Моего дяди уже нет на земле. Я редко его видела. Он жил в другом городе, далеко. Скорей для меня он был просто муж моей тёти, сестры отца.
Но помню одну историю, связанную с ним.
Был он обыкновенный работяга.
Когда я приезжала в гости, а это бывало раз в три года, он часто отсутствовал. То на работе, то по делам. Поэтому общения с ним, как такового, не было. Близкого.
Простой, компанейский, добрый человек.
Любил выпить по праздникам. И становился ещё добрее. В этот момент, видимо, просыпалась у него тяга к прекрасному.
Тогда он брал в руки гармошку и играл, играл и пел. Или просто, аккомпанировал чужому пению.
Вот именно в такой праздник, не помню по какому случаю, а случай, нам, русским людям и не нужен. Произошла ситуация.
Изрядно выпив. Это «изрядно» отражалось во всём облике дяди. В походке, в словообразовании без согласных букв, в сильном амбре. Которое появлялось первым, а уж потом дядя.
Я в этот момент копошилось во дворе их сельского дома. Собрав всю живность вокруг себя.
Вдруг, слышу приближающийся звук гармошки. На ней не играли, её мучили.
Появился из дома мой дядя наперевес с инструментом. Гармошка жалобно стонала, спускаясь мехами до земли.
Дядя, абсолютно с отсутствующим взглядом, крауч-походкой, как у людей с церебральным параличом. Про таких ещё моя бабуля говорила, мол, ШАРЫ ЗАЛИЛ.
Кое-как добрался до бревна во дворе. Высокого, добротного, огромного.
Сел, уставившись в одну точку. «Поднимите мне веки!» - так и просилось на язык, при взгляде на него.
Вот тут, видимо, прекрасное далёко позвало за собой дядину душу и он вдарил по гармошке, втопил неистово. Резко. Громко.
Наверное тем самым зазывая из дома людей, поплясать, попеть. Разделить его экспрессию чувств.
Но… увы. Никто не выходил. Отряд не заметил потери бойца. Родственники продолжали веселиться без дяди. Да ещё и магнитофон включили.
Дядя не сдавался. Начал петь.
Я, наблюдая эту картину, в какой-то момент отвлеклась, отвернулась.
И услышала спиной, такой звук, ну, если бы по пластинке проигрывателя скрипнула иголка. Зажевало песню исполнителя.
Что-то произошло.
Я повернулась…
Дяди не было.
Но звук дяди был. А из бревна торчали две ноги, как две палки.
Т.е. дядя ушёл назад, подумав возможно, что сидит на стуле со спинкой. Вот и решил отклониться.
Что интересно, его не смущало, что он упал. Он можно сказать и опёрся об землю-матушку. Продолжая играть на гармошке.
Я осторожно подошла и заглянула за бревно, удостовериться, как там дядя?!
Более райского благоговения на лице я больше никогда не видела у людей, как в этот момент у дяди. Может это агония?! И он уже видит райские кущи?!
Я решила немедленно оповестить родственников о случившемся.
Те тут же высыпали на улицу.
Завидев торчащие ноги из бревна, которые сопровождала песня «Виновата ли я», люди начали сильно хохотать.
Мужчины, конечно, кинулись поднимать дядю. А он, не прекращал играть ни на секунду. Положение его тела его не интересовало. Только песня.
Виновата ли я, что мой голос дрожал,
Когда пела я песню ему?
Не знаю, что там было потом, может он так и лёг спать, играя на гармошке.
Но помню, что уводили его играющим на ней. Мол, спокойствие, только спокойствие, сейчас мы его отвлечём чем-нибудь и заберём гармонь.
Так и стоит эта картина перед глазами, две ноги, бревно и песня.
Попрощаться я с дядей не смогла, когда его не стало. Не проводила в последний путь. Так он для меня и есть, в моём сознании, далеко, как будто в своём городе.
Люблю и помню тебя, мой дорогой.
© Ольга Sеребр_ова