Мне дорого имя этого военачальника. Папа с большим уважением часто рассказывал о нём, рассказывал о встречах с ним. Я очень жалею, что только сейчас прочел мемуары народного комиссара военно-морского флота СССР Николая Герасимовича Кузнецова, книгу «Накануне». Вновь вспомнил отца. Замелькали знакомые названия кораблей, географические места, некоторые фамилии. Меня поразила эта книга своей обстоятельностью, профессионализмом и аналитикой.
Книга «Накануне» оказалось самой интересной из прочитанной мемуарной литературы, с самыми глубокими размышлениями о состоянии дел в вооруженных силах, о Сталине и его окружении, о начале войны. Кузнецов пишет с некоторой долей осторожности, оно и понятно. Но из написанного можно сделать довольно смелые и не очень радужные выводы. Не зря одно время политработники с большой неохотой говорили о мемуарах наркома. В них нет места ура-патриотизму. Автор постоянно проводит одну и ту же мысль о профессионализме на флоте.
Будучи старшим помощником командира крейсера «Красный Кавказ», он активно поддержал движение «первого залпа». Снаряды первого залпа всегда должны ложиться в цель, на худой конец, очень близко к цели. Если в результате первого залпа снаряды ушли «в белый свет, как в копеечку», то стрельбу можно не продолжать. Это будет не стрельба, а, как говорят артиллеристы на флоте, выгрузка боезапаса посредством канала ствола. Старпом Кузнецов требовал доведённой до автоматизма максимальной собранности и внимания к мелочам. С ноября 1933 года Кузнецов – командир крейсера «Червона Украина».
«Об одной артиллерийской стрельбе «Червоной Украины» в кампании 1934 года мне хочется рассказать особо. Она сохранилась у меня в памяти как частица большого движения, широко развернувшегося и получившего потом название движения за «первый залп». Зародилось оно среди артиллеристов, которые лучше всего понимают значение первого, упреждающего, удара.»
Позже Кузнецов распространит это движение на все флоты. Во многом благодаря отточенности «первого залпа» флоты организованно встретили нападение фашистской Германии.
«Начал я этот важный разговор со стрельбы «Червоной Украины», чтобы показать, как из частного тактического понятия – удачного первого залпа крейсера – возникло общее стратегическое – готовность подводных и надводных кораблей, а затем и всех флотов в полном составе, во всеоружии встретить противника, если он попытается напасть на нас.
Припоминаю трагическую ночь на 22 июня. В 3 часа 07 минут немецкая авиация совершила налет на Севастополь. Когда я повесил трубку, выслушав по телефону доклад командующего Черноморским флотом, сомнений не было: война началась. Но в ту роковую ночь мы не потеряли ни одного корабля. Эта способность флота отразить внезапное нападение агрессора годами воспитывалась партией, приобреталась нелегкими боевыми учениями и маневрами кораблей и соединений, постоянно выковывалась в борьбе за «первый залп».»
Конечно, книга носит печать своего времени, пропаганды социализма.
«Я с особым уважением вспоминаю Александру Михайловну еще и потому, что в годы гражданской войны она, так же как Р.С. Землячка, Л.М. Рейснер, была одной из активнейших
военных политработников. Кстати, я знал Землячку довольно хорошо. Будучи заместителем Предсовнаркома, Розалия Самойловна занималась некоторыми флотскими вопросами, и мне, когда я работал в Москве, не раз приходилось лично докладывать ей. Думается, в воспоминаниях, посвященных завоеванию и укреплению Советской власти, будет написано немало страниц об этих самоотверженных женщинах.»
Вполне допускаю, что Николай Герасимович и не подозревал о деяниях революционной кровавой барышни Розалии Землячки (Залкинд). Её считают ответственной за массовый террор против пленных белогвардейцев армии Врангеля и жителей Крыма.
Книга Н.Г.Кузнецова «Накануне» - автобиографическая. Она охватывает период от рождения Николая Григорьевича до роковой даты для всей нашей страны 22 июня 1941 года. Его глубокие размышления актуальны даже в наши дни. Вот он говорит о флотских специалистах.
«На «Червоной Украине» я понял, что подготовка хороших, опытных командиров – сложный и длительный процесс. Чем стремительнее развивается техника, тем короче сроки постройки корабля. Зато подготовка офицеров становится более продолжительной: ведь им приходится осваивать более сложную технику».
Этот совет актуален во все времена. Хорошо помню флот эпохи Бориса Николаевича Ельцина. Корабли тогда списывали пачками. Основная причина – прекращение ремонта корабельных турбин представителями украинского предприятия ЮжМаш. Мы более-менее спокойно относились к списанию флота. Обидно было то, что уходили профессионалы высокого класса. Железки можно наклепать, людей брать будет неоткуда. Будет потерян опыт. Так оно и получилось.
Интересны трения наркомата военно-морского флота с судостроителями.
«Особенно это касалось эсминцев. Например, я доказывал, что нет смысла строить эсминцы без универсальных пушек главного калибра: роль средств ПВО с особой силой выявилась в годы войны. Однако промышленность хотела обеспечить себе реальный и легкий план, выполнение которого гарантировало бы получение премий. «Нужно думать и о рабочем классе», – бросал иногда в пылу полемики В.М. Малышев. Когда я ушел с поста Наркома ВМФ, споры еще не были закончены, но чаша весов явно клонилась в сторону судостроителей.»
Года шли, ничего не менялось. Даже сейчас судостроители не горят желанием строить новые проекты, пытаются предложить старые, уже освоенные проекты кораблей, их узлы и детали.
Как-то так получилось, что у меня есть две книги Кузнецова «Накануне». Одна была издана в 1969 году. Другая, издана в 2003 году. Естественно доблестные политрабочие Политуправления выхолостили книгу по максимуму, превратив её в агитку. Боялись правды. Как же так, если читатели узнают, как Кузнецова сдал под суд политработник.
«Сперва нас судили «судом чести». Там мы документально доказали, что парашютная торпеда, переданная англичанам в порядке обмена, была уже рассекречена, а карты представляли собой перепечатку переведенных на русский язык старых английских карт (Адмирал Ю.А. Пантелеев, проводивший по указанию свыше вместе с начальником гидрографии ВМФ Я.Я. Лапушкиным экспертизу, отмечал, что ими был составлен акт по результатам экспертизы, в котором доказывалось, что торпеда и карты несекретные. Этот акт был передан начальнику Главного морского штаба для доклада Сталину. Однако к делу его не приобщили.). Следовательно, ни о каком преступлении не могло быть и речи. Я лично докладывал об этом И.С. Юмашеву – тогдашнему главнокомандующему Военно-Морским Флотом и Н.А. Булганину – первому заместителю Сталина по Наркомату Вооруженных Сил. Оба только пожимали плечами. Вмешаться они не захотели, хотя и могли.
Вопреки явным фактам политработник Н.М. Кулаков произнес на «суде чести» грозную обвинительную речь, доказывая, что нет кары, которой мы бы не заслужили. Помню, как после этого «суда» я сказал своим товарищам по несчастью:
– Сейчас ничего не сделать. Законы логики просто не действуют.
Оставалось лишь мужественно перенести беду. А беда только начиналась. Сталину так доложили о «деле», что он распорядился передать всех нас суду Военной коллегии Верховного суда. А там не шутят.
Четыре советских адмирала оказались на скамье подсудимых в здании на Никольской улице.
За короткой судебной процедурой последовал долгий, мучительный перерыв. Около трех часов ночи объявили приговор: В.А. Алафузов и Г.А. Степанов были осуждены на десять лет каждый, Л.М. Галлер – на четыре года. Я был снижен в звании «на три сверху» – как говорили моряки, то есть до контр-адмирала.»
Кстати, сам Кулаков был три раза судим, три раза был снят с должности. В первый раз его сняли с должности и понизили в звании в 1944 году по факту гибели отряда боевых кораблей и больших потерь в ходе Феодосийской операции. Нарком Кузнецов помог ему восстановиться в звании. Видимо за это Кулаков «отблагодарил» Кузнецова. В декабре 1949 года сам Н. М. Кулаков второй раз был снят с высокой должности и второй раз понижен в воинском звании до контр-адмирала «за неудовлетворительное руководство партийно-политической работой в 8-м ВМФ». В третий раз его сняли с должности и понизили в звании в 1955 году в связи гибелью линкора «Новороссийск». А 7 мая 1965 года «за образцовое выполнение боевых заданий командования, умелое руководство партийно-политической работой в боевых условиях, мужество и героизм, проявленные в борьбе с фашистскими захватчиками, и в ознаменование 20-летия Победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг.» восстановленному в звании вице-адмирала Кулакову Николаю Михайловичу присвоено звание Героя Советского Союза Каким образом Н. М. Кулаков и за какие заслуги получиль высшую награду Родины — неизвестно.
Я хорошо помню возмущение старших офицеров в начале 80-х годов, когда к нам пришёл новый большой противолодочный корабль «Вице-адмирал Кулаков». Неужели для кораблей имен достойных не осталось. Политработники кинулись защищать своего коллегу. Боевые офицеры только сильнее возмущались, говоря вот так вы, политработнички, и воевали. Скандал был не шуточный, аж комиссия политуправления приезжала. Сейчас уже и не вспомнят, кто такой был Кулаков. А корабль еще в строю.
Полной неожиданностью для меня стало убедительное описание Кузнецовым некомпетентности Сталина в военных вопросах. Наркому флота постоянно приходилось доказывать бессмысленность и вредность идей Сталина.
«Как-то в ходе финской войны у И.В. Сталина возникла мысль послать подводные лодки к порту Або, расположенному глубоко в шхерах. Так и решили, не посоветовавшись с морскими специалистами. Я вынужден был доложить, что такая операция крайне трудна.
– Мы можем с известным риском послать подводные лодки в Ботнический залив, – доказывал я, – но незаметно подойти к самому выходу из Або по узкому шхерному фарватеру почти невозможно.
Прекратив разговор со мной, Сталин тут же вызвал начальника Главного морского штаба Л.М. Галлера и задал ему тот же самый вопрос. Сперва Лев Михайлович смешался и ничего определенного не ответил. Но несколько поколебавшись все же подтвердил мою точку зрения:
– Пробраться непосредственно к Або очень трудно. Задание подводникам было изменено.».
Сталин распорядился держать линейные корабли в военно-морской базе Либава. Кузнецов с трудом доказывал, что линейные корабли там будут до первого, максимум, второго авианалёта противника. Кузнецов постоянно говорил о фактическом отсутствии зенитных орудий на кораблях, Сталин отвечал, что не собирается вести морские операции у берегов Америки. Кузнецов не смог доказать необходимость иметь береговые войска, подчинённые флоту. Поэтому взаимодействие войск и флота при обороне Либавы и Таллинна были крайне не эффективным. Кузнецов боролся за сохранение морской авиации. Многие решения Сталина по флоту Кузнецов узнавал несколько дней спустя. Стали решил расформировать Наркомат военно-морского флота
«Вскоре меня вызвали в Наркомат обороны, и я узнал, что решение уже состоялось. 25 февраля 1946 года вышел Указ об упразднении Наркомата ВМФ. Так и было сказано – упразднить…
А четыре года спустя Наркомат Военно-Морского Флота был создан вновь. Многим это показалось непонятным.
Мне хочется еще вспомнить, как произошло разделение Балтийского флота на два: восьмой и четвертый.
Однажды в конце января 1946 года И.В. Сталин приказал мне позвонить ему по телефону.
– Мне кажется, Балтийский флот надо разделить на два флота, – неожиданно начал он.
Я попросил два-три дня, чтобы обдумать это предложение. Он согласился.
На следующий день меня и моих заместителей, И.С. Исакова, Г.И. Левченко и С.Г. Кучерова, вызвали в кабинет Сталина. Едва мы вошли, я понял: быть грозе. Сталин нервно мерил шагами кабинет. Не спросив нашего мнения, не выслушав никого из нас, начал раздраженно: – За кого вы нас принимаете?..
На меня обрушился далеко не вежливый разнос. Я не выдержал:
– Если не пригоден, то прошу меня снять… Все были ошеломлены. В кабинете воцарилась гробовая тишина. Сталин остановился, бросил взгляд в мою сторону и раздельно произнес: – Когда надо будет, уберем.
Несколькими месяцами позднее меня сняли с должности. Балтийский флот разделили на два, хотя никому из исполнителей эта новая организация не была понятна. Лишь в 1956 году удалось исправить эту ошибку.»
Примеров некомпетентности Сталина автор приводит множество. Николай Герасимович Кузнецов не обходит вопрос сталинских преступлений – репрессий против комсостава. Вот как описывает приезд флотского наркома Смирнова, когда Кузнецов был командующим Тихоокеанского флота.
«– Я приехал навести у вас порядок и почистить флот от врагов народа, – объявил Смирнов, едва увидев меня на вокзале.
Я впервые увидел, как решались тогда судьбы людей. Диментман доставал из папки лист бумаги, прочитывал фамилию, имя и отчество командира, называл его должность. Затем сообщалось, сколько имеется показаний на этого человека. Никто не задавал никаких вопросов. Ни деловой характеристикой, ни мнением командующего о названном человеке не интересовались. Если Диментман говорил, что есть четыре показания, Смирнов, долго не раздумывая, писал на листе: «Санкционирую». Это означало: человека можно арестовать. Я в то время еще не имел оснований сомневаться в том, что материалы НКВД достаточно серьезны. Имена, которые назывались, были мне знакомы, но близко узнать этих людей я еще не успел. Удивляла, беспокоила только легкость, с которой давалась санкция.
Вдруг я услышал: «Кузнецов Константин Матвеевич». Это был мой однофамилец и старый знакомый по Черному морю. И тут я впервые подумал об ошибке.
Когда Смирнов взял перо, чтобы наложить роковую визу, я обратился к нему:
– Разрешите доложить, товарищ народный комиссар! Все с удивлением посмотрели на меня, точно я совершаю какой-то странный, недозволенный поступок.
– Я знаю капитана первого ранга Кузнецова много лет и не могу себе представить, чтобы он оказался врагом народа.
Я хотел рассказать об этом человеке, о его службе подробнее, но Смирнов прервал меня:
– Раз командующий сомневается, проверьте еще раз, – сказал он, возвращая лист Диментману.
Тот бросил на меня быстрый недобрый взгляд и прочитал следующую фамилию.
Я понял недосказанное. «За это можно и поплатиться», – видимо, предупреждал он.
В следующий вечер, когда процедура получения санкций на аресты продолжалась, Смирнов и Диментман разговаривали подчеркнуто лишь друг с другом и все решали сами.
Прошел еще день. Смирнов посещал корабли во Владивостоке, а вечером опять собрались в моем кабинете.
– На Кузнецова есть еще два показания, – объявил Диментман, едва переступив порог. Он торжествующе посмотрел на меня и подал Смирнову бумажки. Тот сразу же наложил резолюцию, наставительно заметив:
– Враг хитро маскируется. Распознать его нелегко. А мы не имеем права ротозействовать.
Это звучало как выговор. Скажу честно, он меня смутил. Я подумал, что был не прав. Ведь вина Кузнецова доказана авторитетными органами!
В день отъезда П.А. Смирнова мы собрались, чтобы выслушать его замечания. Только уселись за стол, опять доложили, что прибыл Диментман.
– Вот показания Кузнецова, – объявил он, обращаясь к Смирнову.
Смирнов пробежал глазами бумажку и передал мне. Там была всего одна фраза, написанная рукой моего однофамильца: «Не считая нужным сопротивляться, признаюсь, что я являюсь врагом народа». – Узнаете почерк? – спросил Смирнов. – Узнаю.
– Вы еще недостаточно политически зрелы, – зло сказал нарком.
Я молчал. Диментман не скрывал своего удовольствия. Только Волков пытался как-то сгладить остроту разговора, бросал реплики о том, что комфлот, мол, еще молодой, получил теперь хороший урок и запомнит его, будет лучше разбираться в людях…
Признание Кузнецова совсем выбило у меня почву из-под ног. Теперь я уже не сомневался в его виновности. В дальнейшем, выступая по долгу службы, я придерживался официальной версии, говорил об арестованных, как было принято тогда говорить, как о врагах народа. Но внутри что-то грызло меня…
Забегая вперед, расскажу еще о некоторых событиях, связанных с репрессиями. Через несколько месяцев в Москве был арестован П.А. Смирнов. Вместо него наркомом назначили Н.Н. Фриновского. Никакого отношения к флоту он в прошлом не имел, зато был заместителем Ежова.»
Так выкашивали больших профессионалов флотского дела. О какой боевой подготовке может идти речь? На дальнем востоке Кузнецову приходилось взаимодействовать и с командующим войсками в Приморье маршалом Блюхером. Кузнецов характеризует его как грамотнейшего специалиста в области военной стратегии и тактики. Почему капитан Резун в своей книге «Очищение» (здесь я писал о ней) охарактеризовал его, как бездарщину – непонятно.
Читая книгу Кузнецова «Накануне» возникает ощущение, что Сталин и его ближайшее окружение надеялись на «авось». Авось пронесёт. Полное непонимание обстановки, боязнь «как бы чего не вышло».
«К.А. Мерецков был начальником Генштаба всего несколько месяцев. 1 февраля 1941 года его сменил на этом посту генерал армии Г.К. Жуков. Я ездил к нему несколько раз, но безуспешно. Он держал себя довольно высокомерно и совсем не пытался вникнуть во флотские дела.
Сперва я думал, что только у меня отношения с Г.К. Жуковым не налаживаются и что с ним найдет общий язык его коллега, начальник Главного морского штаба И.С. Исаков. Однако у Исакова тоже ничего не вышло.
Помнится, он был однажды у Г.К. Жукова вместе со своим заместителем В.А. Алафузовым. Жуков принял их неохотно и ни одного вопроса, который они ставили, не решил. Впоследствии адмирал Исаков обращался к Жукову лишь в случаях крайней необходимости.»
Повторюсь, книга очень интересная, написана хорошим литературным языком.
Всего Вам самого доброго! Будьте счастливы!
Вам понравилась статья? Поставьте, пожалуйста 👍 и подписывайтесь на мой канал