1892 год
«Ростовский округ. Гром не грянет – русский человек не перекрестится». Гром уже грянул: холера официально уже появилась в селах: Батайске, Самарске, Новобатайске и в станице Елизаветовской, и не официально в: с. Новониколаевке, хуторе Бирючанском и деревне Васильево-Петровской. Вследствие этого ростовским окружным врачом разосланы в волостные и сельские правления «Правила для предохранения от холеры», которыми должны руководствоваться волостные старшины и сельские старосты. Мы вправе были ожидать от этих правил подробнейших указаний на необходимые для деревни санитарные предохранительные меры, тем боле, что меры эти предпринимаются для темной невежественной деревни, неумеющей даже самых элементарных понятий о санитации, но, к прискорбию и удивлению нашему, не нашли в этих правилах не только никаких подробностей, но даже ни одного существенного указания на необходимое предварительное оздоровление деревни. Мы не будем приводить целиком всех 14 пунктов «правил», а исчерпаем только вкратце их содержание. 11 пунктов правил касаются распознавания холеры, лечения ее и погребения умерших холерных, т. е. предписывают правила, которыми следует руководствоваться уже при появлении холеры в деревне. 2 пункта предохраняют от употребления в пищу сырых фруктов и овощей и сырой воды, и только один 9 пункт имеет значение предварительной санитарной меры: «общественные сортиры (говорится в этом пункте) должны чиститься как можно чаще и во всяком случае каждый раз, как того потребует медицинский персонал».
И так, составитель предполагает, что только общественные сортиры представляют санитарную аномалию деревни, во всем же остальном деревня самое здоровейшее «благорастворение воздухом». Очевидно, что составитель правил совершенно не знает деревни и ее жизни. Чтобы не быть голословным, проанализируем, хотя бы вкратце, это «благорастворение». Хлева или загоны для скота, имеющиеся в каждом дворе деревни, чистятся только раз в год: в апреле месяце, когда режется или лепится кизяк. Остальные же 11 месяцев навоз толстым слоем лежит в хлевах и издает сыростный, прелый запах по всей деревне. Готовый кизяк складывается для просушки кучами, лежит все лето и издает, особенно после дождей тот же аромат. Частные сортиры устраиваются, обыкновенно, без ям, недалеко от хаты, и только по бокам огораживаются редкою стенкой камыша, сверху же совершенно открыты. В лютые месяцы от таких сортиров идет зловоние. Все домашние пищевые и иные отбросы или раскидываются по двору, или выносятся на средину улицы. Ненужный для домашнего обихода свиной, овечий и птичий навоз вывозится в ближайшую к деревне балку и первым дождем уносится в реку и заражает воду. В июле и августе месяцах по всей реке вымачивается лен, конопля и т. п. волокнистые злаки, вследствие чего вся речная вода становится затхло–вонючей. Эта вонь при утренних туманах и ветрах стеной стоит над деревней и разносится далеко кругом. Речные «гребли» или гати делаются из ненужного сора и навоза и, постоянно подмываемые водой, преют, а после сильных дождей представляют из себя топкое навозное болото, в котором люди и скот вязнут по колено, а колеса по ступицу. Колодцы, имеющиеся при каждом дворе на улице, большею частью без срубов, вследствие чего весь навоз, оставляемый у колодца домашним скотом и птицею, вместе с землею сваливаются в воду. В эти же колодцы, оставляемые в летнее время почти без всякого призора, дети бросают кошек, щенков, крыс и т. п. гадость. Чистятся колодцы в 3 – 5 лет раз. Воду из таких колодцев кипяти хоть 30 раз, а годной, конечно, не сделаешь. Мы привели бы массы других санитарных прелестей деревни, о которых в разосланных по деревням правилах совершенно не упоминается, но думаем, что и указанных вполне достаточно, чтобы показать полное незнакомство составителя правил с санитарными аномалиями деревни.
Но, может быть, мы не правы упрекая составителя правил в незнании деревни, может быть, земским фельдшером раньше были приписаны все необходимые предварительные санитарные меры, а настоящие правила являются только дополнение прежних. Но тогда почему же первая часть этих правил не рассылалась по волостным и сельским правлениям, почему не было никакого контроля за исполнением фельдшерами предварительных санитарных предписаний, почему в деревнях до сих пор не предпринималось никаких санитарных мер?
В заключение один совет. Какие бы меры не были выработаны для деревни, но поручать и вменить в обязанность исполнение этих мер только волостным старшинам и сельским старостам, как это сделал господин окружной врач в предписаниях при правилах, будет далеко нецелесообразно. Наш мужик, по самой своей натуре – ярый консерватор и враг всяких новшеств. А в таких вопросах, как вопрос локализации эпидемии, он при том же и человек со своим твёрдым убеждением: на всякую повальную эпидемию он смотрит, как на «кару Божию», посылаемую на людей за тяжкие грехи, а потому и борьбу с этой карою он считает делом греховным и как бы ропотом на Бога. Необходимые для деревни антихолерные меры, без сомнения, явятся в глазах мужика новшеством и притом противным Богу, а потому и прививать это новшество к деревне нужно осторожно и осмотрительно». Статья неполная. (Приазовский край. От 21.07.1892 г.).
1899 год
«Ростов-на-Дону. В местное полицейское управление поступила курьезная переписка об одной копейке. Дело в следующем. Копейка эта, фигурировавшая в качестве вещественного доказательства по делу некоего К., разбиравшемуся в Еслисаветградском окружном суде, должна была возвращена ему, почему он и разыскивается. Прокурор Елисаветградского суда препроводил копейку в Елисаветградское полицейское управление с просьбой выдать ее К. В свою очередь полицейское управление «препроводило» монетку в 3-й участок, где по сведениям, имевшимся у полиции, проживал К. Однако, пристав 3-го участка возвратил переписку вместе с копейкой, так как К. в указанном доме Константина Соколова не проживает и никогда не проживал. Полицейское управление препроводила переписку в тот же участок для розыска К., но уже не в доме Константина Соколова, а некоего Константинова. Между тем, такого дома в 3-м участке вовсе не оказалось, а нашелся дом именно Константина Соколова, которого в общежитии все просто зовут по имени, вследствие чего и вышла ошибка. К. в доме Соколова нет, но в нем проживала его сестра, которая тоже неизвестно куда выбыла. Тогда переслали во 2-й участок г. Елисаветграда, откуда вскоре получилось донесение, что К. в этом участке, да и вообще в Елисаветграде, не проживал. Затем пристав 3-го участка донес, что узнать, к какому мещанскому обществу приписан К., не удалось, а вот сестра его, по мужу В., две недели назад была в Елисаветграде и вместе с мужем и тещей куда-то выехала. Тогда городское полицейское управление передало всю переписку в уездное полицейское управление, которое также произвело розыск К., его сестры и ее мужа, но никого из них не нашло, причем, между прочим, вступило в переписку по этому делу с полицией города Вознесенска. Наведена была справка в Елисаветградском окружном суде, к какому обществу принадлежит К. Оказалось, что он член Цветнянского сельского общества, Чигиринского уезда, Киевской губернии. Натурально туда переписка была и направлена. По собранным же цветнянским сельским обществом сведениям, К. проживает в Ростове-на-Дону, а потому переписка была отослана в наше полицейское управление. Здесь же во всех шести участках были произведены розыски К., которые опять-таки не привели ни к каким результатам. Теперь все эта обширная полицейско-канцелярская «литература», занимающая до 30 «четвертушек» исписанной бумаги, вместе с злополучной копейкой, вновь будет возвращена прокурору Елисаветградского окружного суда и, можно надеяться, что лет этак через десяток, исколесив немало городов и весей Российской империи, литература эта заверши, наконец, цикл своих горестных странствий «за нерозыском оного мещанина К.».
«Ростов-на-Дону. В дополнение к убийству, совершенному на днях на Богатом Источнике, приводим некоторые данные о нравах, пустивших, по-видимому, глубокие корни на другой нашей окраине – Нахаловке. Там существует буйная компания, которая разгуливает ночью по улицам и затрагивает проходящих. Нередко случается, когда избивают мирных обывателей. Единственный исход при встрече с этой бандой откупиться от нее, дав ей на водку требуемую сумму. Господа эти известны всей Нахаловке, но борьба с ними для нахаловцев довольно опасна, так как они в большинстве вооружены ножами и не постесняются из-за мести пустить их в ход. Что касается до ночных стражников, то они совершенно не в силах справиться с буянами и даже не без основания боятся их; были случаи, что в стражников бросали увесистыми камнями и кирпичами. «Ребята» требуют от остальной нахаловской молодежи безусловного повиновения; чинимые ими безобразия они считают своего рода геройством, ухарством. Не говоря уже о таких мелочах, как выворачивание столбов, срывание вывесок, ломание деревьев, ими совершаются и большие безобразия: весною они изнасиловали женщину; за лето ими совершено несколько грабежей. А вот и еще фактец из деятельности той же милой компании. 18-го июля, в 10 часов вечера, крестьянин Алексей Дегтяренко проходил по Нахаловке. На углу Суворовской улицы и Таганрогского проспекта он встретился с двумя субъектами, которые грозно его остановили, потребовав денег на водку. Когда же Дегтяренко отказался исполнить это требование, то один из субъектов, не стесняясь, сорвал у него серебряные часы. На крик ограбленного явился стражник, который и успел задержать одного из нападавших, оказавшимся ростовским мещанином Иваном Котровым; другой же скрылся, но полиции удалось разыскать и его. Это крестьянин Смоленской губернии, Ельнинского уезда, Прокофий Моисеенко. Оба они молодые люди, еще не отбывавшие воинской повинности»
«Азов. Довольно своеобразного взгляда на расписание движения своих пароходов придерживается азовское пароходное общество, поддерживающее на своих пароходах «Юпитер» и «Азов» сношения между Ростовом, Азовом и Кагальником. Постоянное расписание оно считает для себя необязательным и изменяет его по произволу, согласно своим соображениям, не находя даже при этом нужным извещать пассажиров, хотя бы писаным объявлением, прибитым где-нибудь на пристани, о происшедшем изменении. Так, например, обыкновенно пароходы эти делают два рейса в сутки, но вдруг администрация почему-то решила, что один пароход, в течение нескольких дней, будет делать 4 рейса, не заезжая в Кагальник. Извещен об этом, однако, никто не был. И вот в один прекрасный день ко времени отхода «Юпитера» в Кагальник, в 11 часов утра, на пристань в Азове, по обыкновению, явилось много пассажиров. Кроме того, туда были доставлены товары для перевозки. Каково же было их удивление, когда пароход, не говоря дурного слова, отправился обратно в Ростов. В 2 часа дня на пристань снова собралась толпа для поездки в Ростов, но поехать опять не смогла, так как ей заявили, что пароход ушел еще в 11 часов утра и поехать можно будет только на следующий день. Таким образом, людям приходиться ожидать целые сутки там, где на переезд требуется всего каких-то два часа. Нужды публики, затраты ее, потеря времени, соображения о том, что у многих из пассажиров есть, быть может, важные, не терпеливые обстоятельства дела, неприятности, какие могут произойти от запоздания – все это администрации пароходного общества не касается и считаться с этим она находит лишним. Да, и вообще пароходное «начальство» имеет очень «тонкие виды»: оно все видит, все замечает, и обо всем мотает на ус. Намотает: достаточно, мол, пассажиров – и пароход отходит раньше часа, указанного в расписании. Нет – продолжает мотать, торопливо поджидая еще пассажиров. Случается даже, что после трех свистков, когда уже пароходные сходни убраны, завидят где-нибудь вдалеке человека, своим внешним видом напоминающего пассажира, и не отчаливают, пока этот таинственный незнакомец не доплетется до пристани и окажется вовсе не пассажиром».
«Азов. Нам пишут из Азова:
«Сезон летних увеселений открылся у нас в воскресенье 18-го июля заезжими гастролерами. Вновь прибывшие лицедеи устроили свой театр самым первобытным способом: на городской площади врыли в землю два столба, протянули через них канат, и на этом-то канате прибывшая «знаменитость» танцует и проделывает разные штучки, в то время как соратник ее обходит с кружкой густую толпу, приговаривая: «Жертвуйте в пользу для артиста». Если азовская публика отнесется к этим гастролерам сочувственно и доброхотными даяниями будет поддерживать доморощенное искусство, то «товарищество» даст здесь еще несколько представлений при такой же поэтической обстановке». Весьма утешительно!» (Приазовский край. 189 от 21.07.1899 г.).