Пятнадцатого августа 1941 года мне, Алексею Лыкову, исполнилось двадцать два года. Надо бы отпраздновать, вот только ситуация к этому не располагала. Шесть дней назад я вёз на передовую боеприпасы, попал под обстрел немецкого самолёта, едва успел выпрыгнуть из кабины полуторки, как та взорвалась. Осмотрев себя, убедился, что не ранен, это меня обрадовало, но что делать дальше? Я решил вернуться в посёлок, где грузилась моя машина. На следующий день я наблюдал из укрытия, как там хозяйничают немцы. По дороге на передовую я видел маленькую деревушку, надеясь, что немцы не придадут ей значения как опорного пункта и пройдут мимо, пошёл туда. Но, увы, и там был враг. Уйдя от деревни на километр, переночевал под елью. Утром меня разбудил голод.
Подумав несколько минут, я решил вернуться в деревню. Чтобы идти дальше на восток, нужны были продукты и какое-либо оружие. Свою винтовку я оставил в кабине грузовика. Позор остаться без оружия, но жизнь дороже.
Подойдя к крайнему дому, я услышал выстрелы. Укрывшись за забором, увидел немецкого солдата, который шатаясь, шёл по улице и палил из своего карабина в разные стороны. Обогнув дом и ещё какие-то строения, я оказался возле большого сарая. «Мимо меня не пройдёшь!» - подумал я, наблюдая за немцем. Справив нужду на забор, тот наклонился, чтобы поднять с земли своё оружие, выпрямится ему было не суждено. Я бил сильно, с остервенением, не обращая внимания на боль в своих руках. Немец затих, я посмотрел по сторонам, если кто меня и видел, то предпочёл не высовываться. Сняв со спины врага ранец, я проверил подсумки солдата, там было пусто. «Всё расстрелял, с..а!». Схватив карабин, забежал в сарай.
- Хорошо ты его отделал! – раздался голос из дальнего угла, на свет вышел мальчишка на вид лет тринадцати.
- Ты откуда взялся?! – вздрогнув от неожиданности, спросил я.
- Я тут живу, а ты свалился на мою голову. Придётся уходить, - по-взрослому рассудил мальчик.
- Пошли вместе?
Мальчик согласно кивнул. Уйдя из деревни, мы разделили съестное, которое было в ранце немца. Его я решил оставить при себе, мог ещё пригодиться. В карабине пьяного стрелка остался всего один патрон.
Во время короткого привала мальчик представился Виктором, рассказал, что сбежал из детского дома в начале войны, с тех пор болтался по округе в поисках места для жилья, вроде нашёл, а тут пожаловал я. О себе я ничего не рассказал, лишь назвал имя. Мальчик стал называть меня дядей Лёшей, но такое обращение мне не понравилось. Договорились так: я - Алексей, он - Виктор.
- Патроны нужны, где можно взять? – спросил я.
- У них. На дорогу надо идти, тут недалеко.
Сказано, сделано, пошли на дорогу. В пути я заметил, что в разговорах мальчик называет вражеских солдат как угодно, но только не немцами. Поинтересовавшись причиной, ответа не услышал.
Мы лежали в кустах у дороги уже третий час, но подходящей для нас цели не было. Проехали грузовики, пара мотоциклов, легковые машины, но что против них я мог сделать с одним патроном.
- Да, так мы много не навоюем! – сказал Виктор.
Я стал сомневаться в возрасте мальчика, который определил на глаз, уж больно не по-детски рассудительным он был.
На дороге показалась пешая колонна немецких солдат, человек пятьдесят, не меньше, но внимание привлекало другое. Впереди колонны шла девушка в красноармейской форме, её руки были связаны за спиной, следом шёл немецкий офицер с палкой в руке. Под одобрительный хохот своих солдат, он бил девушку по разным частям тела, а между этим пытался поднять подол её юбки.
- Помочь, Алексей, надо! – прошептал Виктор.
- Как?!
- Убей её. Видишь ведь, что жизни ей не будет?!
- Вижу, но в своего стрелять рука не поднимается.
- Давай я.
- Вот ещё чего!
Я думал всего с минуту. «А ведь мальчишка прав, с первого взгляда видно, что её ждёт. Может и правда…». Прозвучавший выстрел, заставил немецких солдат присесть, девушка замертво упала на дорогу. Прошло всего несколько секунд, пока немцы пришли в себя. С их стороны началась беспорядочная пальба по кустам вдоль дороги.
- Бежим! - толкнул меня мальчик в бок, - или ты вместо неё идти хочешь?
Мы бежали по лесу, ветки деревьев больно били по лицу, я несколько раз падал.
- Всё, теперь будем ждать! – остановившись, сказал Виктор.
- Чего ждать? Пока догонят? – недоумевал я.
- Да, именно этого. Ты в канаву падай, а я в сторону отойду.
Каждая минута тянулась как час, я приготовил к бою карабин, хотя он сейчас был не больше, чем дубинкой. На полянку вышли три немецких солдата и офицер, который издевался над девушкой-красноармейцем. Постояв, прислушиваясь, пару минут, офицер что-то сказала солдатам. Вдруг, совсем рядом, послышался голос мальчика, вот только он говорил по-немецки. «Что за чёрт!» - подумал я. Офицер снял с плеча автомат и показал его стволом в сторону, откуда слышался голос. Мальчик пел песню. Пригибаясь, солдаты ушли, а офицер озирался по сторонам. «Пора действовать!» - решил я. Взяв карабин за ствол, бросился на офицера, но у того оказалась хорошая реакция, приклад моего оружия лишь скользнул по его плечу.
Мы катались по земле, пытаясь задушить друг друга, автомат немца лежал рядом, но я не давал возможности офицеру до него дотянуться. Руки немца обхватили мою шею, в глазах стало темнеть, не хватало воздуха. Неожиданно тот обмяк, хватка стала слабее, я выбрался из-под противника. Рядом стоял Виктор, держа в руках толстый сук.
- Уходить надо, сейчас те вернутся! – сказал он тихо, подобрав с земли автомат.
Едва дыша, я снял с немца ремень с магазинами, не забыл про пистолет в кобуре.
Мы снова бежали, теперь падали оба, сказывалась усталость. Добежав до оврага, напились из ручья.
- Думаю, что достаточно от дороги ушли, дальше в лес они не пойдут, - едва отдышавшись, сказал мальчишка.
- Ты откуда немецкий знаешь?! Я слышал ТВОЙ голос!
- А я немец и есть, - прошептал Виктор и без сил упал на землю.
Я застыл, как скульптура в музее.
К Виктору, или как его там на самом деле, у меня было много вопросов, но решил с ними повременить. Самому нужно было отдышаться и осмыслить то, что произошло за последний час.
- Пойдём? – спросил мальчик, открыв глаза.
- Куда? – не понял я.
- Как куда? На дорогу?! Или ты будешь всю войну здесь лежать? Оружие есть, значит нужно воевать.
- Как ты немцем оказался? - приподнявшись, я опёрся на локоть.
- Это вопрос к родителям, - отшутился мальчишка.
- Говори! Иначе…
- Что иначе? Убьёшь меня? – Виктор улыбнулся.
- От тебя зависит.
- Ладно. Меня зовут Альберт Ланге. Мне шестнадцать лет. Мои отец и мать - немецкие коммунисты. В 1936 году нас тайно вывезли в СССР из Германии, там уже вовсю правили нацисты во главе с Гитлером, нашей семье угрожала опасность. Про детский дом, правда. Туда я попал, когда моих родителей арестовали. Кому-то показалось, что мы, немцы, предатели. Отца и мать я больше не видел, пришлось выживать самому.
- А как же Виктор?
- В детском доме так назвали. Фамилия у меня тоже русская – Смирнов.
- Почему именно Смирнов?
- Смирным был.
- Ты вот что, Виктор, - я запнулся, но нашёл слова, - никому не говори, что немец, не та сейчас обстановка. Виктор Смирнов и всё.
- Понятно. Идём?
- Идём, - согласился я.
- Дай мне пистолет.
- Не дам!
- Не доверяешь или опасаешься?
Я промолчал, не зная, что ответить.
К дороге мы вышли почти в полной темноте, я даже был этому рад. Будет возможность ночью отдохнуть, ноги едва двигались. Уснуть долго не получалось, перед глазами стояла девушка-красноармеец, мне тогда показалось, что она, перед выстрелом, посмотрела в нашу сторону. А тут ещё этот Смирнов-Ланге! Можно ли доверять парню?! А тот пистолет просит! Я уснул с тяжёлыми мыслями.
Утром меня разбудил Виктор. Показав глазами в сторону дороги, он прижал указательный палец к губам. Подобравшись ближе, мы увидели длинную колонну немецкой техники.
- Нелегко нашим придётся. Такая мощь едет! - с сочувствием, прошептал я.
- Других подождём, пушки у нас нет, - ответил Виктор.
Я перестал понимать, когда парень шутит, а когда говорит всерьёз, но его слова были правильные. Пушки у нас не было. Пропустив колонну, перекусили тем, что осталось из продуктов. Хоть и экономили их, но едва хватило, чтобы утолить чувство голода.
Часа через два на дороге послышались голоса.
- Что там? – спросил я у Виктора.
- Рождественскую песню поют.
- Не рано ли? Ещё что слыхать?
- Обсуждают подарки, которые они пошлют домой родным.
- Будут им подарки, - я потянул затвор автомата.
Виляя из стороны в сторону, дурачась, по дороге ехали шесть немецких солдат на велосипедах.
- Вот - это наша цель! – я протянул Виктору пистолет немецкого офицера, - стреляй наверняка!
- Умею! Справлюсь.
Первый немец доехал до кустов, где мы притаились.
- Огонь! - это крикнул Виктор, я как по команде командира нажал на спуск автомата, но грохот выстрелов был гораздо громче, чем от моего трофейного оружия.
Солдаты упали на дорогу, пытались даже отстреливаться, но бой быстро закончился.
- Не одни мы здесь! – заметил я.
- Слышал, - Виктор не опускал пистолет, нацеленный на дорогу.
- Кто нам помог? – послышалось с другой стороны дороги.
- А нам кто? – ответил я, вставив в автомат новый магазин.
- Выходим на дорогу вместе.
- Договорились.
Перед нами стояли пять красноармейцев в довольно-таки потрёпанном обмундировании, своё оружие они держали наготове.
- Нет времени. Собирайте всё, что может пригодиться, и уходим, - я почему-то взял на себя роль командира.
Бойцы бросились к немецким солдатам, одного добили прикладами в придорожной канаве. Забирали всё, даже сняли с солдат шерстяные кителя. Патефон, который один из немцев приторочил к своему велосипеду, брать не стали, не до музыки. Уйдя как можно дальше от места боя, стали знакомиться. Вперёд вышел худощавый боец.
- Я до войны командиром отделения был, но, то не моё. Командуй ты, - обратился он ко мне.
- А я полуторку водил, шофёр! Какой с меня командир? - возразил я.
- Жилка в тебе командирская есть.
«Ага! «Жилка командирская». Люди военные, понимают, что командир за личный состав ответственность несёт, вот с больного горба на здоровый и перекладывают! Будет потом с кого спросить» - подумал я.
- А кто это с тобой? – спросил кто-то из бойцов.
- Мой заместитель, - ответив, боковым зрением увидел улыбку на лице Виктора.
При одном из немецких солдат оказалась бутылка с крепким спиртным. Несмотря на опасность, распили её вечером возле костра, на котором аппетитно шкварчала колбаса. Утром не досчитались одного из бойцов - пропал.
- Местный он, всё домой рвался, отпустить просил, - сказал бывший командир отделения.
- К немцам попадёт – выдаст. Пошли отсюда, - под моим присмотром, бойцы собрались в дорогу.
Мы ходили по местным лесам почти месяц. Как-то в одной из деревень нам указали место, где собралось много РУССКИХ военных. Так и сказали – РУССКИХ. К тому времени у меня в отряде было уже сорок восемь человек. В основном это были бойцы, которые отстали от своих частей, но были люди и из местных. Вышли мы к старому карьеру, а там, в глиняных и каменистых стенах пещеры, целый город, даже полевая кухня есть, и коровы в загонах мычат. Два дня мы за ними наблюдали, по общему мнению решили, что здесь прячутся те, кто воевать не хочет, а могло быть место и предательству! На разговор с жителями карьера вызвался Виктор, под его началом находились десять партизан вооружённых немецкими автоматами. Оставив восьмерых на склоне холма, Виктор вошёл в карьер с двумя партизанами, в гражданской одежде. Мы всем отрядом залегли на склонах, внимательно наблюдая за происходящим. Выйдя на ровную площадку, Виктор заговорил по-немецки, для моих партизан это было неожиданностью, да ещё какой! Виктора усадили за стол, женщины принесли тарелки с мясом, хлеб, пришёл главный карьерного отряда. Я несколько раз целился в его голову, ожидая подвоха, но мой заместитель сигнала к бою не давал. После полутора часов нашего нервного ожидания, Виктор вернулся.
- Не партизаны это! Приманка для нас! Ты видел, чем меня угощали? Что мы ели?! Их старший сказал, что немцы раз в четыре дня им продовольствие завозят и женщин меняют. Меня к себе звал.
- Как это женщин меняют? – удивился я.
- А то ты не знаешь!
В конце ноября в отряд пришла информация, что немцы расстреливают евреев в старых, ещё царских времён, выработках гравия. Мы поспешили туда. Предварительная разведка подтвердила, что расстрелы были, но кого и за что - неизвестно. Вновь вызвался Виктор. Уйдя в город, он вернулся через три дня. Сказать честно, мы его уже похоронили. Оказалось, что завтра намечается новый расстрел, немцы называли это действо «акцией». Ночью мы окружили место расстрела, благо охраны там никакой не было. В девять утра, хоть часы сверяй, приехали пять грузовиков с крестами на бортах. Немецкие солдаты выгоняли из них людей, толкая в яму прикладами карабинов. Я не мог всё заранее предугадать, но распорядился заложить заряд взрывчатки под настил из толстых досок, которые держали отвальную породу.
Ближе к обеду, на открытой легковой машине, приехали немецкие офицеры. Два фотографа делали свою работу, пытаясь запечатлеть их в разных местах, но так, чтобы были видны люди в яме. Немецкие солдаты, которые стояли на краю отвала, неожиданно открыли огонь из своих автоматов, расстреливая тех, кто был внизу. Шансов спасти людей у нас не было, силы - неравны. Немецкие офицеры, которые так любили фотографироваться, спустились вниз. Трое из них стали добивать раненых из своих пистолетов.
- Рви! Уничтожь эту сволоту! – закричал я, командуя сапёру.
Взрыв был небольшой, но его хватило, чтобы засыпать извергов толстым слоем породы.
В начале января 1942 года разведчики, под командованием Виктора, наткнулись на диверсионный отряд капитана Боровича. Со слов моего заместителя, тот очень удивился, что бойцами командует гражданский мальчишка. Капитан настоял на встрече. Встретились в логу, возле речки Тарарайка. Капитан мне сразу не понравился, про таких говорят, что они воюют ради наград. Разговор не задался. Борович настаивал, чтобы я передал ему все наши припасы, продукты, боеприпасы, которые мы с боем отбили у немцев, а, мол, на его обратном пути мы объединимся. Подарить, пусть и нашим войскам?! А случись с ними чего! А нам как быть?! Меня бы в отряде не поняли. Услышав мой отказ, Борович грозился меня расстрелять как предателя. Вступились разведчики Виктора, нацелив своё оружие на бойцов капитана. Стрельбы удалось избежать, но обе стороны остались недовольны друг другом.
Как-то ко мне подошёл партизан из гражданских по фамилии Демидов.
- Алексей Васильевич, - начал он, хотя я был лет на десять младше него, - карьер, где мы фрицев засыпали, помните?
- Конечно.
- Там был склад с аммонитом.
- С чем? - не понял я.
- Взрывчатка, мы ей верхний слой почвы взрывали.
- Откуда про это знаешь? Ты с ней управляться умеешь?
- Так, я работал там до войны, мне бы не знать и не уметь! Я начальником участка был, - Демидов улыбнулся.
- Что предлагаешь?
- Сходить надо. Посмотреть. Может, чего и осталось.
- Сходи. Троих партизан тебе дам.
- Того хватит. Перед войной мы почти всё оттуда вывезли, а вот возле карьера…
- Иди. Взрывчатка нам нужна, - перебил я его.
Через два дня я начал волноваться. Демидов не возвращался. Отправил пятерых в карьер, это было от нас недалеко. Вечером все партизаны, нагруженные мешками, вернулись в лагерь.
- Чего так долго? Тут дороги полдня? – я почти кричал, хотя понимал, что этого делать нельзя.
- Так мы всё до крупинки собрали. Полы скоблили. Понимаем, что для нас это важно.
Впервые в жизни я обнял мужчину, слёзы катились из глаз, я едва их сдерживал.
Капитан Борович объявился в феврале. Его принесли на носилках собранных из того, что попало под руки.
- Товарищ капитан…, - начал я.
- Молчи! - остановил он меня, - не той дорогой мы пошли. Тебя надо было спросить, а я... Пятеро у меня осталось. Прими их в свой отряд.
На следующий день капитан Борович умер.
Каким бы ни был капитан Борович, но мы мстили за него и его отряд: взорвали два моста через мелководные речки, обстреливали немецкие бригады, которые выезжали на их ремонт. Кто-то из партизан придумал вешать на обломках разрушенных нами сооружений табличку с надписью - «Борович». Каждый телеграфный столб, спиленный или подорванный партизанами моего отряда, обозначался так же. В апреле за живого или мёртвого Боровича немцы обещали две тысячи марок и корову.
В начале лета 1942 года мой отряд вошёл в большое партизанское соединение, которое действовало на юге Кингисеппского района Ленинградской области. Формально я оставался командиром отряда, но без приказа командира соединения не имел права что-либо предпринимать. Противник стягивал к городу с именем Ленина большие силы. Круглосуточно мы наблюдали за двумя развилками дорог, считая каждую машину, каждого солдата.
Виктор вызвался сходить в село, где был немецкий штаб, который координировал все передвижения войск в этом районе. Скрепя сердце я разрешил эту вылазку, ведь от неё многое зависело. Через три дня в отряд пришёл один из местных жителей, он рассказал страшную историю. Группа Виктора попала в засаду, почти все партизаны были схвачены немецкими солдатами. После допросов с пытками, их приговорили к повешенью. Гость передал последние слова моего заместителя: «Я - Альберт Ланге! Я - немец! Я сражаюсь на стороне Красной армии, чтобы защитить народ Германии от нацизма. Я горжусь тем, что я немец!».
За двенадцать дней мы сделали большую работу: были уничтожены или повреждены три понтонные переправы. Возле одной из них мы ночью вырезали расчёты четырёх пушек, которые ждали наши самолёты. Командира батареи и его помощника взяли в плен. Такого мне не простили, от командования отрядом отстранили, до снятия блокады с города на Неве я воевал простым бойцом, но партизаны продолжали называть меня командиром, а я не мог забыть своего заместителя.
