Безотказным способом вызвать ненависть, как показывает практика, являются уверенные суждения о том, чего «никто не видел». Публикации о геологическом прошлом Земли, эволюции, о других планетах, провоцируют живейший отклик аудитории, осуждающей автора дерзнувшего заглянуть за положенный человеку предел. Но, – наука только этим и занимается. Ибо в положенных (кем бы?) пределах давно уж и посмотреть не на что.
Тем не менее, одно дело местные адепты воинствующего невежества, а другое – признанные мыслители, именование которых «великими» тоже вызывает ненависть. Так что, – да.
Великие мастера философской фантастики, – Станислав Лем, братья Стругацкие, – прямо и настойчиво, например, предостерегали от выдвижения гипотез о внеземной жизни. Ибо космос слишком велик, чтобы подходить к нему с меркой человеческой. Они полагали, что многое из кроющегося за завесой непреодолимых пока мегапарсеков не может быть и не будет доступно нашему разуму.
Собственно, позицию Лема, отражённую ярче всего в романе «Солярис», – но и в нескольких других тоже, эту тему можно назвать для Лема «сквозной», – обычно трактуют, как критику антропоцентризма. Герои романа, как и многих произведений Стругацких, сталкиваются с непостижимым и принуждаются к признанию бессилия человеческого разума, – как минимум, в некоторых случаях. Ибо он – человеческий. А мир много шире, чем человек.
И как же в таком случае быть с принципом познаваемости? С позиций оного, фантасты – не правы. А их философия неприемлема для исследователя.
Какая философия? Вот. Это интересно. Трактуясь, как «критика антропоцентризма», «Солярис» пропагандирует именно антропоцентризм. В основе пессимистических представлений о постижимости космоса лежит мировоззрение, подразумевающее, что человек является мерой всех вещей. И стоит ли тогда удивляться, что ко многим вещам, – к мыслящему океану, например, – эта мера не подходит? Она и не должна. Принимая человека, как точку отсчёта, мы видим, что в бесконечно большой вселенной нормой оказывается бесконечно же от человека удалённое.
Современный антропоцентризм отличается, разумеется, от аристотелева антропоцентризма, с позиций которого, например, Луна существует, чтобы освещать дорогу ночным путникам, вообще же, целесообразность – как полезность человека – присуща всякому предмету, как форма или вес. Что не меняет принципа. Антропоцентризм продолжает ставить человека в центр мироздания. И это с научной точки зрения – неприемлемо. Научное мировоззрение основывается на космоцентризме, – философской концепции также появившейся в античности. В рамках последней, человек только часть «мировой гармонии».
Сейчас под «гармонией» понимаются, принимаясь за точку отсчёта, неизменные, единые для всего космоса закономерности движения материи.
Космоцентризм же предполагает совсем другую, нежели любимый фантастами «неоантропоцентризм» точку зрения. В том числе и на Солярис. Конечно, если Солнце, Земля и человек возникли, как результат закономерного движения материи, то это вызывает большую ненависть. Но не суть, что ненависть. Суть в том, что и Солярис появился под действием тех же самых закономерностей на ту же, – на всю вселенную периодическая таблица химических элементов всего одна, – материю. Ну и в чём разница? Откуда здесь может вырасти что-то «непостижимое»?
Попытки вообразить нечто безмерно далёкое от человека разбиваются о то, что хоть мыслящий океан, хоть просто жидкий, строго равно с человеком удалены от законов физики и химии. То есть, вообще не удалены, а всецело ими определяются.
Всё сущее, лишь разные решения уравнения, где переменными, коль скоро уж материя и законы одинаковы всюду, оказываются местные условия. Чем-то они в системе Соляриса отличались, от земных… Нужно просто посмотреть чем, и всё станет ясно.
...То есть, «просто» если законы природы знать. Но именно это – самое замечательное в космоцентризме. Поскольку законы одинаковы везде, в Солнечной системе они работают в точности так же, как и в любой иной точке пространства-времени. Следовательно, постичь их до конца и полностью можно здесь и сейчас. Поняв же, скажем, закономерности эволюции на Земле, их можно затем, – уверенно, без колебаний, – применить и к любым другим планетам, подставляя лишь «иные условия».
И здесь надо сосредоточиться, чтобы не упустить тезис, вызывающий ненависть особенной силы. К «любым», значит, вообще к любым. Не просто, включая открытые, но недосягаемые на данный момент экзопланеты. Нет. Совсем к любым. То есть, включая и всю совокупность не открытых экзопланет. Зная эти закономерности, мы уже тем самым знаем, могут ли они породить Солярис, либо не могут. В первом случае нам становится известно, что в бесконечной вселенной существует бесконечное количество мыслящих какую-то ересь океанов, способных непосредственно влиять на метрику пространства-времени. Во втором, нам становится известно, что Солярис не существует. Не существует нигде в бесконечном космосе.
Поскольку Земля – часть космоса, космос может быть изучен на Земле. Причём, исследования в пределах Солнечной системы и за её пределами остаются необходимыми, но лишь постольку, поскольку это требуется для проверки предсказательной силы теорий, описывающих закономерности, которым всё во вселенной подчинено.