Доброй летней ночи, мои дорогие подписчики и гости канала! Миновала практически добрая часть самого жаркого, сочного и насыщенного времени года. Не только на моем писательском поприще, но и в большом городе наступила пора нескончаемой сиесты. Изнуряющая духота заставила притупиться разум и инициативу, люди вокруг - будто тени своих собственных бренных мыслей. На город опустилась апатия. В вечернее время суток, когда тусклые фонари начинают подсвечивать усталую пыльную атмосферу, кто-то быстро выбегает в близлежащий магазин за водой и буханкой хлеба. А в сумерках поодаль многоквартиных хрущевок раздаются возгласы далеких заблудших в хмельном тумане душ.
Всё это - эстетика пребывания в городе. В пригороде и деревнях всё немного иначе. Духота с лихвой компенсируется буйством зелени у тихой речки, на небе - россыпь тысяч звезд, а ночью нет ничего вокруг, кроме тягучей тишины и редкого стрекотания сверчка где-то в кустах смородины...
Среди этой жаркой поры, после окончания прочтения всех книг С. Моэма, я открыла для себя другого писателя, автора множества замечательных произведений, с которыми мне еще предстоит ознакомиться - Рюноскэ Акутагаву. Рюноскэ Акутагава - автор новелл, крупная фигура в истории японской прозы. Некоторые из его произведений были экранизированы. И первый из его трудов, на который я обратила внимание, была книга "Черная мадонна", представляющая собой сборник небольших рассказов, различных по смыслу, но схожих в своей истинно японской краткости, утонченности и невероятной интерпретации привычных образов и клише мировой литературы.
Книга начинается с рассказа "Вечный жид". Честно скажу, привыкшая к монокультурным особенностям японского быта, мне было весьма необычно, что автор... практически всю свою книгу (во всяком случае, большинство новелл и рассказов из нее) посвятит библейской вере. Единственным произведением, где я напрямую встречала пересечение европейского католицизма и японского синтоизма, была книга "Золотой веер". И всё прочтение этого в недалеком прошлом (лет эдак пять назад) этого произведения меня не покидало чувство чужеродности, нетипичности и какой-то непонятной смуты. Япония - как отдельный мир, со своими правилами и уникальностью, в моем сознании не терпит вмешательства извне; даже сейчас, в современное время, японское самосознание осталось всё таким же непоколебимым, искусство древности прекрасно ассимилировалось с кричащими неоновыми образами героев аниме и манги. Во всей этой идеалистичности присутствие веяний европейской веры и культуры означало нечто чуждое для меня. Но Р. Акутагаве это удалось.
Другой рассказ с подобной тематикой - "Житие святого Кирисутохоро" (если немного переиначить японскую транскрипцию, ничего не напоминает? Правильно, "Ису Кирисуто" и "Кирисутохоро" - это не кто иной, как Иисус Христос и Христофоро, последний был одним из святых), где святой Рэпуборосу, по сути, дух леса, великое Древо, был наречен Богом "Кирисутохоро", принадлежащий Христу, за свои испытания, которые, однако, были скорее испытанием силы духа, нежели, как в библейской истории, испытанием веры человеческой.
Также красивым и поистине сказочным рассказом книги мне показался «Сусаноо-но-микото на склоне лет», который вызвал у меня стойкие ассоциации с русской народной сказкой про Василису Премудрую, только у Р.Акутагавы роль Василисы выполняла дочь Сусаноо, а сам он был здесь царем подводного царства. Надо сказать, что легенды о Сусаноо и его подвигах, так же, как и о богине Аматерасу — непреложная часть японского фольклора, которую Р. Акутагава, как истинный японец, несколько преобразовал и сделал частью своего произведения.
Рассказ, вызвавший у меня ощущение легкого недоумения и чего-то тревожного, был «Удивительный остров». Собственно, в данном рассказе у меня начали закрадываться сомнения по вопросу того, какое же всё-таки отношение у автора к единобожию. Верование в единого Бога было представлено на примере поклонения великому хамелеону, а смысл жизни проживающих на острове — выращивание овощей. Думаю, тут Р. Акутагава всё-таки отразил верование иеговистов. Однако в конце повествования оказалось, что всё, что казалось реальностью, было лишь идеей писателя для своей новой книги.
Другие рассказы, понравившиеся мне, были «Болезнь ребенка», «Святой», «Осенние горы», «Черная мадонна». Во всех этих произведениях так или иначе проходят параллели с Библией, а рассказ «Черная мадонна» и вовсе представляет собой удивительно ироничное наблюдение касательно истово молящихся. Если совсем кратко, то смысл рассказа следующий: бойся своих желаний, даже когда молишься божеству.
Итак, «Черная мадонна» Р.Акутагавы — сборник изящных в своём представлении рассказов, отражающих видение писателя объективной реальности в истинно японском исполнении: краткость, конкретность и глубокий слог произведения заставляет под разным углом исследовать вопросы веры, философии, писательства, обыденных бытовых вещей и даже смерти.
Книгу рекомендую прочитать всем поклонникам сложного японского слога. Каждый, знакомых хоть сколь нибудь с философией японского мира, знают, что простые вещи для японцев наполнены смыслом не меньше, чем сложные материи, которые так привыкли возводить в абсолют европейцы. Мы не обращаем внимание на то, что происходит за окном, на то, как дышим или пьем воду, однако для японского народа всё это — совокупность бесценных мгновений, именуемой жизнью.
Подписывайтесь на мой канал, давайте читать вместе!