31 марта по старому стилю 1904 года гибнет броненосец "Петропавловск".
Судьбу корабля разделяет его экипаж и Верещагин Василий Васильевич ("военный корреспондент", художник-реалист, известный своими картинами на военную тематику).
Василий Васильевич Верещагин был приглашён Туркестанским генералом-губернатором Кауфманом Константином Петровичем (смотри: Ярым-падшо Ферганской долины | Алексей Перескоков | Дзен, https://dzen.ru/a/X93JvSfOmCRa_UKC) в качестве штатного художника генерал-губернаторства. 2 мая по старому стилю 1868 года он прибыл в Самарканд. Начался боевой путь гениального художника-баталиста. Именно боевой путь! Непосредственное участие в боях стали основой сюжетов его батальных картин!!! Проследим начало его боевого пути по его мемуарам... Смотри: Верещагин Василий Васильевич, На войне в Азии и Европе. 2015 г. М.: Кучково поле. Курсивом идут строки из мемуаров В.В.
... Как только генерал Кауфман выступил из города, стали говорить, что жители замышляют восстание. ... «Ур! Ур!» вместе с перестрелкой, все более и более усиливавшейся. Я понял серьезность дела — штурмуют крепость! - схватил мой револьвер и бегом, бегом по направлению выстрелов, к Бухарским
воротам! ... я вбежал туда и, видя малочисленность наших защитников, взял ружье от первого убитого около меня солдата, наполнил карманы патронами от убитых же и восемь дней оборонял крепость вместе со всеми военными товарищами. ... Другого пуля ударила в ребра, он выпустил из рук ружье, схватился за грудь и побежал по площадке над воротами вкруговую, крича:
— Ой, братцы, убили, ой убили! Ой, смерть моя пришла!— Что ты кричишь-то, сердечный, ты ляг, — говорит ему ближний товарищ, но бедняк ничего уже не слышал, он описал еще круг, пошатнулся, упал навзничь и умер — его патроны пошли тоже в мой запас. ...
... Помню, я застрелил тут двоих из нападавших методично, если можно так выразиться, по-профессорски. «Не торопись стрелять, — говорил я, — вот положи сюда ствол и жди»; я положил ружье на выступ стены: как раз в это время туземец, ружье наперевес, перебегал дорогу, перед самыми воротами — я выстрелил, и тот упал убитый наповал. Выстрел был на таком близком расстоянии, что ватный халат на моей злополучной жертве загорелся, и она, т. е. жертва, медленно горевши в продолжении целых суток, совсем обуглилась, причем рука, поднесенная в последнюю минуту ко рту, так и осталась, застыла; эта черная масса валялась тут целую неделю до самого возвращения нашего отряда, который весь прошел через нее, т. е. мою злополучную жертву. Другой упал при тех же условиях и тоже наповал. — Ай да Василий Васильевич, — говорили солдаты, — вот так старается за нас. ... с ружьем в руке, я вскочил на эти бревна, оборотился к солдатам и, крикнувши: «Братцы, за мной», бросился в саклю на неприятельскую толпу, которая сдала и отступила. Я хорошо помню все мои действия и побуждения и сознательно разбираю их: первое движение, прибежавши благополучно в саклю, было встать в простенок между окнами, в которые убежавший неприятель крепко стрелял, и таким образом сохраниться от пуль; то же сделал вбежавший за мной Назаров, благополучно миновавший фатальное пространство, но многие из следовавших за нами солдат попались; немало убито [было] наповал, много ранено, а некоторых, увлекшихся преследованием, неприятель захватил в плен и, отрезав им головы, унес. Один солдатик чуть не сшиб меня с ног: раненный в голову, он так чебурахнулся об меня, что совсем закровянил пальто мое. Он хрипел еще, я вынес его, но он скоро умер, бросив на меня жалкий взгляд, в котором мне виделся укор: как будто он говорил: зачем ты завел меня туда! Эти взгляды умирающих остаются памятными на всю жизнь! ... Ужасны были тела тех нескольких солдат, которые зарвались и головы которых, как я сказал, были глубоко вырезаны из плеч, чтобы ничего, вероятно, не потерять из доставшегося трофея. Солдаты кучкой стояли кругом этих дел и решали, кто бы это мог быть — «Сидоров или Федоров» ...
... У меня за этот штурм одна пуля сбила шапку с головы, другая перебила ствол ружья, как раз на высоте груди... Когда совсем стемнело, Назаров повел нас опять на вылазку: мы выжгли все дома вдоль стен еще на большее расстояние ... Отряд наш, назначенный для вылазки, оставивши часть солдат с офицером у Бухарских ворот, направился к Джузакским, где после выстрела из орудия и дружного «ура» Назаров как кошка бросился за стену. Я скоро обогнал его, побежал впереди и на повороте в первую же улицу лавок приостановился, подзывая товарищей: передо мной врассыпную бежало множество народа; некоторые, оборачиваясь, стреляли; большинство без ружей с батиками1 и саблями, спасалось. Здесь случился со мной такой казус: с криками «ура!» мы бежим по улице; я валяю впереди и, увлекшись преследованием двух сартов, забегаю в улицу направо; они — еще направо, я — за ними. Передний успел шмыгнуть в ворота, а заднего я нагнал: он прислонился к углу и ждал меня с батиком; я размахнулся штыком, но платье было толстое ватное, да к тому же детина с отчаянием уцепился за штык, отвел удар и в свою очередь замахнулся на меня батиком. Мы схватились врукопашную. Я не нашел ничего лучшего, как колотить его по голове, а в кулаке-то у меня была коробочка со спичками для зажигания домов — спички-то воспламенились и обожгли мне руку. Мы схватились врукопашную. Я не нашел ничего лучшего, как колотить его по голове, а в кулаке-то у меня была коробочка со спичками для зажигания
домов — спички-то воспламенились и обожгли мне руку. Видя такой неумелый прием борьбы, противник мой, крепкий, с проседью мужчина, ободрился,
опустил свое оружие и стал отнимать у меня мое. На беду другой сарт, спасшийся было в ворота, тоже показал снова свой нос. Я понял, что меня сейчас убьют — кругом не было ни души — и что есть силы закричал: «Братцы, выручай», — закричал, почти безнадежно, но солдаты услышали: один прибежал, ружье на руку, размахнулся ... Эта штука, однако, не исправила меня и сейчас же вслед затем я нарвался второй раз. То же бесконечное «ура» и погоня за утекающим неприятелем, из которых несколько человек вскочили в лавку, я за ними, опять крепко опередивши товарищей. Как они набросятся на меня, несколько-то человек, один чем-то дубасит, другие выдергивают ружье. Признаюсь, у меня была одна мысль: батюшки мои, отнимут ружье, срам! Опять подбежали солдаты, выручили, переколовши всех —но голову мою таки наколотили ... удар пикой по голове, благодаря гладкой бобровой шапочке моей счастливо скользнувший: если бы не это случайное обстоятельство, удар, конечно, не только бы оглушил меня, но и вышиб из седла. ... Я в упор выстрелил, но противник, ловко увернувшись, набросился с пикой наперевес, за ним оказались другой, третий ... Крепко обозлившись на удар по голове, я намеревался выпустить на них заряды револьвера... Надобно сказать здесь, что именно эта атака по служила мне образцом при исполнении потом картин: «Нападают врасплох» и «Окружили — преследуют»...
Полотна Верещагина В. В. лишены салонного лоска, покрыты азиатской пылью и пропитаны кровью убиенных сардами православных. Спустя полтора столетия их тематика вновь становится актуальной...