1897 год
«Ростов-на-Дону. Лунный свет испокон века находится в монопольном пользовании влюбленных, но в Родстве у них появились конкуренты. По крайней мере, на днях в городскую управу поступило от нескольких лиц коллективное прошение о том, чтобы им было разрешено «пользоваться лунными ночами». Прошение это, авторы которого фонарщики, взявшие подряд на освещение городских окраин, управой отклонено».
«Ростов-на-Дону. При основании Ростовской крепости она была наделена 200 кв. верст прекрасной земли по обе стороны Дона. Но с переселением на Дон армян значительная часть ростовских земель отошла под армянские поселения. Тем не менее ростовцам все же оставлены были оба берега Дона, которыми они владели до 1800 года. В этом году новороссийская межевая контора в собственность Ростова отвела только правый берег Дона. Однако, это постановление межевой комиссии было отменено в 1805 году межевой канцелярией, решение которой только в 1812 году утверждено было правительствующим сенатом. Таким образом, за ростовцами упрочены были их законные права на оба берега Дона. Это обстоятельство не понравилось нахичеванским армянам. Вследствие их просьбы, вопрос вторично рассматривался в сенате, и в 1828 году решением сената положено было предоставить Ростову только «правый берег с половиной реки от нахичеванской межи до устья реки Темерника; затем во владение нахичеванского общества оставлены остальная часть правого берега от границы ростовской вверх и вся левая сторона Дона, вдоль означенных берегов лежащая». Ростовцы остались недовольны таким решением дела и в 1837 году подали Государю всеподданнейшее прошение в котором испрашивали «подтверждение прав на прежнее, долголетнее владение рекой Доном с обеими берегами», но высочайшей резолюцией прошение ростовцев оставлено было без последствий. Ростову пришлось примириться со своей участью и ограничиться одним правым берегом.
В этих новых пределах Ростов, по съемке 1849 – 1850 годов, произведенной гражданскими топографами министерства внутренних дел, имел земли: удобной 3581 десятин 683 сажени, неудобной 343 десятины 33 сажени, а всего 3923 десятины 716 саженей.
По высочайше утвержденному в 1811 году плану, собственно, под город Ростов отведено было 224 десятины, в 40-х годах этой земли уже было недостаточно, и по новому дополнительному плану 1845 года под городские постройки прибавлено было еще 246 десятин. По этому же плану в черту города включены и крепость св. Дмитрия, и урочище Богатый Источник.
В плане 1811 года нанесены были только кварталы, без разбивки их на дворовые участки, в виду чего городская дума отводила под постройки по саженям с платой по 10 – 12 копеек за квадратную сажень. На плане 1845 года обозначены уже места под сады, огороды и 509 дворовых участков, площадью от 126 до 340 квадратных саженей. С 1811 года до издания нового дополнительного плана, т. е. до 1845 года, городской думой роздано всех мест 206, за что и получено в кассу города 1044 рубля 68 ½ копейки серебром. С 1845 года по 1851 год по новому плану с публичных торгов продано было 79 мест, за что выручено было уже 9478 рублей 46 копеек серебром.
Несмотря на такую баснословную дешевизну, многие обыватели предпочитали селиться, не уплатив и 10 копеек ассигнациями за сажень и занимали землю по своему усмотрению, сколько кому Бог на душу положил. Такой упрощенный колонизаторский прием, унаследованный ростовцами от их предшественников, «низовых вольных людей», не любивших стеснять себя, хоть и шел в разрез с интересами городской кассы, но несомненно значительно содействовал быстрому росту населения города. Излюбленных пунктов таких самовольных поселений было предместье Богатый Источник. Это предместье заселено было с давних пор «разного звания людьми», которыми ко времени издания второго дополнительного плана самовольно, без всяких планов, выстроено было до 450 домов. Городское управление не раз грозило сломать все эти постройки, что, однако, не мешало «разного звания людьми» продолжать свою колонизаторскую деятельность, а когда на Богатом Источнике стало тесно, то перенести ее на Темерник и положить там начало Затемерницкому поселению.
Собственно Ростов своими постройками шел от устья Темерника к Богатому Источнику и в 40-х годах последние улицы приблизились саженей на 200 к крепости св. Дмитрия. Постройки Ростова быстро росли, особенно начиная с 50-х годов. В 1823 году в Ростове было всего построек 1015, в том числе 25 каменных; в 1833 году число каменных построек доходит до 42, а в 1846 году Ростов имеет уже 1214 построек деревянных и 278 каменных домов. (Приазовский край. 189 от 19.07.1897 г.).
1898 год
«Александровск-Грушевский. Наконец, и у нас решено «в наискорейшем» времени привести в порядок пожарную команду. И давно пора! Благо, что здесь, почти без исключения, другой год горит только застрахованное имущества; а если вдруг да начнут гореть незастрахованные? Тогда нашей пожарной бригаде придется быть лишь благодарной свидетельницей несчастья, но уже не дутого, а истинного. Комиссия, определившая на днях степень негодности пожарного обоза, нашла некоторые изъяны, требующие немедленного ремонта, а именно:
1. топоры никуда не годятся,
2. лестницы обветшали настолько, что необходимо заменить их новыми,
3. один насос непригоден даже для поливки капустной рассады и его, вероятно, продадут на вес торговцам старым железом,
4. другой насос – «большой», недавно отремонтированный доморощенным жестянщиком и не пожелавший излить влагу на бывшем после того пожаре, решено еще раз обремонтировать.
Вот, кажется, и все. Бочки и лошади найдены вполне годными к употреблению. Конечно, с нашей обывательской точки зрения, следовало бы городу озаботиться увеличением штата пожарных, необходимость в которых очевидна всякому, кто хоть несколько раз побывал у нас на пожарах. Всех пожарных чинов, если не ошибаемся, 13 человек. Вследствие такой малочисленности их, на пожарах неизменно повторяется одна и та же картина «сухого тушения». Случился, скажем, пожар ночью, (а здесь все пожары случаются в глухую ночь), прилетает команда, молодецки выливает содержимое трех-четырех бочек, выкачанных с помощью собравшихся зевак, а затем уже до конца продолжается операция «сухого тушения». Бочки поскакали за водой за версту и более, где «бочешному» предстоит и лошадей держать, и бочку из глубокого колодца ведром наливать, а тем временем оставшиеся на пожаре растаскивают бревна. Им помогают вначале любители из публики. За неимением воды, горящие бревна свободно догорают, не дождавшись возвращения бочек. А явились бочки – полиция усердно начинает приглашать охотников из публики к насосу, так как выкачивать воду некому – не хватает пожарных. Проходит час, другой; надоедает публике зевать на горящее здание, которое потому только и горит, что нет воды, и расходятся они по домам спать. С этого момента пожарная команда, оставшаяся без посторонней помощи, бессильно борется с огнем. Двумя насосами уже работать не мыслимо – работают одним, да и то по очереди: то бочки выкачивают, то бегут бревна растаскивать, очищать пожарище. Будь при этом несколько лишних человек в команде, успешнее, конечно, доставлялась бы вода, быстрей растаскивалось бы горящее здание и не пришлось бы, вместо двух-трех часов, тратить на тушение вдвое и четверо более. Мы уже не будем говорить о том, как важно быстрое тушение застрахованных имуществ, когда является подозрение в поджоге и каждая сохраненная вещица может навести на след преступления.
А вот и недавний тому пример. В ночь с 6-го на 7-е июля, часов около 12, загорелся здесь дом мещанина Макеева и сгорел дотла. Дом пустовал – в нем никто не жил. Хозяин его постоянно проживал верстах в трех от города, на своем кирпичном заводе. Во дворе, во флигеле, квартировала семья мещан Черненко. При таких обстоятельствах, естественно, возникает вопрос: что же именно могло быть причиной пожара? Интересное объяснение дал квартирант Черненко. Собравшейся толпе любопытных он рассказывал следующее. Два дня перед тем в пустой дом Макеева, по-видимому, кто-то входил. Одна ставня была сломана, наружная дверь на улицу, запертая изнутри на крючок, открыта и только половинка ее притворена. Заметив это, Черненко дал знать хозяину. На другой день тот приехал. Черненко же до его приезда входил в хату и видел, что в одной комнате, где была сломана ставня, лежала вязанка дров, перелитая керосином; пол также был залит керосином. На все это Черненко обратил внимание Макеева. Последний, однако, ничего определенного ему не сказал, а заперев с ним все окна и двери наглухо и оставив также вязанку дров в комнате, уехал к себе домой. В ту же ночь случился пожар. Правду ли рассказал Черненко, установит судебное следствие. Одно только удивительно, что при тушении дома все ставни и двери оказались наглухо закрытыми, а дверь со двора в коридор была замкнута замком, навешенным в тот же день самим хозяином. Как произошло воспламенение в пустом доме, без всякой мебели и каких бы то ни было горючих материалов, за исключением оставленной для чего-то вязанки перелитых керосином дров. Аллах ведает. Одно лишь доподлинно известно – что пустой сгоревший дом и деревянный, крытый соломой флигель во дворе застрахованы были в одном из страховых обществ». (Приазовский край. 189 от 19.07.1898 г.).
1899 год
«Ростов-на-Дону. 11-го июля, в 10 часов вечера, обыватели нагорной части Затемерницкого поселения, мирно угощавшиеся вечерним чаем и ужином, вдруг были обданы таким букетом ассенизационного зловония, что принуждены были скорее заткнуть носы и выбежать на улицу искать виновников этого сюрприза. Искать долго не пришлось: в улицу въезжал с близлежащего поля возвращающийся ассенизационный обоз из 5 опорожненных бочек. Его сопровождало уже несколько лиц из обывателей поселения, следивших за тем, как «золотари», маневрируя в степи, быстро выливали содержимое из бочек всего на расстоянии каких-нибудь 40 – 50 саженей от Межевой улицы. Яркая луна помогала им видеть всю эту процедуру. Толпа остановила обоз, крича: «Эй, что вы делаете? Как смеете здесь выливать!»
- А вам какое дело? – ответил старшина обоза. – Я сам знаю, что делаю. Мы от управы. Чистим училище.
Но эти доводы не вразумили толпу и она, оставив обоз и старосту в училищном дворе продолжать свое дело, бросилась на поиски полиции. Зазвенел телефон в 1-ю полицейскую часть, и скоро чуть не весь штат местной полиции был на месте «происшествия», т. е. в степи, возле следов вылитого из бочек «золота». Забранные полицией, старшины обоза (их оказалось два) вели себя дерзко и задорно, уверяя, что они своим поступком не причинили вреда никому. Тем временем обоз, набравший свои бочки вторично, выехал опять в поле и потянулся по дороге к ст. Гниловской, как раз мимо полиции и толпы свидетелей только что совершенного. Тотчас был послан казак опередить обоз, но не мешать ему делать свое дело, где вздумается. Прибежавший через несколько минут обратно, казак доложил околоточному надзирателю, что обоз вылил содержимое из бочек в разрытый курган. Толпа пуще прежнего возмутилась. «Ах, они подлецы! – слышались голоса. – Так это они уже загадили и наш очаровательный когда-то курган «Тамерлана!» Действительно, этот курган, разрытый когда-то крестообразно кладоискателями, служивший до сих пор излюбленным местом прогулок для местной публики и учащейся молодежи в тихие летние вечера, теперь загажен до того, что к нему за полверсты нельзя подойти. Да и самая степь в нынешнем году так часто орошается вывозимым сюда безнаказанно «золотом», что обыватели поставили себе задачей во что бы то ни стало словить виновников нестерпимого зловония, и вот, наконец, благодаря лунной ночи и тихому южному ветру, словили. Разумеется, составлен был протокол, и «делу дан законный ход». Старшинами обоза оказались: ростовский мещанин Степан Высоцкий и крестьянин Таганрогского округа Иван Погорелов, №№ бочек следующие: 32, 35, 36, 37, и 38. Протокол составлен околоточным надзирателем Ротовым, при участии старшего контролера ночной охраны господином Стаценко.
Таким образом, на этот раз обыватели успокоены, что охрана их здоровья подлежащими властями получит должное обеспечение. Но как вам, все-таки, нравится эта смелость, уверенность в безнаказанности своих действий этих ассенизаторов, на глазах полиции и толпы граждан спокойно выезжающих на межу в поле выгружать свои бочки, не имея на то ни от кого разрешения? Как вам нравится этот выезд ассенизационного обоза из города на Темерник задолго до 10 часов вечера, так как в 10 часов, как уже сказано, обоз опоражнивал за чертой поселения свои бочки, спокойно возвращаясь обратно без звонков и фонарей? Как вам нравится, наконец, это нахальство подрядчиков обоза: «мы де от управы, не ваше дело». Не указывает ли все это на слабость или, вернее, на совершенное отсутствие надзора за этими господами?» (Приазовский край. 187 от 19.07.1899 г.).
