Еще безжизненную руку Адама и перст Творца разделяют считанные миллиметры. Еще чуть-чуть, и Он коснется его. И начнется жизнь. Это последнее мгновение до – как затишье перед грозой, перед ударом.
И первый акт трагедии под названием «Человечество». Последний – «Страшный суд», где грешники отправляются в ад. Невозможно забыть одного из них, закрывшего рукой один глаз и расширившего в ужасе другой.
Эти две фрески из Сикстинской капеллы – пожалуй, самое великое, что сделал Микеланджело-художник. Прежде всего он был гениальным скульптором, не имевшим себе равных. Но о скульптуре мы не пишем, нас интересует лишь изобразительное искусство.
Когда Микеланджело брался за кисть, он все равно оставался скульптором. Это видно и в самых ранних его произведениях, например, в «Положении во гроб».
Трудно отделаться от мысли, что перед нами статуи. Может быть, так диктовала мастеру сама тема, ее скорбное величие? Но ту же статуарность мы видим и в гораздо более лиричной работе «Мадонна Донни» («Святое семейство»). Здесь тот же пресловутый «титанизм» Возрождения, который сразу вызывает в памяти имя Буонаротти.
И большинство героев его – именно титаны. Вряд ли у кого-то еще можно увидеть такого мускулистого, такого грозного Христа, напоминающего скорее античного громовержца, а не Спасителя. Также написаны и остальные десятки фигур «Страшного суда» - и ангелы, и праведники, и грешники.
Эта перенасыщенная мускулами фреска не только восхищает, но и утомляет. А кого-то и возмущает. Особенно возмущала она современников Микеланджело. Через год после его смерти, в 1565-м, папа Пий IV приказал прикрыть «неприглядную наготу» изображенных. По иронии судьбы, за дело пришлось взяться другу, ученику и подражателю художника, Даниеле да Вольтерра, получившему обидное прозвище Брагеттоне, то есть «штанописец».
Можно смеяться над «узостью мышления» Пия IV, но страстная любовь Микеланджело к обнаженному телу действительно может показаться чрезмерной. Иногда из-за этого пристрастия теряется смысл произведения. Например, на фреске «Опьянение Ноя» обнажены не только Ной и его сыновья Сим и Иафет, прикрывшие наготу отца. Практически обнажен и Хам, который нагим быть не мог, это противоречит тому, что написано в Библии: «Ной начал возделывать землю и насадил виноградник; и выпил он вина, и опьянел, и лежал обнаженным в шатре своем. И увидел Хам, отец Ханаана, наготу отца своего, и выйдя рассказал двум братьям своим». Над чем же тогда смеется Хам, если и его нагота едва прикрыта?
Прожив невероятно долгую жизнь – около 89 лет, – в конце своего пути Микеланджело пришел к удивительной простоте в скульптуре. Его итоговая работа «Пьета Ронданини» удивительно минималистична и выглядит так, словно создана на несколько столетий позднее, а не во второй половине XVI века. Другими стали и последние фрески Микеланджело, созданные для капеллы Паолина. Австрийский искусствовед Макс Дворжак назвал их «прощанием с живописью». Но это прощание одновременно стало встречей с человеком. В том, что искусствовед Борис Виппер считал недостатком (отсутствие «подлинной мощи, могучей, чувственной силы, бьющей через край энергии образов») можно увидеть достоинство.
В «Мученичестве святого Петра» распинаемый апостол силен и величествен, но это сила верующего человека, а не мощь титана. Человека, сознательно пошедшего на унижение и пожелавшего, чтоб его распяли вниз головой – Петр считал недостойным умереть так же, как Христос.
Работа над фреской шла долго, стареющий Микеланджело много болел. Завершив ее, он навсегда распрощался с росписями. А последней точкой стала уже упомянутая Пьета. Оплакивание уходящей эпохи Возрождения и предвидение нового.