Погода испортилась в один момент, словно кто-то случайно сбил настройки. Небо заволокли тучи, стало темно, на землю хлынули не капельки, а целые струи дождя. Мэйсон, опытный ветеринар, включил противотуманные фары и сбавил скорость. Сегодня ему снова привезли несчастное животное, которое попало под машину. К счастью, сердобольные люди вовремя успели добежать до ветеринара — котик выжил. Но сколько их так и остаётся умирать у дороги?
— Диву даюсь, — говорил Мэйсон, обращаясь к Аве, своей подруге и партнёру. — Ну как они сбивают этих собак и котов? Это же надо быть слепым!
— Ох, Мэй, — отвечала Ава. — Животные ведь не люди. Они не всегда чувствуют опасность.
— Нет, — спорил ветеринар. — Я всегда говорил и говорю, что они живут рациональнее. Особенно собаки.
— Собаки? — удивилась женщина. — Они, конечно, милые. Но мозгов у них… Уж прости, зайчик мой. Мозгов у них просто нет.
— Собаки — это моя слабость, — увлеченно говорил Мэйсон, сидя за рулём новенького пикапа «Форд». — Мне доводилось работать со всеми животными, но больше всего на свете я люблю собак. Обожаю этих пёсиков! Математическую задачку они, конечно, не решат, но где раздобыть поесть — легко. Это ли не разум?
Некоторое время ветеринар и его партнёрша ехали в тишине. Отвратительная погода заставляла его проявлять максимум внимания. Потом мужчина спохватился, что Ава могла понять его слова неправильно. Он весь покраснел и пошёл пятнами. И тут же выпалил:
— Прости, дорогая, — сказал Мэйсон. — Забыл сказать, что из всех животных я больше всего люблю тебя. Ты мне ближе всех.
Теперь уже настал черёд Авы краснеть. Опять он сравнивает её со своими пациентами! Впрочем, женщина была слишком тактична, чтобы указывать своему партнёру на недопустимость подобных аналогий. А его комплимент… Пусть и не получилось, но он ведь старался.
— Смотри за дорогой, милый, — произнесла она. — Видишь, какая отвратительная погода. Хороший хозяин собаку не выгонит.
У природы сегодня действительно резко испортилось настроение. Ливень, сильный ветер, а вдобавок к этому — отвратительная видимость. Но в машине было тепло и уютно, а кузов «Форда» надёжно поглощал все уличные шумы. Мощные фары пробивали мрак, освещая дорогу на десятки метров вперёд.
— Успокойся, дорогая, — с улыбкой сказал ветеринар. — Я довезу тебя в целости и сохранности. Моя машина — моя крепость.
— Почему ты купил себе пикап… — протянула Ава. — На заднем ряду совсем нет места!
Женщина терпеть не могла эти американские игрушки для больших мальчиков. В её понимании пикап — это просто выброшенные деньги. Будь её воля, он бы купила огромный минивэн или даже микроавтобусов, где можно рассадить целую семью. Вместе со всеми игрушками и вещами. Мэйсон, впрочем, совсем не понимал намёков — не выкупил и этот.
— Дорогая, пикап — это для моих пациентов, — сказал он. — Ты же знаешь, что нам трудно позволить себе водителя и специальный транспорт. А так — кузов в полном распоряжении несчастных животных. Это же здорово! И тебе не придётся вдыхать их запахи. Хотя я тебе сотню раз говорил, что в них нет ничего отвратительного.
Ава могла только промолчать. Она любила животных — но по отдельности и на расстоянии. Держать больше одного питомца в своём доме она никогда бы не смогла. Да и один — огромная ответственность! Но Мэйсон — другое дело. Он просто гений в мире ветеринарии. А ещё — он умеет всё. Животные будто выкладывают ему свои симптомы, а он — слышит их жалобы.
— Вот чёрт, — снова ругнулся ветеринар. — Эти слепые водители, которые в упор не видят котов и собак, испортили мне всё настроение. И ведь к ответственности особо не привлечёшь! А я бы за такое забирал и водительскую лицензию, и машину.
Мэйсон был уверен, что смог бы проехать мимо горящей машины или даже сбитого велосипедиста. Мимо дома, что полыхает открытым пламенем. Просто он ни разу не попадал в подобные ситуации. Но мимо сбитой собаки — никогда. Он и профессию себе выбрал под стать — ветеринар, спаситель животных. Мэйсон мечтал заняться зоозащитой на уровне штата, но для этого совершенно не было времени.
— Ты такой хороший врач, — похвалила его Ава и решила зайти в лоб. — Я думаю, ты и отцом был бы замечательным.
В этот момент ветеринар её не услышал, погрузившись в свои мысли. Они уже проехали автостраду и повернули к посёлку, где находился их домик. Эти бездельники из энергетической компании опять что-то напутали — фонари на высоких столбах не горели. Мэйсон включил фары на максимальную яркость и всмотрелся на дорогу. Скорость он сбавил до пятнадцати миль в час.
— Почему ты молчишь? — спросила Ава, так и не дождавшись ответа на свою реплику про отца.
— Я полностью с тобой согласен, — ответил мужчина.
Его партнёрша просияла. Неужели он действительно хочет детей? А то буквально не отходит от своих животных. Потом от него запах — Господи прости. Нет, он уже давным-давно должен открыть собственную клинику. И свести практику к минимуму. Вы только посмотрите на него: вылитый руководитель.
А ещё — боже мой, как он похож на президента! Мэйсон — вылитый мистер Бинд в молодости. Тот, правда, окончил юридический факультет и трудился адвокатом… Ну, каждому своё. Если бы её мужчине не нужно было работать сутками напролёт, они бы давно могли завести малыша.
— Погода — жесть, — сказал ветеринар и прищурился. — Я не вижу наш дом. Иду по приборам, дорогая.
— Езжай осторожнее, — кивнула Ава. — Тише едешь — дальше будешь.
— Я всегда осторожен, — охотно согласился Мэйсон. — Мой принцип: не уверен — не обгоняй. Не знаешь, что дальше — притормози. И…
Он хотел сказать что-то ещё — но тут же резко нажал на тормоз. Колёса завизжали, а вместе с ними — Ава. На дороге они увидели нечто такое, что заставило их сердца сжаться.
Джек — совсем юный анархист: ему нет ещё и двадцати. Гриф — другое дело. На революционной борьбе он съел не только собаку, но и несколько мелких политиков. В свои тридцать пять лет он понял, что сделал для этой страны слишком много. Теперь дело за малым: занять достойное место где-то на её верхушке. И сделать так, чтобы вся эта элита, сытые богатеи в дорогих костюмах, лишились своих капиталов.
— В этой стране невозможно ничего добиться своим трудом, — возмущался Джек. — Да, у меня нет образования. Да, школу я не закончил. Но почему, скажи на милость, мне предлагают горбатиться за десять долларов в час? Я что, похож на волонтёра? Лучше совсем не работать, чем горбатиться за копейки.
— Согласен, — кивнул Гриф. — Ты просто ещё молодой и зелёный, но двигаешься в правильном направлении. Да, этот мир устроен несправедливо, такое положение дел проявляется во всём, от распределения ресурсов до оплаты труда. Но дело тут не в деньгах.
— А в чём же? — спросил Джек.
— В самом устройстве этой системы, — объяснил взрослый анархист. — Пока ты не забрался на самую верхушку — ты никто. А если уже занял место на каком-то этаже башни Трампа или Буша, то ни за что не захочешь пускать туда посторонних. Будешь выкуривать их любыми методами. Назовёшь террористами, абьюзерами, газлайтерами… Всё для того, чтобы кто-то другой не забрал твоё тёплое местечко.
Джек вздохнул. В свои неполные двадцать лет в его голове поселились самые разные идеи. Часто — настолько противоречивые, что просто исключали друг друга. С одной стороны, он мечтал разбогатеть. Заиметь дом, где он мог бы собирать классово близких друзей со всего мира. Купить огромный автобус, чтобы возить единомышленников на митинги.
С другой стороны, ему хотелось, чтобы денег не было вовсе. Чтобы каждый человек получал ровно то, что он заслуживает. Делал ту работу, которая ему нравится. Джек был свято уверен, что в таком мире он обязательно занял бы самое достойное место. Но чтобы построить этот дивный порядок, нужно было разрушить старое.
— Профсоюзы зажимают, — пожаловался Гриф. — Слышал про новую реформу? Теперь даже от этого рабского порядка ничего не останется. Наступает феодализм. Чистый феодализм!
— А как же! — выпалил Джек. Что значит чудное слово «феодализм» он не знал, но юнца было уже не остановить. — Это просто недоразумение, а не реформа! Выглядит, как глупость, а на самом деле — преступление.
Юноша читал проект нового закона, но не понял в нём ровным счётом ничего. Потом он пытался разобраться в мнениях экспертов, но незнакомых слов оказалось ещё больше. Наверно, не стоило прогуливать школьные уроки в таких количествах. Впрочем, товарищи по левым взглядам сказали ему, что новшества просто уничтожат профсоюзы. Что сохранятся лишь те объединения, которые полностью устраивают действующую власть. А права трудящихся в очередной раз будут растоптаны.
— Я считаю, нужно показать, кто в этой стране — хозяин, — с жаром сказал Джек. — Как в старые добрые времена. Вот было время, с трудящимися считались. Да за полугодовую зарплату рабочего можно было купить новенькую тачку!
Он зачитывался историями о движениях, которые правительства называли экстремистскими. Но понимал, что сейчас подобное — немыслимо. Никто не одобрит спасителей, которые в своей деятельности руководствуются только насилием. Гриф, который всё ещё мечтал попасть в большую политику, тоже не горел желанием заниматься террором. Как ни крути, а его осуждали все — и на востоке, и на западе.
— Ты пойми, — сказал Гриф. — Мы должны делать взвешенные шаги. Ты не забывай, что за нами — товарищи. И каждое своё действие мы должны взвешивать очень тщательно.
Партия! Одно название: Джек видел эти жалкие сборища маргиналов, и они не произвели на него хорошего впечатления. В лучшие времена их посещало человек двадцать. И, кажется, лишь ради того, чтобы после бурного обсуждения марксистских идеалов выпить дешёвого пива с барбекю. Конечно, Гриф метил на руководящую должность в профсоюзе торговых работников. Но эта организация не вызывала у юного анархиста большого вдохновения. Стать бы там шишкой, но только для того, чтобы получать двадцать долларов в час ни за что…
— Нам нужна акция, после которой о нас заговорят, — вдохновлённо произнёс Джек. — Мы должны подобраться к кому-то из самого верха этих продажных политиков. И выложить всё, что мы думаем про эту систему, где трудящемуся из прав — только право на бесплатную кремацию после смерти.
— Из самого верха? — удивился Гриф. Ему нравился напор молодого товарища. — Может, ты говоришь про того самого…
— Не произноси, — потребовал юноша.
Он верил во все теории заговора вместе взятые. Особенно в ту, что в каждом телефоне есть датчики, которые срабатывают на ключевые слова. Например, если сказать «президент», «башни-близнецы» или «пентагон». Эти слова он просто не произносил никогда, заменяя их эвфемизмами.
— Ничего себе, — восхитился Гриф. — Завидую я твоему напору. И что же ты хотел бы сделать… С ним?
— Не с ним, — покачал головой Джек. — Давай будем реалистами. К тому, кого нельзя назвать, и на пушечный выстрел не приблизиться. Там всё смотрят, всё контролируют. Я скорее говорю о близких. Его близких.
— Вот как, — анархист принялся тереть виски. — Признаться, подобные мысли посещали и меня.
— Угу, — кивнул юноша. — Но как сделать так, чтобы о нас заговорили? Убийство — это так мелко. Похищение ребёнка или жены — бесчеловечно. Но наша акция не должна быть беззубой. Мы должны показать этой стране, что умеем действовать. Что нас рано списали со счетов.
— Кажется, у меня есть идея,— улыбнулся Гриф. — Тебе понравится.
Идея действительно выглядела странной, но Джек нашёл в ней здравое зерно. А главное, если получится, то их имена впишут в историю американского сопротивления золотыми буквами.
Интересно ваше мнение, а лучшее поощрение — лайк и подписка))