(начало книги, предыдущая часть)
Часть 12. «Месье Кафар». Шпион разоблачен.
Я прекрасно понимал ситуацию. Заранее спланированную облаву требовалось произвести без шума, и поэтому необходимо было приложить все усилия, чтобы не допустить какого-либо экспрессивного развития событий.
Войдя в гостиницу, я сумел ускользнуть от подобострастного управляющего, вышедшего мне в холле навстречу, и уменьшить неприятное впечатление, произведенное моим жандармским мундиром на многих постояльцев.
Подойдя к номеру графа де Бопье-Жерара, я присоединился к трем штабным офицерам, полковнику Магомету Алли-Беку, капитану Петру Шульгину и капитану Александру Друцкому. Они принадлежали к специальной оперативной службе главнокомандующего, и именно их великий князь Николай обещал выделить для наблюдения за французом. Прежде чем открыть дверь графа де Бопье-Жерара, мы коротко пошептались.
Войдя, мы обнаружили, что граф что-то пишет, сидя за столом. Он не выказал особого удивления и, спокойно поднявшись на ноги, поклонился. Полковник Алли-Бек, высокий стройный грузин в черном мундире, объявил:
— Проводится политическая проверка, все, что Вы скажете будет зафиксировано в протоколе.
Француз, подняв тонкие темные брови, лишь слегка иронично улыбнулся и пожал плечами, сделал вид, что совершенно не понимает причины нашего вторжения.
Сам я держался немного в тени и не мог не восхищаться непоколебимым видом этого человека. Тем не менее, время поджимало, и, решив брать быка за рога, я подошел к графу, быстрым движением снял шляпу, парик, бакенбарды и «пухлые» щеки и, стер остатки грима с лица носовым платком, положил ящик на стол графа, так что мне было легко дотянуться до нее рукой.
Драматический эффект моего неожиданного шага превзошел все ожидания. Француз на мгновение потерял бдительность и изумленно уставился на меня. Затем, с заметным усилием, он собрал все свои силы; его тонкие губы сжались, острые карие глаза затвердели, и слабый румянец окрасил его желтоватые щеки, даже лысая голова слегка порозовела. В этот момент де Болье-Жерар стал удивительно похож на рассерженного и встревоженного стервятника:
— Мне бы хотелось узнать, - поинтересовался он, причем на удивительно на правильном русском языке, - в чем смысл этой несколько опереточной сцены?
От намеренного и невыносимого оскорбления, скозившего в интонациях и смысле фразы у меня возникло непродолимое желание ударить говорящего по лицу. Но поступить так было бы безумием; я бы ничего не узнал, был бы остановлен моими коллегами и, вероятно, в конечном счете, отправился бы под трибунал за жестокость.
— Господа, будьте добры, отойдите подальше, - попросил я, сдержав свои эмоции.
Офицеры посторонились, а я осторожно открыл ящик своим основным ключом. Внутри лежал слой соломы, слой ваты, а под ними фигурка великого князя Николая Николаевича. Полковник Алли-Бек, сам специалист по бомбам, посмотрел на меня с пониманием:
— Прошу Вас быть осторожнее.
— Не волнуйтесь, я уже имел дело с взрывчаткой, - слегка улыбнувшись ответил я.
Конечно, мне не доставляло никакого удовольствия держать в руках взрывное устройство в поисках крошечной задвижки с обратной стороны фигурки. Лицо покрылось потом. Я должен был остерегаться дотрагиваться до проводов, находящихся под кукольной одеждой, и мог только слышать зловещее тиканье часового механизма. Затем, когда я, наконец, нашел скрытый рычаг и осторожно нажал на него, отсоединяя поршень от заряда. И здесь нас ожидал сюрприз - в этой штуке вообще не было заряда. Полость внутри головы оказалась заполнена всего лишь опилками!
Граф де Бопье-Жерар сделал быстрый свистящий вдох и вновь обрел уверенность и самообладание. Низким бесцветным тоном, на своем необыкновенно правильным русском он заявил:
— Господа, дело зашло достаточно далеко. Вы должны понести наказание за эту возмутительную и отвратительную комедию с группой захвата! Я обращусь с жалобой к французскому военному атташе и потребую самого строгого расследования всего этого дела от имени французской республики. - его щеки и лысина пошли алыми пятнами от ярости.
На самом деле, граф несколько переусердствовал и стал довольно безрассуден в своем негодовании.
— Что означал весь этот фарс? - требовал он ответа. – Кто прислал эту игрушку? Может быть, сам великий князь Николай Николаевич? Мы недавно разошлись с главнокомандующим во мнениях по поводу одного армейского контракта.
— Остановитесь,- я прервал притворное возмущение графа.- господа, присаживайтесь.
Я прекрасно понимал, что стоит мне хотя бы намекнуть на мой вчерашний визит в австрийскую траншею, как мое положение двойного агента рухнет; и в этом отношении моя подготовка, к счастью, оказалась на высоте, хотя на мгновение у меня возникло искушение спасти положение рассказав кто передал этот сувенир. Единственное, что я мог делать, так это тянуть время, подавать намеки на скрытый смысл, надеясь на то, что я смогу превратить патовую ситуацию в мат. Я был достаточно убедителен и острота момента спала. Граф де Бопье-Жерар бросил на меня быстрый острый взгляд, потом пожал плечами и снова уселся за стол.
Разглядывая миниатюрный мундир статуэтки, я заметил, что войлочный воротник штабного мундира совсем немного пожелтел, и, вдобавок, принюхавшись, я почувствовал запах лука. Мне было известно, что луковый сок, либо сам по себе, либо смешанный с какими-либо органическими соединениями, может быть использован в качестве невидимых чернил. И я рискнул - протянул статуэтку к настольной лампе и немного подержал ее в тепле, на воротнике медленно, но отчетливо проступили десятичные цифры австрийского кода «три в одном» - кода, который я мог прочитать без помощи так называемого «дробного» ключа. Шпион был уличен. Молча, пока трое моих коллег яростно обзывали француза лживым шпионом, я быстро расшифровал послание. Лейтенант Ворвиц цу Шлосс, иначе «S.9.9.9.», вежливостью похвастаться не мог. В своем послании он желал «свинской французской собаке» попасть в руки русской контрразведки; "К.С." (Австрийская разведка) в его услугах больше не нуждается и уничтожила его последний отчет в связи с делом «Николая». В заключение графу было сообщено, что покушение на жизнь «Николая», которое должно было состояться 8 мая, около 13:15, будет осуществляться другим агентом и другими средствами.
— Господа, обратите внимание на шифровку, - я зачитал вслух обнаруженную мной и расшифрованную информацию.
Читая я заметил, что в руке француза внезапно появился револьвер, направленный на меня. Я не смог бы избежать пули, если бы не полковник Алли-Бек. Он тоже увидел револьвер, молниеносно шагнул вперед и резко ударил шпиона ногой по коленной чашечке. Рука француза взметнулась вверх, и прежде чем он успел опомниться, на его запястьях щелкнули наручники. В ту же минуту гостиничные часы пробили час, и, смешавшись с перезвоном церковных колоколов, послышались бодрые звуки любимого марша великого князя Николая Николаевича, всегда сопровождавшего его на торжественных мероприятиях и в военных походах.
Меньше секунды понадобилось мне, чтобы переключиться от разыгравшейся драматической развязки к реальности и сопоставить время, указанное в шифровке с планами главнокомандующего. Как яркая вспышка возникла мысль: в час дня главнокомандующий должен посетить больницу баронессы Грауэнталь, а покушение на жизнь великого князя Николая должно было быть совершено неизвестной личностью и неизвестным образом! У меня было меньше 15 минут на решение нового ребуса. Не удержавшись, я вскрикнул.
Капитан Шульгин и лейтенант Друцкий вздрогнули от моего внезапного возгласа. Получив приказ охранять француза, они вытолкнули своего пленника за дверь.
Что касается полковника Алли-Бека и меня, то мы вместе бросились через почти пустой вестибюль гостиницы, и прыгнули в сланцево-серый «Бенц», стоявший в тени раскидистого вяза рядом со входом. За рулем сидел опытный шофёр в военной форме, приученный быстро выполнять приказы не рассуждая. Большая машина бодро сорвалась с места и резво покатила по Английской улице. Я нервно жевал потухшую сигарету, а полковник, напряженно наклонившись вперед, сидел рядом со мной. И смотрел вперед. С сиреной воющей на полную катушку мы выскочили на Любомирский проспект, непрерывно виляя между машинами и телегами, чтобы прорваться сквозь общий плотный поток транспорта. Один грохочущий грузовик резко затормозил и опасно заскользил, извергая темный маслянистый дым. Мы помчались вверх по бульвару Петра Великого, бешено петляя между машинами на проезжей части, то немного притормаживая, то быстро набирая скорость. Наконец, мы добрались до Можейской улицы и остановились метрах в десяти от больницы Грауэнталь.
Я взглянул на полковника Алли-Бека, а полковник - на меня. Знаменитая «испан-сюиза» Великого князя Николая ждала у двери госпиталя, а подтянутый военный шофер весело болтал с привратником. У бокового входа стоял одинокий полицейский, медсестра неторопливо подстригала вистарию на красивом крыльце рустикального вида. Солнечный свет танцевал повсюду, и воздух благоухал ароматом старых белых акаций, которые видели ещё вышитые шелковые штандарты средневековых польских рыцарей.
Вдруг, среди сравнительной тишины и спокойствия, послышался грохот обитых кожей колес по булыжнику, и из бокового поворота медленно выехала польская телега. Кучер, коренастый мужчина не по сезону одетый в овчинный тулуп, развернул флаг Красного Креста, привязанный к короткому шесту рядом с ним, и, щелкнув кнутом, повернул повозку на Можейскую улицу. Оказавшись напротив входа в госпиталь он резко натянул поводья, вытер вспотевшее лицо и слегка наклонился вперед, словно не зная, куда ему двигаться дальше. Его взгляд скользнул по шеренге припаркованных автомобилей свиты великого князя, и, почесав свою клочковатую рыжую бороду, он сдал назад, будто испугавшись подошедшего полицейского, одной из обязанностей которого было записывать номера флагов красного креста.
Не раздумывая более, я вышел из машины и почти бегом направился к дому. Моя голова гудела от догадок и страхов, интуиция гнала вперед.
Телегам Красного Креста безусловно разрешалось останавливаться перед госпиталями, но почему этот кучер оказался рядом с ожидавшей главнокомандующего машиной? Мне вдруг пришло в голову, что я уже видел эту телегу на Жидовской улице, когда получал ящик для передачи графу де Бопье-Жерару и тогда я заметил в ней двух австрийских солдат, которых должны были доставить в госпиталь, а сейчас они мертвы и покрыты пылью. Мое сердце с трепетом подтвердило возникшую уверенность.
Я увидел, как кучер слегка напрягся, и его глаза устремились в сторону входа в больницу. А в следующую минуту в дверном проеме показалась высокая, безошибочно узнаваемая фигура самого великого князя Николая Николаевича.
Кучер полуобернулся и наклонился назад над большим мешком с фуражом в центре телеги, его руки яростно копались в слоях прессованного сена. Не говоря ни слова, я прыгнул на него с разбегу, он не успел ничего предпринять и мы оба вывалились на дорогу с другой стороны телеги. Голова кучера дважды ударилась о булыжники мостовой, и он потерял сознание. Я оставил противника лежать на мостовой, а сам взобравшись на козлы, очень осторожно запустил руку в рыхлое сено у горловины мешка. Моя рука нащупала под сеном холодный шипастый цилиндр австрийской ручной гранаты и я быстро отдернул пальцы. Дружеская рука полковника Алли-Бека легла на мое плечо, и это немного ослабило мое напряжение. В полном оцепенении я дошел с полковником до нашего «Бенца», и лишь через некоторое время, окончательно осознал, что великий князь Николай благополучно возвращается в штаб-квартиру, а на улице дежурит полицейский наряд.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
ИЛЛЮСТРАЦИЯ СОЗДАНА ИИ СПЕЦИАЛЬНО ДЛЯ ЭТОГО МАТЕРИАЛА
