кто и раньше, съезжали или в купленные родителями квартиры, или в съёмные студии-апартаменты. А кому то и съезжать никуда не нужно было, так и жили с первого по выпускной курсы с родителями, под присмотром мамок и нянек. И главное, направо и налево соря деньгами.
Как тут было следовать родительским наставлениям? Тем более, что родительская вакцина цинизма, которая должна была, по идее, подготовить сына к трезвому восприятию жизни, сработала как-то не так. Или Стас здесь, во время обучения, нахватался «вирусов-мутантов», но все девушки в его окружении стали походить и внешностью, и повадками, и манерами на рождественский подарок папы и мамы, Снегурочку-Снежаночку. Но уже без малейшего романтического флёра с его стороны.
Дотягиваться до уровня столичной золотой молодёжи у Стаса не получалось – слишком велика была разница в доходах его отца и «предков» у этих будущих хозяев жизни. О миллионах своих отцов золотые мальчики говорили как о чём-то совершенно естественном. И «снежаночек» себе покупали самых лучших.
На курсе, конечно, были девушки на подобии его Ниночки из школьной молодости. Но глубоких отношений у Стаса с ними не складывалось. Дружить – дружили. А вот чтобы какая то зацепила – такого не было. Да Стас и не стремился в эту сторону. Его прельщало другое – карьера.
Успех в делах – вот главный критерий. У Стаса сложилось убеждение, что построить карьеру реально на высоком профессионализме и прилежании к делу. Главное тут - не замахиваться на слишком уж высокие и крутые горки, а жить по чину.
В «Гиацинте» нужно было пройти через отдел кадров и беседу с психологом. Стас подозревал, что предварительная договорённость о его визите уже предполагает автоматический приём на работу – после знакомства с дипломом и отзывами, разумеется. И только после стандартного заполнения всех формуляров Стаса допустили в святая святых, кабинет босса на третьем этаже. На третьем, а не на двадцатом, в пентхаузе, как он ожидал. Не любил большой высоты, оказывается, Савелий Игнатьевич.
Костюмчик от Армани и часы на запястье юноши хозяин оценил. По лицу и рукам глазами, как сканером, прошёлся – не зря, видимо, говорили, что расписных, в татушках и пирсингах, на дух не переваривает.
Он кратко расспросил парня о его предпочтениях и увлечениях, притом в вопросах профессиональных умело разместил и вопросы-ловушки, ответь на которые неправильно – и загремишь с высоты третьего этажа на улицу, несмотря на Диплом и хорошие характеристики. Вскоре Стаса всё же отпустил – взмокшего немного и с колотящимся сердцем. Наказав приступать к работе уже завтра, помощником прораба на строительном участке чуть за пределами города.
Вот так. Сразу. Без каникулярных дней по завершению учёбы. Да и ладно. Зато в какой компании! Как там у классика? «А после из прораба до министра дорастёшь…» Или хотя бы до его зама. Правда, сначала нужно будет выбиться в прорабы.
Вересаев стоял, прижавшись лбом к панорамному окну. Этот молодой человек в нём разбудил давнее, давно уже погребённое под наносами прошедших лет. Давно ли сам был таким же молодым и амбициозным? И – бедным. А на попечении уже была молодая жена Лушенька и дочка-резвушка Ларисонька.
Жили тогда, не тужили. Хотя и на съёмной квартире. Он ведь привез Лукерью из своей родной сибирской деревни, из такого же семейства, в каком рос и воспитывался сам. На городских фиф даже внимания не обращал, до женитьбы спасался спортом и ежедневными, по утрам, трёхкилометровыми пробежками. После женитьбы стал сразу откладывать деньги на покупку своего жилья. Накопил уже на первый взнос. Тогда банки только-только начали давать населению кредиты – правда, под большие проценты.
И тут как обухом по голове - недомогание Луши, потом и вовсе разболелась, а когда сдала анализы, было уже поздно – рак в третьей стадии.
Он тогда, в кои-то веки, нашёл здесь, в Москве, старообрядческую церковь. Метался между работой, больницей, маленькой дочкой и церковными службами, всё хотел отмолить любимую. Не отмолил. Знать, в чём-то крупно согрешил. Угасла его Луша за какие-то полгода, и все деньги, что были отложены на жильё, были потрачены на лечение впустую.
Он тогда не отвёз дочку к родным, в Сибирь. Самонадеянно решил, что справится. Ну, справился. И карьеру выстроил, и жильё приобрёл, и делом собственным обзавёлся. А дочь упустил. Не получила должного воспитания, слишком жалел да баловал, а она теперь знай, отца позорит, и Бог у неё теперь один – деньги. Отцовские, конечно. Теперь вся надежда только на мужчину, который когда-нибудь возьмёт Ларочку в ежовые рукавицы. Так как сам он, Савелий Игнатьевич, перед единственной доченькой безоружен. Вот уж воистину, родительская любовь слепа.
С исправлением дочери мог бы справиться лишь один человек - мать Савелия, суровая кержацкая старуха Пистемея Марковна. Правда, очень жёсткими методами. Свою маменьку Савелий хорошо знал. Крепкая, будто свитая из одних жил, она и на медведя вполне смогла бы сходить. И с капризной, избалованной Ларой точно бы не церемонилась. Но в том-то и было дело… Что ж браться воспитывать двадцатидвухлетнюю девицу, когда она и вдоль лавки не поместится? С детских лет воспитание требовалось. Но как раз тогда и Луша умирала, и сам он, Савелий, был в растрёпанных чувствах. Да и дел было по горло.
Начинал он, практически, с нуля. Переехал на более скромную квартиру, пятилетнюю Ларису определил в круглосуточный детсад, чтобы забирать её лишь на выходные. И пахал, пахал, вгрызаясь в рабочие процессы и никому не давая спуску. На него даже покушение однажды было. Спаянная круговой порукой бригада гастарбайтеров что-то «подхимичила» со строительными лесами – и они обрушились на высоте седьмого этажа как раз тогда, когда он шёл принимать работу, которую заставил переделывать. Савелий тогда как-то по-кошачьи извернулся в воздухе и схватился за натянутый трос. Поранил руки – вылезшие из старого плетения проволочки впились в ладони. Но тут уж или вниз, с высоты почти двадцати метров, на хаотично сложенные бетонные блоки с острыми углами, или руки потом подлечить…
Он растопырил пальцы и посмотрел на чёрные точки в тех местах, куда воткнулся смазанный мазутом металл. Своеобразная татуировка, которую уже ничем не выведешь. Слишком глубоко. Он с тех пор не терпел людей, разрисованных в тату-салонах. Воистину с жиру бесятся. Собственное тело, созданное по образу и подобию божьему, уродуют. «Ладно, это всё лирика, - подумал Савелий, окунувшийся в воспоминания. - Пора работать".