1894 год
«Таганрог. Владельцы коров недовольны пастухом городского стада, который, говорят они, совершенно не заботится о вверенных ему четвероногих: коровы возвращаются с поля не своевременно, голодные и нередко выдоенные. Интересно выяснить вопрос: кто в данном случае является любителем дарового молока»?
«Аксайская станица. В станице аксайской долгое время проживал бедный землевладелец Петровский. В течение долгих лет бедняга копил копейками деньги для того, чтобы приобрести выигрышный билет. Наконец, ему удалось осуществить свою заветную мечту. Прошло много лет, билет никаких почти доходов не приносил, и Петровский несколько раз уже собирался продать его, да все не решался. Но, вот, в последний тираж на этот билет пришелся выигрыш в 5000 рублей. Бедняк не поверил такому счастью, явился в ростовское отделение Азово-Донского банка, навел справки, и действительно оказалось, что на билет его пал выигрыш. Банк выдал Петровскому, пока,
авансом 1000 рублей.
«Ростовский округ. Мы уже сообщали, что борьба с саранчой в Ростовском округе благополучно окончилась. Считаем поэтому не лишним изложить вкратце те способы борьбы, которые в такое короткое, сравнительно, время увенчались такими отрадными результатами.
Между этими способами истребления особенно радикальными оказались следующие:
1. В первые десять дней после оживления насекомых и, притом, ранним утром и поздним вечером, когда саранча собирается в плотные кучки, их вытаптывали ногами животных: лошадей и овец, а также ногами рабочих. Объездчики, которые в продолжение дня должны были отыскивать места, где группируется саранча, обозначали эти места вехами. Вечером и ранним утром на эти значки пригоняли лошадей и овец. Поставив лошадей на места, занятые саранчой, рабочие становились вокруг табуна и заставляли его ходить кругом. Отары овец прогонялись по месту, занятому саранчой, несколько раз. Таким образом, она вытаптывалась очень успешно и, большей частью, в два приема уничтожалась окончательно, если пользовались временем, приблизительно, от 6 часов вечера и с раннего утра до 7 часов.
2. В этот же период, также поздним вечером и ранним утром, саранча с успехом раздавливалась волокушами, сделанными из ровного хвороста, щитами из досок, боронами, оплетенными хворостом, катками и даже плетнями, впрягая в эти орудия лошадей и, в крайних случаях, волов и действуя с ними с возможной быстротой.
3. Там, где есть запас сухого бурьяна или соломы, раскладывали его в местах, где группируется саранча в виде подстилки, на которую она охотно садилась ночью и потому сжигалась вместе с подстилкой. Сжигание это проводилось от 9 до 11 часов вечера, так как утром подстилка отсыревает и горит не особенно хорошо.
4. Через 10 – 15 дней после вывода саранчи, значительно окрепнувшей и выросшей, не так уже плотно собиравшейся на ночь в кучи и даже ночью, применялся способ загона саранчи в канавы. Рабочие, призванные истреблять ее, делились на несколько партий, приблизительно в 20 человек, в которой не мене ¼ части были взрослые. Ранним утром взрослые рабочие каждой партии на окраинах площади, занятой на ночь саранчой, в указанных распорядителем с вечера местах капали канаву длиной в 15 саженей, шириной вершков в 14 и глубиной около одного аршина. На дне канавы делались особые углубления, род колодезей, глубиной до полуаршина, длиной в аршин во всю ширину канавы. Землю из канавы клали валом по краю, противоположному саранче. Полурабочая партия с метлами в руках охватывала полукругом часть саранчи и, помахивая метлами, гнала ее по направлению к канаве, постепенно ссужая полукруг. Подогнавши ее к канаве, сметали ее, причем взрослые рабочие раздавливали ее в канаве и колодезях давилами, сделанными из толстой доски или обрубка дерева. Полурабочая партия заходила дальше вглубь саранчи и гоняла ее снова. Это повторялось до тех пор, пока расстояние между саранчой и канавой делалось слишком велико – тогда взрослые рабочие, не раздавливая, уже засыпали ее землей, утаптывали и переходили для такой же работы на другое место. Чтобы сократить число рабочих, для загона ее в канавы употребляли иногда холст, натянутый на колья или сделанный в роде бредня. Два таких холста ставили в виде крыльев по концам канавы, вглубь саранчи, саженей на 20 – 40, расширяя постепенно. С широкой стороны становились полурабочие с метлами и гоняли между крыльями саранчу, которая не могла разбежаться в сторону, удерживаемая крыльями.
5. Вышеописанным способом загоняли саранчу не в канаву, а на холст, тоже сделанный в виде бредня, но поставленный так, чтобы нижняя часть его, примерно на полтора или два аршина, лежала плотно на земле, а остальная часть, тоже аршина на два или более, возвышалась. Загнанная на холст, она ссыпалась в заранее вырытые ямы, засыпалась землей и утаптывалась, а холст переносился ближе к саранче, и работа начиналась снова.
6. Наконец, когда, после истребления саранчи, оставались мелкие и редкие партии ее, разбросанные в разных местах, в траве или хлебе, то и на эти остатки выставлялись ловушки, сделанные из холста в виде небольшого бредня, который два рабочих быстро несли против ветра в местах занятых ее, держа нижний конец у самой земли. Таким снарядом при быстром движении саранча вылавливалась очень успешно.
Вообще, выбор способов истребления саранчи делался сообразно с местными условиями, благоприятствующими употреблению того или другого из них». (Приазовский край. 186 от 20.07.1894 г.)
1898 год
«Хутор Калач. Летом почти вся калачевская жизнь сосредотачивается на пристани, что весьма естественно, так как и возникновением своим хутор обязан ей, и сейчас существует только ею и для нее. На пристани ищут и получают работу, там же доставляются и развлечения. Пассажирские пароходы стоят здесь около суток и заменяют калаченцам и клуб и гостиницу. На них можно и в картишки перекинуться, и выпить от безделья или за делом. Жаль только, что пароходы как бы соперничают между собой в отношении грязи. В сущности, на Дону нет ни одного парохода, который можно было бы назвать вполне чистым. На лучших пароходах только на 1-й класс обращается внимание, 2-й же класс и палуба находятся в пренебрежении. Пальму первенства в отношении грязи смело мог бы получить пароход «Чумаков», и возможность беспрепятственного плавания такого парохода можно объяснить только полным отсутствием санитарного надзора на Дону. Так как пассажирских пароходов теперь девять, то два раза в неделю отсюда отходят два парохода вместе. Каждый из них старается привлечь к себе пассажиров: один прельщает публику широковещательными объявлениями, другой электрическим фонарем, на третьем появляется музыка, нещадно терзающая уши калаченцев и, по-видимому, отталкивающая пассажиров. Что, действительно, привлекает их, так это уменьшение платы. Целые группы пассажиров переходят несколько раз от одного парохода к другому и этим маневром способствуют понижению провозной платы, а затем окончательно садятся на тот из них, который окажется более дешевым. Таким образом, конкуренции между здешними пароходовладельцами можно от души порадоваться, так как пассажирский тариф по Дону чересчур высок, особенно на промежуточных перегонах, где плата доходит до 1 ½ копейки за версту на палубе, а иногда и гораздо больше, потому что за 15 – 20 верст берут такую плату, как за 50 – 70. Кроме того, в некоторых тарифах замечается такой курьез, что на белее далекие расстояния цена на билет понижается. Например, в Донском пароходстве («Волго-Донского пароходного общества») от Калача до Потемкинской станицы билет 3-го класса стоит 1 рубль 45 копеек, от Калача же до Нижне-Чирской станицы – 70 копеек и оттуда до Потемкинской – 60 копеек, а всего 1 рубль 30 копеек. И это не просто случайная ошибка, в тарифе Донского пароходства масса таких курьезов. Немудрено, что, вследствие этой дороговизны, местное сообщение по воде мало развивается, и что нередко путешествующие предпочитают идти пешком или ехать на лошадях рядом с идущим полупустым пароходом. Думаем, что тот пароходовладелец, который уменьшил бы тариф, дав при этом возможность брать билеты и на короткие расстояния, не остался бы в накладе, принеся при этом и населению пользу. Буксирные пароходы сейчас подолгу стоят в бездействии, так как отправка хлеба в настоящее время всеми крупными фирмами приостановлена, в виду падения цен в Ростове и требования хлеба на Волгу, в Самару. Зато на лесной бирже замечается значительное оживление. Цены на рабочих-сплавщиков стоят сравнительно порядочные. Так за сборку плотов и сплав их до Ростова рабочий получает теперь 60 рублей за время около двух месяцев. За покрытием всех расходов у рабочего от сплава может остаться до 40 рублей, так как главнейший расход на пищу производится до самых скромных размеров. В месяц тратиться на это около 6 рублей. Отсюда можно видеть, что питание этих рабочих довольно скудное. Мясо они едят лишь на праздники, довольствуясь в остальное время только щами или кашей с салом или постным маслом и чаем. Изредка, во время сплава, пища эта разнообразится рыбой, пойманной в снастях зазевавшегося рыболова-казака. За квартиры эти рабочие ничего не платят, потому что живут во временных балаганах, выстроенных на берегу. В нынешнее лето местное железнодорожное начальство хотело было лишить их даровых квартир. Основываясь на запрещении возводить какие-либо постройки на железнодорожной земле без разрешения управления дороги, оно не дозволило строить балаганы, предлагая предварительно получить на то согласие управления. Но беда в том, что последнее на обращаемые к нему запросы ничего не отвечало, так что, в сущности, дело сводилось к полному запрещению. В виду того, что несколько лет балаганы строились беспрепятственно, рабочие и смотрели на последовавшее вдруг запрещение только как на каприз местного начальства (на что оно весьма похоже) и обошли его тем, что стали строить свои жилища ночью, предоставляя железнодорожной администрации составлять протоколы и через суд требовать сноса построек, которые им нужны только на короткое время». (Приазовский Край. 190 от 20.07.1898 г.).