Фотография в рамке была сорвана со стены и брошена на пол, где через мгновение тонкое стекло, защищавшее старый снимок, треснуло под тяжестью мужского ботинка… Впрочем, растоптана фотокарточка была не со зла чистого, хотя, в принципе, в человеке, громившем дом ее хватало, а просто потому, что под ногу подвернулась, а человек совсем не глядел, куда наступал…
— Помрешь скоро, старая! — бросил он сквозь зубы. — Куда ты их копишь?
Михаил едва не упал — налетев на деревянную резную этажерку и грязно выругавшись, толкнул, опрокидывая вместе с фарфоровыми статуэтками собачек. Проклятие! Он не мог найти деньги, хотя точно знал — они тут есть. Должны быть! Ненавистная старуха всегда, он точно знал — всегда была известной скупердяйкой, так что должны были у нее водиться деньжата… А они ему ох, как нужны были!
— Да ты не молчи, — пьяно икнул он и повернулся к объекту своей многолетней ненависти. — Скажи, где деньги, я и уйду… Мне в край надо!
Но Зинаида не отвечала. Михаил знал, точно знал — это из вредности! Видимо, проклятущая старуху готова была умереть, а копейки свои зажать! О, да! Она всегда такой была… Жадная! И его в свое время не пощадила, ради денег родного внука сгубила, дрянь!
Но Зинаида не отвечала. И Михаил не знал, что молчала она сейчас не из вредности, не из жадности, а потому… Потому что просто не могла понять, да за что же он так с ней?! В эту ночь, когда в ее доме начал буянить нежданный долгие годы гость, Зинаида просто спала мирным сном, проводив еще один серый, однотонный день, из которых теперь состояла ее жизнь…
Вообще, в деревне Зорьки она была не единственной пропащей, что называется, душой. Были тут и свои пьяницы, дебоширы, были свои одинокие пенсионеры… Но только Зинаида Петровна Потаповна была такой нелюдимой. Не тихой одинокой старушкой, а именно что нелюдимой персоной, которая на всех производила… очень странное впечатление.
— Видимо, у нее не все дома. Но будет надеяться, она сумасшедшая не буйная, — в таком виде любила высказываться Любаша — продавщица единственного в Зорьках продуктового магазина.
Покупатели обычно соглашались и проводив Зинаиду, которая, совершив нехитрые покупки на свою пенсию, уходила прочь, цепкими, любопытными взглядами, тоже между собой перекидывались некоторыми словами. О том, например, есть ли у Зинаиды родня с которой она в ссоре или она просто одинокая совсем? Никто этого толком не знал. Но версии строили.
Зинаида приехала в Зорьки шесть лет назад и уже тогда была странно-таинственно-замкнутой. Люди, которые продали ей домишко на окраине, обронили, что вот, по паспорту человеку всего лишь шестьдесят шесть лет, а выглядит — на все восемьдесят! Видимо, сильно жизнь потрепала — ведь у женщин, как известно, ее невзгоды на лице отражаются… Пенсионный возраст позволил Зинаиде не заботиться о работе и она просто зажила особняком, отшельником… Пенсию получила, продукты купила и все — дома сидит! Прочие обитатели Зорек по весне, естественно, кто мало-помалу, а кто и всерьез за своими участками ухаживали — сажали в огородах, причесывали садики-палисадники. У Зинаиды же все зарастало бурьяном и чахло. В конце-концов к ней собралась делегация из соседей, которые потребовали хотя бы сухостой травяной убирать, а то, извините, создается пожароопасная ситуация! Зинаида их молча выслушала, стоя за забором и в дом ушла. Они не поняли — вообще поняла бабка, что ей говорили?! Но потом увидели — да, траву скосила. И вообще каждый год хотя бы мусора горы не разводила возле дома. Были в Зорьках, естественно, и люди неравнодушные, которые пытались странной соседке помочь.
— Может быть, у бабулечки какое-то горе случилось, — сказала Елена — восемнадцатилетняя дочка тракториста Степана, молоденькая студенточка, приехавшая из города, где училась на врача, на летние каникулы. — Нельзя человеку одному совсем жить!
Елена испекла пирог с земляникой и пошла в гости к Зинаиде…
— Ты гляди! — хохотнул, увидев это, дедушка Макар, пастух, ремесло которого было буквально потомственным — еще его прапра— и прапрадед этим занимался. Зять, правда, в пастухи не захотел идти и, наплевав там на семейное наследие, после женитьбы на одной из трех дочерей Макара, стал работать электриком. — Говорят, в Америках к новоселам-соседям с этими… кейками ходют! Ты чего, Лена, американкой заделалась?
Елена ничуть не обиделась и как хотела, дошла до дома новоселки. Постучала в ворота. Зинаида не сразу выглянула из окошка и не сразу вышла на порог — видимо, надеялась, что чужачка уйдет прочь! Но Елена была в ту пору упрямой и пылкой, так что она стояла, улыбалась и терпеливо ждала. Наконец, Зинаиды вышла, но… калитки не открыла. Издалека, между прочим, за этой сценкой наблюдали люди… Елена и Зинаида говорили о чем-то. Елена протягивала пирог, пожилая женщина качала головой…
— Да оставьте вы меня в покое! — вдруг закричала Зинаида. — Не нужен мне никто!
И пирог, румяный, из теста мягкого, как пух и с морем земляники сладкой, как мед, полетел на землю, шмякнула в пыль. Люди, наблюдавшиеся за финалом, переглянулись — если уж такому светлому человечку, как Елена, не удалось найти подход к этой новоселке, то, значит, не приживется она в деревне! Ну, а если и приживется… То все равно — за свою считать никогда не будут ее! И первое время казалось, что так оно и выходит… Но какого же было удивление людей, когда Елена, приехав опять в деревню, теперь — на зимние каникулы, снова отправилась к Зинаиде!
— Ничему ее жизнь не учит! — сказал дедушка Макар. — Эх, такой пирог пропадет опять…
И снова кое-кто из деревенских стал зрителем и все ожидали повторения грустной сцены, но… Неожиданно Зинаида калитку отперла и впустила Елену не только во двор, но и в дом! Вышла оттуда Елена часа через три и естественно, что к ней было так много вопросов! Но… Любопытство чужое она удовлетворять отказалась:
— Есть люди с трудной судьбой. Не нужно приставать к Зине, пожалуйста. Она неплохой человек…
Вот и все, что от Елены узнали. Никаких тебе интересных, скандальных деталей, никаких сплетен и подробностей, в общем, сплошное разочарование вышло для любопытных!
Так и повелось с тех пор — Елена, когда в гости к отцу приезжала, то обязательно навещала нелюдимку-соседку. Зинаида только ее одну пускала к себе. Лена приходила в гости с гостинцами и, судя по горам выносимого мусора, каждый раз не жалела рук и спины, наводя порядок в чужом доме.
Обитатели Зорек качали головами — вот же чистая душа у Леночки! Выросла сиротой — мать утонула, когда ей было двенадцать и с тех пор Елена стала за главную в семье. Потому что отец ее… Ну, запил с горя человек. Просыхал иногда, выходил на работу, клятвенно обещал, что больше ни капли в рот! А потом опять срывался… И не только он, что называется, под приглядом у Лены был, но и еще и братик — Антошка, на пять лет ее младше, и сестренка — Машенька, на семь лет ее младше.
Елена планировала что врачом трудоустроится тут же, в родной деревне. В городе жила, естественно, в общежитии… И неизвестно, как успевала, но подрабатывала даже в городе и присылала деньги семье! И без этой вот материальной поддержки, всем было ясно — совсем бы нищая была семья… И так вот бежало, летело время… Елена, как и планировала, вернулась в Зорьки и стала фельдшером. И продолжила быть главой своей непростой семьи…
За сутки накануне той ночи, когда мир Зинаиды, пусть такой серый, монотонный, тоскливый, но все-таки — хоть сколько-то тихонький, привычный мир перевернулся вместе с возвращением внука, Елена заходила к ней.
Вообще, она стабильно навещала старушку-соседку минимум раз в неделю. Могла бы и чаще, да у Зинаиды в последнее время совсем испортился характер и открывала двери она неохотно…
— Ой, на улице хорошо то как! — улыбнулась Елена, войдя в дом. — Окошки хорошо бы открыть, для свежего воздуха, — и она распахнула окна, прогоняя затхлую, спертую атмосферу. — А я вот, не с пустыми руками, — снова улыбнулась, приподнимая пакет из магазина и взялась разгружать его содержимое, часть на в шкафчики, частью — в старенький холодильник, который Зинаиде достался еще от прежних хозяев дома.
Пряники, яблоки красные, дюжина йогуртов, сметана и творог, еще — котлеты куриные, консервированная кукуруза, сыра кусок большой… Елена знала, что свою пенсию Зинаида расходует крайне скупо. Здоровье у старушки, несмотря на возраст, было поразительно крепким, так что на лекарства много тратиться не приходилось. Иной раз Елене вообще казалось, что у Зинаиды такой жизненный потенциал — некоторые молодые обзавидуются! Да только… Есть что—то в глубине ее сути, психики, а может — и души, что не позволяет его использовать. Бабушка Зина ходила тяжело, медленно и сгорбившись — будто непосильный груз клонил к земле… Елена не уставала напоминать соседке о том, что нужно хорошо питаться, но… Та упрямо покупала минимум — макароны, хлеб и мясные обрезки-кости, да еще — маленько овощей, картошки с морковкой…
Вытребовать с бабушки денег на то, чтобы купить ей нормальной еды еще Лена не могла, вот и приходилось иногда, с приправой из чувства вины — ведь от своей семьи забирала, покупать для нее припасов. Хоть на это есть соглашалась!
И вообще, другой кто мог бы подумать, что хитро старуха устроилась — копит сидит, пока чужие люди ее кормят! Но… Елена, узнавшая Зинаиду за эти годы как никто другой, могла бы сказать, что ситуация тут не такая уж однозначная. И нет у Зинаиды большой этой цели — скопить миллионы со своей пенсии! Совсем нет! Просто она… Как будто однажды задалась иной целью — вести жизнь как можно более тихую, незаметную, отказывая себе во всем, одеваясь в обноски, как будто лишения — были обязательным ее наказанием за какие-то грехи молодости…
К прошлому Зинаиды, Елена за эти годы, естественно, проявляла интерес. Но узнала немногое… И вместе с тем — узнала достаточно для того, чтобы возникла еще тысяча вопросов, а уж если бы все это стало достоянием общества, то есть жителей Зорек, то непременно бы породило бы миллион самых невероятных сплетен!
Вот, к примеру, фотоальбом… Его иногда они с Зинаидой рассматривали. Но — практически всегда молча! Бабушка просто сидела, глядела на эти снимки вместе с гостьей, водила по некоторым сухонькими, перекрученными артритом пальцами и роняла лишь редко-редко слова…
Среди этих фотографий были черно—белые и Елена догадывалась — тут изображена семья Зинаиды. Все одеты по моде пятидесятых, обыкновенная советская семья…
А вот — смеющие девчонки и годы явно семидесятые, это Зинаида наверняка студентка, вот и здание высокое на фоне — точно университет какой-то…
А вот — точно Зинаида, только уже старше, лет тридцать ей тут точно. На ней — белоснежное платье. Она — невеста. Фотография была сделана в ресторане, явно очень дорогом для своей эпохи и люди — гости, казалось, принадлежали к элите… Рядом с женихом стоял еще один человек — на вид, точная его копия, только младше и Елена, увязав свои предположения с теми словами, которые обронила Зинаида, поняла, что это — сын ее мужа, то есть ее пасынок.
Фотографии, относящиеся к более позднему времени, были удивительными — тут Зинаида явно была заграницей. Париж? Лондон? Китай? Америка? Похоже, они много путешествовали и… Да, Елена могла бы поклясться — в этот период своей жизни Зинаида расцвела, она была счастлива!
Но ни одного снимка, где она была бы беременна или с малышом, ребенком. Елена пробовала спросить о том, а есть ли у вас, бабушка Зина, дети? Но тогда, когда она задала такой вот неосторожный вопрос, то случилось почти страшное.
Зинаида вдруг замерла. А потом — захлопнула альбом, отшвырнула его в стену и как завыла, зарыдала! Она причитала о том, что нет — одна она на свете! Проклятая она душа! Не надо, не надо трогать ее, пожалуйста! И за что ей такое? За что она все потеряла и сама почему только не сгинула?! Елена тогда испугалась, что бабуля, возможно, с ума сошла! Но успокоила кое-как, накапала ей капелек от сердца, усадила и укутала потеплее… Зинаида снова впала в молчание, а Елена, сама чуть не плача, извинялась за то, что полезла с бестактными вопросами и обещала, что больше такого не повториться!
И она сдержала слово. В конце-концов, подумала она, видимо, собственных детей у старушки нет, а если и были, то, видимо, совсем они ее не любят, как раз живет тут в деревне одиноко… Но еще, конечно, закрадывались в голову к Елене мысли о том, что вот, может, есть дети, внуки и нужно их найти и призвать к порядку, сказать, что есть у них моральные обязательства перед пожилой родственницей, какие бы там ни были между ними отношения?! Но в итоге Елена этого не сделала…
И тем, что можно было узнать через фотоальбом, странности, загадки в Зинаиде, не ограничивались. Так, в ее доме было немало книг на французском и английском языках, из чего Елена сделала предположение, что Зина в молодости имела хорошую профессию…
Разложив продукты, Елена подошла к Зинаиде, которая сидела и глядела в окошко.
— А может, погулять сходили бы? На речке хорошо, ветер свежий дует… В лесу, между прочим, все птицы уже прилетели, поют, хорошо так…
Зинаида подняла на Елену глаза — бледно-голубые, с возрастом приобретшие какой-то странный, мутно-прозрачный оттенок и ничего не ответила. Елена немножко прибралась в ее доме. Убедилась в том, что в шкафу у бабушки есть чистое постельное белье.
— Ну, ладно! — сказала она преувеличенно бодрым и веселым тоном — потому что на самом деле тут радоваться было нечему. — Пойду я! Еще потом зайду, ладно? Не скучайте!
Вообще, Елена не представляла, как Зинаида еще от одиночества с ума не сошла. Может, вот книжками своими и спасается? Сядет и читает, читает иногда… Без очков, кстати. Зрение в ее возрасте у Зинаиды было просто отличное!
По дороге домой Елена, как то часто бывала, смотрела на вьющеюся, серебристую ленту реки… Виды в окрестностях Зорек были завораживающие и не раз Елена себя ловила на мыслях о том, что вся эта красота так бодрит, помогает отвлечься от тревог повседневности, снимает стресс… В общем, никакой психотерапевт не нужен, когда живешь в таком месте!
Собственный дом становился все ближе и по мере приближения к нему, Елена бессознательно замедляла шаг. Не то, что она не хотела возвращаться туда, но… В последнее время находиться дома становилось все труднее!
Вообще, Елене не в чем себя было упрекнуть — не бросила братишку, сестренку и отца, не умотала в город в поисках личных счастья и выгоды, когда исполнилось восемнадцать, а вернулась и помогала. Брат — Антон, уже совсем большой вымахал и уехал учиться в ПТУ, решил стать автомехаником. Машенька же только школу в этом году заканчивала… Елена поморщилась, как от зубной боли — нет, никак не получится осуществить мечту сестренки о шикарном платье на выпускной, просто нет таких средств! Еще бы Маша в это верила, а не капризничала, не ныла и не упрекала… Впрочем, Елена и не ждала особой благодарности от родных. То, что они многое привыкли воспринимать ее заботу как нечто само собой разумеющееся, было уже привычно. Но как же иногда было тяжело!
Вздохнув, Лена наконец открыла дверь в свой дом. Тихо — значит, шумная-шустрая сестренка гуляет с друзьями в выходной опять, наверное, пошли на речку… Из кухни, она же — главная и большая комната, доносилось тихое ворчание радиоприемника — отец любил его слушать. И почему-то слушал его он когда бывал нетрезв.
— Пап, ты завтракал? Я там в кастрюльке картошку оставляла, а в холодильнике — курица запеченная осталась еще… — сказала Лена, скидывая туфли и надевая удобные тапочки.
Ее отец — Дмитрий, сидел за столом и смотрел в стакан. Он икал и похоже — опять скупо ронял слезы. Елена стиснула зубы — только бы не начал вспоминать мать! Нет, в самих воспоминаниях, конечно, не было ничего дурного, но плохо было то, что после них Дмитрий обычно вдруг решал починить что-нибудь в хозяйстве… И то, за что брался, просто ломал! Но тут уж было ничего не поделать — ни разу еще у Елены не получалось уложить отца спать — тогда еще хуже буянить начинал.
Вздохнув, девушка прошла в свою комнатку, которую теперь делила с подросшей сестрой. Елена замерла перед зеркалом. Всмотрелась в отражение… Что это — морщинка глубокая на лбу? А ведь еще и тридцати нет! И вообще — цвет лица какой-то блеклый, волосы ломкие… Сегодня, видимо, подумала Лена, день такой — у всех плохое настроение и она не исключение! Она придирчиво осмотрела себя… Потом решительно отвернулась — хватит, хватит придираться к своему внешнему виду! Все равно нет денег, чтобы стать красоткой, а значит… Придется жить так, как есть! И вообще — материальное, как говорится, не главное!
Зинаида до вечера маленько сидела у окна, чуть шуршала по дому и еще поспала… Она была особенно погружена в себя и к тому были свои, особые причины… Она никому, никому об этом не сказала! Даже Елене, которая, казалось, единственная из всей деревни к ней по доброму относилась…
Просто несколько дней назад Зинаида получила письмо. И ох… Знала бы, от кого, так сожгла бы в печи! Но она доверчиво вскрыла конверт…
Интересно ваше мнение, а лучшее поощрение — лайк и подписка))