Часть 1
Воскресенье, 1 декабря
Эдгар Кесада сидел рядом со мной за столом в дневном зале, пока я читал последние страницы стенограммы его судебного процесса. Он попросил меня просмотреть материалы его дела в качестве одолжения, надеясь, что я смогу что-то увидеть или сделать, чтобы помочь его ситуации. Мы находились в модуле повышенной строгости в исправительном учреждении «Твин Тауэрс» в центре Лос-Анджелеса. Здесь содержались заключенные, находящиеся под стражей в ожидании суда или, как в случае с Кесадой, приговора к заключению в тюрьме штата. Это был первый воскресный вечер декабря, и в тюрьме было холодно. Под синим комбинезоном Кесады были надеты белые лонгсливы, рукава которых доходили до запястий.
Кесада находился в знакомой обстановке. Он уже проходил этот путь, и у него были татуировки, подтверждающие это. Он был членом банды «Белый забор» в третьем поколении из Бойл-Хайтс, с множеством татуировок, свидетельствующих о его преданности банде и мексиканской мафии, которая была самой крупной и влиятельной бандой в тюремной и пенитенциарной системах Калифорнии.
Согласно документам, которые я читал, Кесада был водителем машины, в которой находились еще два члена «Белого забора», стрелявшие из автоматического оружия по винным стеклам винного погреба на Первой Восточной улице, владелец которого на две недели просрочил выплату бандитского налога, который «Белый забор» вымогал у него почти двадцать пять лет. Стрелявшие целились высоко, и нападение должно было стать предупреждением. Но рикошет прошел ниже и попал внучке владельца винного погреба в макушку, когда она приседала за прилавком. Ее звали Марисоль Серрано. Согласно показаниям заместителя коронера, она умерла мгновенно.
Никто из свидетелей преступления не опознал стрелявших. Это было бы фатальным упражнением в храбрости. Но дорожная камера зафиксировала номер машины, на которой скрылся преступник. По нему удалось установить, что машина была угнана с долгосрочной парковки близлежащего вокзала Юнион Стейшн. И камеры там мельком увидели вора: Эдгара Кесада. Суд над ним длился всего четыре дня, и он был признан виновным в сговоре с целью совершения убийства. Приговор вынесли через неделю, и ему грозило как минимум пятнадцать лет тюрьмы, а скорее всего гораздо больше. И все из-за того, что он был за рулем автомобиля, совершившего преступление особой тяжести и ставшего убийцей.
«И что?» сказал Кесада, когда я перевернул последнюю страницу.
«Ну, Эдгар», - сказал я. «По-моему, ты в полной жопе».
«Чувак, только не говори мне этого. Ничего нет? Совсем ничего?»
«Всегда есть вещи, которые ты можешь сделать. Но это долгие попытки, Эдгар. Я бы сказал, что у тебя более чем достаточно оснований для подачи ходатайства в МАК, но...»
«Что это?»
«Неэффективная помощь адвоката. Ваш адвокат весь процесс просидел сложа руки. Он пропускал возражение за возражением. Он просто позволил прокурору... Ну, вот, видите эту страницу?»
Я вернулся к стенограмме и перешел на страницу, где откинул уголок.
«Здесь судья даже говорит: «Вы будете возражать, мистер Сегуин, или мне продолжать делать это за вас? Это плохая работа в суде, Эдгар, и у вас, возможно, есть шанс доказать это, но вот в чем дело: в лучшем случае вы выиграете ходатайство и получите повторное рассмотрение дела, но это не изменит доказательств. Это все те же улики, и со следующим составом присяжных вы снова проиграете, даже если у вас будет новый адвокат, который знает, как держать прокурора в узде».
Кесада покачал головой. Он не был моим клиентом, поэтому я не знал всех подробностей его жизни, но ему было около тридцати пяти лет, и ему грозил немалый срок.
«Сколько у вас судимостей?» спросил я.
«Две», - ответил он.
«Судимости?»
Он кивнул, и мне не пришлось больше ничего говорить. Моя первоначальная оценка осталась в силе. Он был в полной заднице. Возможно, он уйдет навсегда. Если только...
«Ты ведь знаешь, почему тебя привезли сюда в модуль повышенно строгости, а не в общий модуль?» сказал я. «В любой день они вытащат тебя отсюда, посадят в комнату и зададут главный вопрос. Кто был с вами в машине в тот день?»
Я жестом указал на толстую стенограмму.
«Здесь нет ничего, что могло бы вам помочь», - сказал я. «Единственное, что вы можете сделать, — это сократить время, назвав имена».
Последнюю фразу я произнес шепотом. Но Кесада ответил не так тихо.
«Это чушь собачья!» - заорал он.
Я посмотрел на зеркальное окно диспетчерской, хотя знал, что за ним ничего не видно. Затем я посмотрел на Кесаду и увидел, что вены на его шее начали пульсировать - даже под чернильным ожерельем из кладбищенских камней, опоясывавшим ее.
«Остынь, Эдгар», - сказал я. «Вы попросили меня ознакомиться с вашим делом, и это все, что я делаю. Я не ваш адвокат. Вам действительно следует поговорить с ним о...»
«Я не могу пойти к нему», - сказал Кесада. «Холлер, ты ни черта не знаешь!» Я уставился на него и наконец понял. Его адвоката контролировали те самые люди, на которых ему нужно было доносить: Белый Забор. Обращение к нему почти наверняка привело бы к тому, что мексиканская мафия натравила бы на него стукача, независимо от того, был ли он в модуле повышенной строгости или нет. Поговаривали, что «эМэ», как его неофициально называли, может добраться до любого человека в любой точке калифорнийской изоляции.
Меня буквально спас звонок. Прозвучал пятиминутный предупредительный гудок перед отбоем. Кесада протянул руку через стол и грубо схватил свои документы. С ним было покончено. Он встал, продолжая разглаживать все свободные страницы в аккуратную стопку. Не сказав ни «спасибо», ни «пошел ты», он направился в свою камеру.
А я направился в свою.
