Один из самых известных эпизодов поэмы «Руслан и Людмила» – бой Руслана с головой. И тут, как водится, вопросов немало.
Во-первых, позвольте всё же начать с небольшого курьёза: существует легенда, что на описание головы Пушкин был вдохновлён вот этой скульптурой, высеченной в гранитном валуне (находится в Петергофе, в усадьбе Сергиевка, в начале XIX века принадлежавшей Румянцевым). Так это или нет, утверждать, конечно, не могу, но не могу и не упомянуть:
Пред ним живая голова.
Огромны очи сном объяты;
Храпит, качая шлем пернатый,
И перья в тёмной высоте,
Как тени, ходят, развеваясь.
В своей ужасной красоте
Над мрачной степью возвышаясь,
Безмолвием окружена,
Пустыни сторож безымянной,
Руслану предстоит она
Громадой грозной и туманной.
Кое-кто считает, что эти строки навеяны впечатлениями юного Пушкина, по некоторым сведениям, побывавшего в усадьбе вместе с Николаем Раевским вскоре после окончания Лицея. Не знаю…
Для нас, разумеется, значительно интереснее та часть сюжета, которая с этой головой связана.
Бой витязя с необычным противником совсем ещё молодой автор описывает довольно иронично (достаточно вспомнить, что и началась битва с богатырского чихания, от которого «поднялся вихорь, степь дрогнула», и диалог противников очень выразителен, и, конечно же, изумительное сравнение поведения раненной в язык головы с реакцией «плохого питомца Мельпомены»:
Внезапным свистом оглушён,
Уж ничего не видит он,
Бледнеет, ролю забывает,
Дрожит, поникнув головой,
И, заикаясь, умолкает
Перед насмешливой толпой).
Но вот дальше бой идёт по сказочной логике – и в руках у героя оказывается «меч богатырский», а мы слышим рассказ о противостоянии двух братьев – великана и карлика – и узнаём предысторию «волшебника страшного Черномора», с которым уже встречались в поэме.
Коварный, злобный Черномор,
Ты, ты всех бед моих виною! – так восклицает голова.
И вот тут возникает ещё одна загадка, разрешить которую многие пытаются, но к единому мнению вряд ли когда-нибудь придут. Дело в том, что имя злого волшебника появляется у Пушкина не только здесь. Как, я думаю, все помнят, «дядька Черномор» возглавлял богатырскую дружину в «Сказке о царе Салтане». «Тридцать витязей прекрасных» предстанут перед нами и в знаменитом прологе к «Руслану», но здесь «дядька их морской» останется безымянным, по, как я полагаю, вполне понятным причинам.
Конечно, приходится много читать о происхождении имени героя. Указывают, что как будто бы лежащая на поверхности ассоциация с Чёрным морем может быть ошибочной (хотя мне кажется, что она очень подходит к «дядьке» богатырей). Кто-то видит в имени злого колдуна словосочетание «чёрный мор», вызывающее весьма трагические аналогии. Кто-то, полностью принимая трактовку определения «чёрный», «мор» связывает с именем славянской богини зимы и смерти Морены (или Мораны) - мне, как любительнице оперного искусства, вспоминается в первую очередь образ «подземной богини» и воплощения злых сил Морены в «Младе» Н.А.Римского-Корсакова. Связывают этот мор и с «морочить», и с «мраком». Так или иначе, трактовка действительно очень мрачная.
Так что придётся нам мириться с наличием у Пушкина двух Черноморов, совершенно разных по характеру. Глава стражи, которой «нет надежней, ни храбрее, ни прилежней», воплощает, конечно же добрые силы, и ни «мор», ни Морена с ним никак не соотносятся. А вот «карла Черномор» вызывает совсем иные чувства.
Но позвольте сказать ещё об одном Черноморе:
Сон мой был очарованием
злого, хитрого волшебника,
Черномора ненавистника…
Заметьте сходство: мало того, что злой волшебник погрузил девушку в сон, но и пробудилась она от «прикосновения к лицу» «перстня добрыя волшебницы».
Этот фрагмент – из «богатырской сказки» Н.М.Карамзина «Илья Муромец». Простите, что Кот опять «уходит в загул» (на сей раз небольшой), но говорить об этом считаю нужным потому, что не только сходство ситуации можно наблюдать.
Над своим произведением Карамзин работал в 1794 году, но, хоть и указал в конце «части первой»: «Продолжение впредь», - так его и не завершил. А Пушкин в 1817 году написал эпиграмму на Карамзина (он сам указывал, что приписывают ему много эпиграмм на историографа, но признавал авторство только этой), связанную, разумеется, с его «Историей государства Российского»:
«Послушайте: я сказку вам начну
Про Игоря и про его жену,
Про Новгород, про время золотое,
И наконец про Грозного царя…»
— И, бабушка, затеяла пустое!
Докончи нам «Илью-богатыря».
То есть не вызывает никаких сомнений, что сказку Карамзина Пушкин хорошо знал и, видимо, позаимствовал из неё и имя, и эпизод, с колдуном связанный (развития этого мотива у Карамзина нет). А может быть, и с этим заимствованием связан довольно пренебрежительный отзыв Карамзина о «поэмке» Пушкина?
Во всяком случае, только названный у Карамзина «ненавистник» у Пушкина стал очень колоритным персонажем:
Безмолвно, гордо выступая,
Нагими саблями сверкая,
Арапов длинный ряд идёт
Попарно, чинно, сколь возможно,
И на подушках осторожно
Седую бороду несёт;
И входит с важностью за нею,
Подъяв величественно шею,
Горбатый карлик из дверей…
Волшебник сначала гордо заявляет о силе своей бороды:
Никто из витязей лихих,
Никто из смертных не погубит
Малейших замыслов моих…
А в конце он превращён практически в придворного шута, хотя в поэме это и не показано так явно, как в фильме А.Л.Птушко (мы просто прекрасно знаем, какую службу обычно несли во дворцах «карлы»):
Лишённый силы чародейства,
Был принят карла во дворец.
А вот обо всём его пути и обо всех превращениях мы поговорим уже в следующий раз.
Если понравилась статья, голосуйте и подписывайтесь на мой канал!Уведомления о новых публикациях, вы можете получать, если активизируете "колокольчик" на моём канале
Навигатор по всему каналу здесь
«Путеводитель» по всем моим публикациям о Пушкине вы можете найти здесь