Проект @wargonzoya продолжает публиковать рассказ бойца с позывным «Актёр». Вторая часть произведения прольёт свет на вопрос: при чем тут всё таки мертвые и котята?
Часть 2.
Я проснулся от мышечных судорог. Ковалли - командир нашего отделения - лежал рядом в позе Рембрандтовой «Данаи» и смотрел на меня.
- Актёр, не спишь? - прошептал он.
- Да вот, как будто нет уже.
- Выручай, Актёр...
Тут я напрягся. Чего доброго можно ждать от всех этих «выручай»? Так вот люди и оказываются зачастую в тюрьмах.
- Что такое? - спрашиваю настороженно.
- Отвезёшь с мужиками тело в морг? Нужен ещё один человек.
Я хотел было отказаться - от тренировок у меня болело всё тело, в особенности ноги, но так как прямо я это делать не умею, спросил:
- А никого другого нет?
- Наших не добудишься. Да и каличи почти все к тому же. А тут смотрю - ты не спишь... Вот и... Ну как, поедешь?
- У меня тоже... - начал я было съезжать, но тут подумал:
«А вдруг мне это д л я ч е г о - т о нужно? Что, если я проснулся не просто так? Да и в конце концов! Ну не сволочь же я какая-то, чтобы взять вот так просто и слиться. Хотел бы я быть такой сволочью»... Но, зная себя и свою совестливость, я же один чёрт не усну, если скажу сейчас «нет». Как же кому-то везёт на дураков...
- Ладно - говорю.
- Красавчик, Актёр. Тебе завтра дадут поспать на полигоне. Иди к столовой, там уже ждут.
Я покинул своё спальное место, как неокрепший птенец гнездо, и еле передвигая своими двумя, направился к столовой, где стояли с набитым ртом и котелком в руках Чез - наш взводный -, и Дюля - солдат на реабилитации, помогающий повару на раздаче. Я обратился к Чезу:
- Приятного. Я поеду.
- Угу - ответил он, жуя - Оень... Ша.
Я сделал вид, что ни чёрта не понимаю. Он поднял кверху указательный - жди, мол - и, дожевав, продолжил:
- Оденься теплее и спальный захвати.
- А спальный-то зачем?
- Ну в фуре покемарите. Ехать долго, говорят.
- Через сколько едем?
- Уже. Иди собирайся и на крыльцо.
Я надел форму - ещё сырую от пота, после недавних занятий -, а больше ничего у меня, кроме бронежилета, и не было, и, прихватив спальный, поплёлся к выходу. В коридоре меня встретил Хасан - ротный - и тоже порекомендовал мне надеть что-нибудь тëплое. Я сказал, что у меня больше ничего нет, тогда он снял с себя толстовку и вручил её мне.
- Держи, а то задубеешь.
Я поблагодарил его и, утеплившись, вышел на воздух. Труп уже лежал на крыльце на каких-то деревянных поддонах в спальном мешке, а вдобавок ко всему был ещё и накрыт одеялом. Словно кто-то постарался обезопасить либо покойного от ночной прохлады, либо себя от вида покойного. Тут же стоял курящий Бабай. Бросив усталый взгляд в мою сторону, он лениво, почти шёпотом заметил мне, что отбой уже давно был.
- Я его тоже повезу. - кивнул я в сторону Рыжего.
Бабай недоуменно вытаращился на меня:
- Да ты чë, интеллигент! - он в шутку меня так называл - А кроме тебя не было никого?
Я так и не понял, как мне следовало отреагировать на эту его реплику: оскорбиться или расплыться в радушии? И ответил ему лишь:
- Да лан...
Вышел Хасан. Бабай ему:
- А остальные где?
- Курят, наверное. Рëва!
Откуда-то из потёмок раздалось:
- Тут мы, тут!
- Не вижу, что вы тут! Всё, грузите и алга! Водитель ждёт.
На освящённый фонарём участок у крыльца вдруг выбрались Шольц, Рëва и третий, и сразу же обступили с разных сторон тело усопшего. Я подбежал к ним.
- Только вперёд ногами грузите! - почти взмолился, затесавшийся среди прочих у входа в казарму, Дюля.
- Ну давайте, чë... - мрачно произнёс Шольц и первый взялся за угол погребального спальника.
Мы подхватили это его действие и приподняли тело. Рыжий весил, как любитель поесть в десятый раз за день при том, что с виду казался не таким уж и габаритным. Даже маленьким. Мы с натугой погрузили тело в кузов грузовика и следом забрались туда сами. Мужики на крыльце глазели нам вслед и потихоньку, словно артистов на авансцене театра, их силуэты заволакивал туман, образованный из выхлопных газов этого рычащего монстра на колëсах. Машина тронулась с места. Я расстелил спальник рядом с Рыжим и забрался в него. Рëве и Шольцу спать не хотелось и они о чём-то оживленно беседовали.
По-моему, Рëва хвалился тем, как однажды в драке уложил сразу троих, а Шольц скептически приговаривал: «- Ну да, ну да...». Третий по моему примеру нырнул в спальник, но не спал, а играл в какое-то онлайн-казино на телефоне. Я залез в мешок с головой и стал размышлять:
«Интересно, а Рыжий оценит это? Ну то, что мы тут с ним сейчас за компанию отбиваем свои внутренности на кочках? Что, если он в благодарность за это поможет нам там - на передке?» Я один только раз - Борщу, кажется - обмолвился о том, как, на самом деле, волнуюсь перед предстоящим заданием. Всё остальное время лишь корчу из себя какого-то героя из военного фильма. Причём очень плохого, неправдоподобного фильма. Наравне со всеми отпускаю эти шуточки «за двести», а мне, по правде сказать, ч е р т о в с к и с т р а ш н о. Только об этом не знает никто. Возможно, Рыжий теперь знает только. Слышит же душу наверняка. Лежит тут и слушает её. Она ему всё начистоту выкладывает, трясётся, говорит, я, мол, вообще не для этого... Я, мол, творить хочу... Котят спасать! Рыжий, наверное, приобнял её и стал утешать:
«- Не бойся... - говорит ей - Я помогу тебе... Помогу... Спасибо, что провожаете. Я добром на добро отвечу. Помогу вам всем...».
Эта мысль так понравилась мне и я уснул.
Не имею понятия, через сколько точно мы добрались до места. Меня разбудил Рëва:
- Остановка «Морг»! Конечная. Вставай давай.
Неуклюже мы выгрузили тело: двое подавали, двое - принимали. В один миг, пока подающие спускались сами, Рыжий чуть было не оказался на асфальте, но...
- Успели... - сдавленно произнёс запыхавшийся, чье имя мне неизвестно.
Мы занесли Рыжего в здание морга. Нас встретила седовласая женщина с выражением лица, дескать, «и вас вылечим», и указала рукой в сторону одной из комнат:
- Туда пожалуйста.
Мы вошли в помещение, обложенное плиткой некогда белого цвета - приёмная смерти. Было в комнате три стола, два из которых заняты стариком и старухой. Дед лежал ничем не прикрытый, а вот старуху можно было угадать только по фиолетовым морщинистым ступням крохотного размера. Мы положили Рыжего на свободный стол. Я посмотрел на работницу этого нескучного заведения и поразился умиротворённости в её взгляде. А потом подумал: «Хотя что тут удивительного? Ведь это только живые треплят на работе нервы».
Перед тем, как мы удрали оттуда прочь, я мысленно попрощался с Рыжим и попросил его о помощи там, где она нам очень скоро непременно понадобится. А что это именно за Рыжий был я, кстати, так и не понял.
Вернулись в располагу мы где-то в районе четырëх утра. Громогласное «Рота, подъём!» должно будет раздаться уже через пару часов, но между тем, как я сомкнул и разомкнул веки, по моим ощущениям, словно и минуты не прошло. Муравейник ожил. Но вместо обычного сбора на полигон нам было скомандовано как можно быстрее собрать все свои немногочисленные пожитки и вместе с ними покинуть казарму - незапланированный переезд. Отчего, почему, куда и на сколько - отставить вопросы, солдат! Через полчаса все уже стояли с домоподобными баулами во дворе располаги. Курили, общались и ожидали машину. В казарме осталось целое множество бесхозной вещевухи. Я урвал себе новые перчатки, наколенники и пару подушечек для фиксации шлема - всё, что потерял или убил на занятиях - и теперь был полностью, как мне наивно тогда показалось, укомплектован. И вот, два грузовика въехали на территорию и мы вместе со своим шмотьëм утрамбовались в них так, что ещё чуть-чуть и тенты их наверняка бы лопнули к чёртовой матери. Колдоëбины здешних дорог тряханули нас так, что к концу поездки внутри нас стало будто бы вдвое меньше - нет, никто по дороге не выпал, а просто люди лежали в два слоя. Всё своё имущество без всяких там выкладываний-раскладываний мы просто сложили нагромождением во внутреннем дворике нашей новой обители - внешне мало, чем отличающейся от предыдущей - и в тех же самых фурах отправились на полигон, где один из взводов - а именно тот, в чьём составе суждено было оказаться мне - ожидал ещё один сюрприз.
Нас собрал комбат - без преувеличения, пожалуй, самый стальной мужик, какого мне доводилось встречать на своём, аккуратненько прибранном в основном женскими руками, пути. Здоровенный, с молотообразными, сжатыми и упёртыми в бока кулачищами сидел он, чей возраст сложно определить, ибо кажется, что даже время из страха обходит его стороной. Он сидел на табуреточке, кажущейся под ним такой хлипкой, крохотной, что что-то надламывалось, пусть даже пока и не в самой её конструкции, но, как минимум, в восприятии его слов при случайном на неё взгляде. Вокруг него на травке расселись мы. В качестве преждевременного обеда нам выдали по банке тушняка - это на второе, а на первое - накормили известием о том, что мы отправляемся на своё первое боевое задание.
- Сегодня?
- Сейчас - отрезал комбат.
Тушняк никто явно не торопился открывать. Переварить «первое» было не так-то просто.
- Ешьте и в машину. Понятно, да?.. Что я хочу сказать, пацаны... Будет страшно. Это я вам точно говорю... Понятно, да? Но что такое подвиг, пацаны?.. Подвиг - это и есть умение надавать своему страху увесистых пиздюлей. Совсем бесстрашны только трупы или конченые долбоëбы... Понятно, да? Я знаю, пацаны, что среди вас, скорее всего, окажутся те, кто не сумеет совладать с этим страхом... И попытается сбежать. Так вот, пацаны... Заранее вас предупреждаю: бежать некуда. Обращаюсь к тем, кто будет идти до конца: не прощайте такое. Сбивайте трусливых ланей с копыт. Трусость непростительна. Ну понятно, да? Сейчас подойдёт батюшка и прочитает с вами молитву. Возможно будут такие минуты, пацаны, когда вам останется уповать на одного только Господа Бога. Я это знаю... Понятно, да? Верьте, пацаны. Верьте и только вперёд. Назад пути нет. Только вперёд...
*
- Рëву? Помню, конечно - ответил я Шольцу.
- А что с ним, не в курсе?
Я знал, что Рëвы в живых уже нет. Бензин, что лежит со мной на этаже, шёл с ним в одной тройке и своими глазами видел, как его задвухсотило. Я ответил Шольцу одним лишь тяжёлым вздохом. Улыбка, что до сих пор держалась на его лице, сошла в один миг. Он помолчал немного, затем его губы беззвучно зашевелились так, будто произнесённое им было чем-то настолько тяжëлым, что даже шло вразрез с земными законами физики - наша среда попросту не восприняла эту речь. И тут он с некоторым раздражением в голосе спросил:
- А чë от роты-то вообще осталось у нас?
- Трудно сказать. Ну половины точно нет.
- Да больше.
- Не могу сказать, Шольц.
Я подумал:
«А почему Рыжий только нам с Шольцем о т т у д а помог? А Рëва? Он ведь тоже сопровождал его. Я не знаю, что с тем игроком в онлайн-казино, но я ведь просил Рыжего всем помочь, кто там был. Значит, чепуха это всё. Просто у меня снова разыгралось воображение. Так и до шизофрении недолго. А что? Реабилитацию видел, тюрьму проходили, война-вот, пожалуйста, психушка ещё только осталась?»
Позвонила Наташа и я ответил:
- Да, алло.
- Привет, Можешь говорить?
- Ну говорю же, родная...
- ...
- Алло?
- Всё в порядке?
- Да, замечательно. А у тебя?
- Скучаем по тебе. Хочешь, развеселю?
Я лишь тяжело вздохнул и непроизвольно закатил глаза. Она продолжала:
- Арианка сказала сегодня, что у неё любимый композитор - монстр.
- Чего? Какой ещё монстр?
- Ну Моцарт. Она так Моцарта назвала, представляешь? - смеëтся - У меня, говорит, Монстр - любимый композитор. Я сразу же захотела с тобой поделиться.
И тут я засмеялся. Впервые искренне засмеялся за всё время, что валяюсь тут - в госпитале. Я почувствовал, что так обожаю эту девчонку. Что готов всё на свете отдать за то, чтобы собственными глазами увидеть её серьёзное личико, с каким она отзывается о композиторе Монстре. Мне так захотелось к ним. Мне во что бы то ни стало нужно вернуться домой.
- Знаешь, родная... - говорю - Не исправляй её. Оставь это мне, ладно? Пусть хотя бы разок при мне это повторит. А я уже скоро вернусь к вам. Вот увидишь. Я с Рыжим договорился...
- С кем?
- С Рыжим. Ну это так, своё... Рëве просто самому нужно было в это поверить.
