Глава 55.
Лара стояла в приемном покое кардиологии. В руках у нее была сумка с фруктами, соками, печеньем. Ей разрешили навестить маму Саши, но она не решалась. Медсестра, проходящая мимо, спросила ее:
- Что же вы не идете, девушка? Больная Нустрова Мария Семёновна вас ждёт.
В палате Интенсивной Терапии, вообще-то, посещения больных не приветствовались, но здесь был особый случай. Лара на цыпочках вошла в палату. Маму Саши она видела в первый раз. Ей сказали, что ее койка у окна, туда девочка и направилась. Мария Семёновна лежала за ширмой вся в проводах: была подключена к капельнице, к аппарату, мерившему давление.
Лара поздоровалась:
- Я подруга Саши. Как вы себя чувствуете, Мария Семёновна?
- Ларочка, здравствуй! - слабо улыбнулась женщина.
- Спасибо тебе за передачу, девочка! Не стоило беспокоиться, здесь хорошо кормят.
- Вам витамины нужны, калий сердечную мышцу подкармливать. Вот вам курага и изюм, они мытые.
- Все ты знаешь, Ларочка! Совсем, как мой Сашок. Вот вернётся из армии, поженим вас.
Лара смотрела на эту женщину, которая не верила в гибель сына, с удивлением, брови у нее непроизвольно поднялись домиком.
- Не смотри так, девочка! Я не сошла с ума. Сердце матери не обманешь. Саша жив. Гроб был закрытый. Что в нем - никто не знает. Надо было настоять и открыть его, но я была совсем не в себе. Нет, нет и нет! Саша живой! Поверь мне, Ларочка!
Лара вышла из больницы, как пьяная. Мысли ее смешались: "Быстрее бы с папой поговорить. Он-то что-нибудь посоветует точно".
Весело чирикали воробьи. Солнце заливало весь городок радостным теплом. По дороге текли ручьи. Весна пришла в городок рано. Шлепая ботиками по лужам, Лара бросилась в училище к отцу. Пальто ее развевалось, застегнутое на одну пуговицу, волосы выбились из-под шапочки.
- Что случилось, дочка? Почему ты такая растрёпанная?
- Папа, Саша не мог умереть. Так его мама говорит. Она чувствует. Ты понимаешь? И я, когда была на его могиле, ничего не почувствовала, понимаешь? Нет его там! - размахивала руками дочь
- Кого нет? Где?
- Саши неь! В моги-ле!
Илья Сергеевич был озадачен тем, что сообщила дочка. Лара ушла, а он сидел в кабинете, раздумывая, с кем бы поговорить об этом, и тут к нему у кабинет попросился Максим Сорокин. Он предупредил, что его жена Елена Ивановна на работу не выйдет. Сын Лены и Максима Дениска рос болезненным. Лена периодически была с ним на больничном.
- Вот, Илья Сергеевич, опять Денис простыл, ноги промочил, вот заболел. Врача вызывали. Температура поднялась у парнишки, кашель, сопли. Елена снова на больничном.
- Понимаю, Максим. Пусть Елена лечит сынишку. Маленькие детки - маленькие бедки. Моя Лара сегодня мне задачку подкинула. Навещала мать Саши, а та ей заявила, что чувствует сердцем, что ее сын жив. Как тебе? - Илья Сергеевич посмотрел подчинённому в глаза, как будто хотел прочитать в них ответ на мучивший его вопрос.
- А я не удивляюсь, Илья Сергеевич. Моя мама всегда знает, когда со мной что-то не так. Материнское сердце оно такое, чуткое, - ответил Максим.
Навестить больного внука приехали свекры. Пока Анна Васильевна и Лена делали Дениске ингаляцию эвкалиптом, привезенным с Крыма. Отец с сыном разговаривали на кухне. Федор Михайлович, услышав историю Саши-фотографа, сказал:
- Сам знаешь, Максимка, какое сейчас неспокойное время. А вдруг ваш Саша пропал в горячей точке? Никто ведь не скажет. Сколько говоришь их погибло? Правильно, трое. Не разобрались толком и прислали гроб неизвестно с чем. Время покажет. Говорить об этом, конечно, нельзя.
А Саша тем временем во Вьетнаме опять заболел. У него от грязной воды началась дизентерия с температурой и кровавым поносом. Лежал в подземном госпитале на попечении доктора Тяна и дочки Лиен. Никакие лекарства, бывшие в распоряжении местных докторов, Большому Вану не помогали. Парень угасал на глазах. К партизанам в то время приехала советские товарищи для обсуждения совместных действий. Доктор Тян с общего согласия рассказал о советском фотографе, отвёл майора Виктора Алексеевича в свой госпиталь и показал ему этого Вана. Наши военные взяли Сашу с собой и на вертолете отправили на Север Вьетнама, в провинцию Хазянг, в госпиталь. Здесь поправляли свое здоровье советские бойцы. Климат в провинции был более менее подходящий, такой жары и бомбежек уже не было. Лечением Саши занялись советские медики. То, что парень не помнил, кто он, заинтересовало. Его фотографию распространили в воинских частях. Но Саша получился на них такой измождённый, с бритой головой, торчащими ушами, шрамом на щеке, что узнать его было очень трудно. То, что он фотограф, тоже ничего не давало. Когда он служил в дивизионе, фотографией не занимался. Фотоаппарат оставил дома. Так что пока Александр Нустров откликался на имя Ван и ничего о себе не помнил. Было решено, что как только больной окрепнет, переправить его в Союз.
Но произошло непредвиденное. Так получилось, что близнецы Михайловы, которые призывались в ракетные войска вместе с Сашей, были также откомандированы во Вьетнам, только позже. Володя и Андрей, были похожи, как две капли воды. Темноволосые, голубоглазые красавцы. Во Вьетнаме они рассчитывали заработать каждому по машине. Мальчики были такие же продуманные, как их мама, для которой история с парторгом-гардеробщиком была только рекламой ее чар. И вот, близнецов отправлили в провинцию Хазянг для поправки здоровья, подошла их очередь. Иначе было нельзя, не выдерживала психика и весь организм в целом. В провинции был своего рода санаторий, после которого бойцы отправлялись снова в свои воинские подразделения. Лечебные процедуры, усиленное питание, прогулки по живописным окрестностям, купание в озере - красота.
Володя и Андрей, прогуливаясь по аллее санатория, столкнулись с человеком, показавшийся им знакомым.
- Вов, тебе не кажется, что это Сашка из ремеселки? Мы с ним вместе! призывались. Говорили, что он погиб, только я уверен, это он.
- Слушай, Андрюх, это он! Какой-то худой, шрам на щеке. Но точно, он.
Они подошли к парню, медленно бредущему по пальмовой аллее:
- Сашок, живой! Давно ты здесь? Раненый?
Саша смотрел на близнецов, не узнавая их.
- Да ты что? Не помнишь нас? Мы же Михайловы: Володя и Андрей!
Парни улыбались, тормоша Сашу, обнимали его, хлопали по плечам.
Саша растерянно улыбался. Лица близнецов что-то напоминали. Он был рад, что его узнали.
- Ребята, дорогие мои! Я же ничего не помню. Уже почти год болтаюсь здесь безымянный. У партизан жил. Меня нашли в джунглях без сознания, чуть живого.
- Вот тебе и раз! Ты Саша Нустров, мы с тобой из одного города, братишка. Ты знаешь, что мы считали тебя погибшим? Вашу установку ЗРК прямым попаданием в клочья разнесло!