Интервью было дано изданию Le Lundi в мае 1999 года, в ожидании выхода третьего сезона «Никиты». Рою на тот момент исполнилось 36 лет.
Рой, как ты отдыхаешь после работы?
У меня не очень много времени. Когда прихожу к себе в квартиру после съёмок, то учу реплики на следующий день. Потом ложусь спать, и утром за мной приезжают в 5:30-6 часов.
Разве у тебя совсем не остаётся времени на себя?
Когда идут съёмки, можно отдыхать между сценами. Мы работаем по 14-18 часов в неделю, 5 дней в неделю, 8,5 месяцев в году. Лучше не думать об этом слишком глобально, а сосредоточиться на конкретном дне или конкретной сцене, иначе можно легко пасть духом. Что хуже всего, мне приходится жить не в Квебеке, и от этого страдает личная жизнь.
Ты уже привык к жизни в Торонто?
Не особо. Я здесь просто работаю. Но я точно привык ездить из моей квартиры в аэропорт каждую пятницу. Я летаю домой в Квебек каждые выходные. Всё, что для меня сейчас важно, это мой дом, моя земля и путешествия. Я больше никуда не хожу, никаких вечеринок по ночам. Я перепробовал всё, что есть, и теперь предпочитаю быть дома и ужинать с друзьями. Хотя, в рестораны я иногда хожу. В Торонто я хожу в небольшие китайские ресторанчики в китайском квартале, они близко к квартире.
Ты хорошо готовишь? У тебя есть коронные блюда?
Я умею готовить всего понемногу: тайская кухня, французская, американская... Хотя бы раз в год я готовлю «мешуи» (что-то вроде шашлыка из разных видов мяса, готовящегося на открытом огне). Мой дом, который стоит на 54 акрах земли, идеально для этого подходит.
Твой дом стоит в поле или в лесу?
Он стоит посреди полей, окружённый старым каменным забором. Лес начинается прямо позади. У меня во владении 30 акров леса и 24 акра полей.
Ты говоришь, что завязал с вечеринками. Ты принял это решение после какого-то конкретного события в жизни?
В 1996 году я купил дом и подписал контракт на съёмки в «Никите» на 5 лет. За год до этого я полностью поменял образ жизни. В 1995 году я взял паузу в работе. Путешествовал на мотоцикле по Канаде и по США. Потом вернулся домой, и мы с моей девушкой поехали во Францию и в Италию. Тогда я и понял, что мы в ответе за свои поступки. Конечно, я знал об этом и раньше, но только в том году понял, что это на самом деле значит. Покупка дома только укрепила во мне эти чувства. В городе меня слишком хорошо знают. Я довольно застенчивый и не мог привыкнуть к тому, что на меня постоянно смотрят. Дома я чувствую себя комфортно и свободно.
Тебе до сих пор некомфортно от чужого внимания?
Да, мне это досаждает. Когда люди на тебя постоянно пялятся, это очень утомляет.
Но сейчас ты не кажешься таким же застенчивым, как раньше.
Да. Я бы сказал, что понял, чего хочу и чего не хочу. Сейчас мне всё ясно. Но это касается только краткосрочных планов, а о будущем я предпочитаю не беспокоиться.
И чего ты не хочешь?
Это немного личное.
Тогда чего ты хочешь в краткосрочной перспективе?
Самых простых вещей. Заботиться о своём доме. Заниматься театром и документальными фильмами.
Где ты родился?
В Абитиби. Отец был коммивояжёром. Когда мне исполнилось 10 лет, его перевели на север Онтарио, где мы прожили три года. Потом родители развелись, и я оказался в Лавале. Наверное, поэтому мне так важно найти «корни». Не хочу слишком обобщать, но мне кажется, многим людям сейчас не хватает чувства принадлежности. У них нет корней. Покупка своего дома очень меня «заземлила».
По-твоему, ты уже пережил кризис среднего возраста?
Да. Одно я знаю точно: подросткового кризиса у меня не было, я его отложил до 30!
Так в подростковом возрасте ты был ангелом?
Нет, но всё было хорошо. В подростковом возрасте я открыл для себя Монреаль, все удовольствия и возможности большого города. До 11 лет я рос в Абитиби. В 14 мы переехали в большой город. Это было невероятно! Возможно, это смешно, но больше всего меня впечатлил тот факт, что за 20 центов я мог доехать с одного конца города на другой. Автобусы и метро были такими крутыми! Я пользовался транспортной системой, чтобы посмотреть город.
Так Монреаль стал для тебя большой игрушкой?
Да, и я играл с ним, пока не осталось ничего нового!
Мир, наверное, казался таким огромным после Абитиби...
Конечно! Это был новый вид свободы. В маленьком городе все друг друга знают. Иногда приходится быть осторожным. Это не плохо, но всё же. А в большом городе люди появляются и исчезают, и ты можешь никогда их больше не увидеть. Можно заниматься чем угодно, говорить что угодно, играть, лгать, говорить правду. Это своего рода свобода. Но я потерял эту свободу, когда стал популярным. И сейчас я уезжаю домой, в леса, чтобы вновь обрести свободу.
По-твоему, ты всегда был мальчиком из маленького городка?
В детстве моим любимым занятием было строить шалаши на деревьях. Поэтому да, можно сказать, я вернулся к старым увлечениям!
Ты говоришь, что застенчивый. Тебе проще найти общий язык с деревьями, чем с людьми?
Правда ли я застенчивый? Я застенчивый перед незнакомцем, который что-то знает про меня заранее, потому что я актёр. Может, это не столько застенчивость, сколько раздражение. Мне не нравится, что я не могу познакомиться ни с кем, кто ничего про меня не знает. Все знакомства теперь пропитаны предубеждением. После «Эмили» я не завёл ни одного нового друга, но сохранил старых. Конечно, я завожу дружбу на работе, но нечасто.
Ты верен своим друзьям?
Думаю, что я честен с ними. Я всегда поступаю по совести, иначе мне некомфортно. Даже когда я в Торонто, друзья всегда могут мне позвонить, в любое время.
Твой личностный кризис случился из-за избытка свободы?
Не знаю. Мне нравилось время, проведённое в Монреале. Я много экспериментировал. Что-то таинственное или неформальное — мне обязательно надо было попробовать.
Всё необычное...
Всё, что скрыто от глаз. Всё, что не имеет названия. Это могло быть опасно, но я доверял себе.
Ты был уверен в себе и не боялся потерять себя во всём этом?
Да. Но в какой-то момент я проснулся, встретил важных людей и сделал выбор. Я изменил свой образ жизни.
Что это за «важные люди»?
Девушки. Друзья. Люди, с которыми я работал.
У тебя появилось чувство, что в жизни должно быть нечто большее?
Я хотел двигаться дальше. Некоторое время меня очень интересовало всё неформальное. Я был своего рода бунтарём. Я до сих пор бунтарь, но выражаю это по-другому.
Жить в лесу — это вполне себе по-бунтарски...
Возможно. Я считаю, что жить нужно сейчас. И точка. Что бы ни случилось дальше, это неважно.
В твоей жизни изменилось что-нибудь ещё?
Забавно, но я всегда считал, что умру в 33 года. Возможно, это из-за того, что я католик. Но так всё и случилось. Часть меня умерла в 33 года. Иногда на меня накатывает осознание, что я больше не подросток, и мне от этого больно. До сих пор меня преследуют воспоминания обо всех безумствах, которые я вытворял!
И последний вопрос: какие у тебя отношения с семьёй?
Хорошие. Мы редко видимся, с тех пор как я начал сниматься в «Никите», но я чувствую, что мы близки. Я понял, насколько важна семья. Поэтому для меня так важен мой дом.
