Шшширрх! - и в воду сползает пласт каменистого песка. Гррраххх! - печально вздыхает древняя ель, наклоняясь ещё больше к речной глади. Темная торфяная вода перекатывается через камни и бежит на север, тихо, но неуклонно подтачивая крутые речные берега. Я ощутимо лишний в этом издревле заведённом порядке, и маленькая лесная речка сердито глядит на меня моим же собственным отражением.
Целых 80 лет карельская природа упорно трудилась, чтобы стереть всякие напоминания о людях, однажды устроивших здесь ад. Заросла и почти исчезла дорога, когда-то соединявшая две большие деревни. Растворился во времени деревянный мост над речкой - место, где была переправа, с трудом угадывается по остаткам бревен и досок, перехваченных ржавыми стальными скобами. До цивилизации отсюда - пять километров бурелома, и я стою над речкой, оглушенный небывалой лесной тишиной.
Я пришел сюда, потому что про эти места среди местных охотников ходят чудные легенды. Рассказывают про километровые траншеи, до сих пор забитые военным железом. Про блиндажи, в которых все до сих пор так, как в июне 1944-го. Про черепа, белеющие посреди местных болот. И я бы, возможно, списал все это в корзину с тысячами похожих баек, если бы однажды не наткнулся в военных архивах на упоминание этой самой речки и того, что там произошло восемь десятилетий назад.
_________________________________________
"24-го июня дивизия двумя батальонами вышла к лесной речке, где встретила организованное сопротивление противника численностью до пехотного полка. В районе моста - сильный ружейно-пулеметный огонь из заранее оборудованных по берегу реки траншей и окопов. Подступы к мосту заминированы противопехотными и противотанковым минами, на противоположном берегу устроены проволочные заграждения в пять-шесть колов. Подразделения дивизии ведут бой, тылы растянулись вдоль лесной дороги, образовав заторы".
___________________________________________
Это были первые дни Петрозаводской наступательной операции. Части Красной Армии только что форсировали Свирь, выбили финнов из оборудованных позиций на берегу и принялись преследовать их по всем направлениям. Одна из дивизий пошла лесной дорогой, на которую подобно бусинам были нанизаны несколько старинных деревень. И вот на пути красноармейцев встала эта богом забытая лесная карельская речушка с деревянным мостом.
Бой был недолгим: советская пехота вновь обратила финнов в бегство. Но через семь километров, на очередной лесной речушке, разгорелся новый бой. И вскоре оттуда в тыл примчался вестовой с карандашной запиской быстрым, размашистым почерком:
______________________________________________
"Батальон на берегу ручья под ураганным огнем, не имеем возможности к продвижению, артиллерии нет, танков нет, боеприпасы на исходе. Срочно нужна поддержка"
_______________________________________________
Поддержка не пришла. Советские танки и обозы проехали деревянный мост на первой речке, прошли ещё пару километров и угодили в обширное и топкое болото. Дорога здесь превращалась в бревенчатую гать, и как только тяжёлые "тридцатьчетверки" въехали на нее - бревна стали погружаться в трясину. Движение остановилось, в сумрачном лесу образовалась гигантская пробка. Началась суета и неразбериха - тихая до того чаща наполнилась сизым дизельным дымом, скрежетом железа и трехэтажным русским языком. Инженерные части бросились укреплять гать. У батальона, ушедшего вперёд, стремительно таяли боеприпасы и силы. Вскоре пальба в том направлении стихла. А в болоте продолжались отчаянные попытки вырваться из лесного плена.
Спустя 80 лет я потратил четыре часа, чтобы просто дойти до этого места. Четыре часа по буреломам, топям и лесным завалам. Налегке - с лопатой, металлоискателем и небольшим рюкзаком. И этот лес выжал меня, как губку - я боялся даже представить себе, каково в 1944-м было солдатам, и без того измотанным предыдущими боями, форсированием Свири, а теперь вынужденным тащить на себе все тяжелое армейское имущество. И потому я не удивился, когда оказался на старой вырубке, где военное железо громоздилось натуральными горами.
Лет двадцать назад лесорубы собрали и сложили в кучи все то, что лежало поверх земли. Каски, снарядные ящики, остатки полевой кухни, пустые пулеметные диски были на каждом шагу, под каждым деревом. Иной раз только старое железо указывало, где именно когда-то проходила злополучная лесная дорога. Сами колеи давно затянуло мхом и торфом. И лишь в сырых низинах до сих пор тянутся рваные, как раны, следы танковых гусениц - видно, как огромные машины крутились на месте, ездили вправо и влево - в поисках брода. Одна из "тридцатьчетверок" переехала брошенный кем-то ствол от пулемета Максима - согнутый в дугу, он торчал из-под трухлявого пня.
Пожалуй, впервые я слышал, как хрустит под ногами изумрудный карельский мох. Потому что под ним - слои гнилого железа. Фрагменты от какой-то техники, непонятные железные листы, инструменты, патроны и гранаты - все, что повыбрасывали застрявшие в болоте люди. В одном месте мох поехал под ногой, обнажив бурую ржавчину - и вскоре я извлек на свет щиток от того же станкового пулемета.
Похоже, что не только советские обозы застряли в этой глуши летом 1944-го. У едва заметного поворота исчезнувшей дороги металлоискатель стал орать, как умалишенный - я грешным делом подумал, что он сломался. Но нет, земля под ногами оказалась плотно набита брошенными переносками от финских гранат - я доставал их одну за другой, потом понял, что это безнадежно - их там были десятки, если не сотни. Чуть поодаль нашлись и сами гранаты - частью разобранные, частью просто разломанные. А рядом - детали то ли от телеги, то ли от какого-то неведомого механизма...
И вот июньское солнце потихоньку клонится к недолгому закату. Я стою ровно там, где все случилось - где едва заметная дорога спускается к болоту. Вижу почти истлевшие бревна, 80 лет назад бывшие той самой гатью. И понимаю, что сегодня дальше я не пройду - впереди как минимум на километр все затоплено. Долго смотрю на далекий еловый частокол по ту сторону трясины, и кажется, что там, в темном лесу, мелькают то ли тени, то ли - наоборот - вспышки выстрелов. Где-то там, в безлюдной и молчаливой чаще, до сих пор держат оборону те, до кого в этот раз я дойти не смог. Разворачиваюсь, машинально копаю очередной сигнал. Лес отдает мне ржавую финскую винтовку и как будто говорит - возвращайся, обязательно возвращайся.
Я вернусь, куда ж я денусь.
Поиск продолжается.