Петербургские активисты продолжают муссировать вопрос о музее на месте шведской крепости Ниеншанц. Эта, казалось бы, сугубо археологическая проблема приобрела отчетливое политическое звучание.
Некоторое время назад на сайте Министерства культуры появился акт экспертизы выявленного объекта культурного наследия «Ниеншанц (Охта-1). Шведская крепость 1611-1703», и это спровоцировало бурные обсуждения по всей северной столице. По итогам экспертизы, территория археологического памятника на Охтинском мысе сокращается. Что, разумеется, вызвало громкие протесты петербуржцев, называющих себя «краеведами-градозащитниками».
В ходе раскопок 2006-2010 годов на мысе было обнаружено несколько археологических объектов: неолитическая стоянка, остатки городища эпохи Средневековья, а также двух шведских крепостей — Ландскроны и Ниеншанца. Однако во всех случаях можно говорить лишь о незначительных остатках памятников, основная часть которых была уничтожена в результате хозяйственных работ в ХХ веке.
Тем не менее, вокруг этих находок разгорелись нешуточные страсти. Политизированные «градозащитники» потребовали создать здесь музей под открытым небом. Их поддерживали отдельные ученые, например маститый археолог профессор Анатолий Кирпичников, ныне покойный. В скобках заметим, что это был один из немногих отечественных археологов, понимающий значение пиара и прекрасно владеющий его приемами. Он, например, в свое время был одним из главных рупоров совершенно несостоятельного с научной точки зрения признания Старой Ладоги «первой столицей Руси». И вообще, в науке профессор стоял на позициях норманизма, ли норманской теории, что в наше время является неким политическим маркером.
О норманской теории можно подробно прочитать здесь:
Действительно, вопрос об археологическом музее на Охтинском мысе — более политический, чем научный. Он имеет отношение к питерскому движению «ингерманландцев» — интеллигентскому варианту северо-западного сепаратизма, стремлению к полностью или частично независимой «Ингерманландии». «Ингерманландцы» (в кавычках, потому что основная часть участников этого движения к названному финскому этносу никакого отношения не имеет) ведут начало Петербурга не от его основания Петром I, а именно от шведского города Ниена, в котором и была крепость Ниеншанц. Для них это символ «европейскости» Петербурга и, соответственно, некой оппозиционности «ордынской Московии».
То есть в их действиях очевидны чисто политические мотивы, особенно после Евромайдана на Украине. Согласно этой оппозиционной мифологеме, начало Санкт-Петербургу дали именно Ниен и Ниеншанц, а не шведская же Ландскрона. И уж речи нет, конечно, о средневековом поселении, тоже русском или, в крайнем случае, православной ижоры.
Очевидно, «евроинтеграторы» не очень любят Ландскрону, потому что после нее на Охте опять существовали русские деревни с многочисленным населением, сначала принадлежавшие Новгороду, а потом — Московскому государству. Назывался этот район Невским устьем, и лишь по Столбовскому миру 1617 года он отошел к Швеции. И вот тогда тут появился действительно крупный город Ниен, разбогатевший на торговле с русскими землями. В 1703 году крепость Ниеншанц была взята русскими войсками в ходе Северной войны. Петр Великий переименовал ее в Шлотбург. Долгое время считалось, что вскоре она была полностью уничтожена, однако, как выяснилось позже, отдельные ее укрепления сохранялись до середины XVIII века. То есть Петр, конечно же, не основывал столицу среди глухих болот, где, как писал Александр Сергеевич:
Река неслася; бедный челн
По ней стремился одиноко.
По мшистым, топким берегам
Чернели избы здесь и там,
Приют убогого чухонца;
И лес, неведомый лучам
В тумане спрятанного солнца,
Кругом шумел.
Здесь если что и шумело, то большой по тем временам торговый и промышленный город. И возвышалась грозная крепость, вооруженная сильной орудийной батареей, с многочисленным гарнизоном, брать которую русским войскам было весьма тяжело.
Однако есть еще и «западнический» миф, который гласит, что Петр с дикой ордой русских варваров оккупировал исконные шведско-финские земли, уничтожил культурное поселение и изгнал оттуда несчастных скандинавов. Как видим, эта точка зрения критики тоже не выдерживает: на этих землях славяне и финны жили изначально, а принадлежали они в течение нескольких веков русскому Новгороду. Оккупантами же тут были шведы, а население Ниена, состоявшее, по большей части, из православных финнов и тех же русских, вполне благополучно влилось в Санкт-Петербург, образовав в нем особую этно-культурную группу охтинцев.
Раскопки на Охтинском мысе добавили жару в споры вокруг истории северной столицы. Заговорили о «петербургской Трое», сохранить которую жизненно необходимо. Корень ожесточения был в том, что этот участок принадлежит Газпрому, который собирался строить здесь свой офис в виде башни «Охта-центра». Вследствие мощного противодействия петербургской общественности, подкрепленной в том числе и известиями о найденных здесь археологических памятниках, проект был свернут. Газпром построил питерский офис в другом месте — в Лахте.
Дальнейшая судьба Охтинского мыса смутна. По слухам, Газпром давно пытается продать ненужный ему больше участок, однако покупателей ожидаемо не находится — кому захочется приобретать вместе с землей шлейф скандалов… А чтобы устроить здесь музей под открытым небом, землю должно приобрести городское правительство. Которое, однако, средств на это выделять не собирается.
Надо сказать, что статус выявленного археологического памятника был присвоен этой территории временно, по результатам раскопок. Для придания ему постоянного характера и необходима была экспертиза, результаты которой недавно были обнародованы. Ее проводил Айрат Ситдиков из Казанского федерального университета. Его выводы, в общем-то, новостью для научного сообщества не стали. Еще в 2009 году состоялось заседание Археологической секции экспертного совета Росохранкультуры. Тогда ученые сошлись во мнении, что в полном объеме сохранение объектов мыса невозможно. Если все же создавать здесь археологический музей под открытым небом, то выход один — на основании остатков строений строить новодел.
Однако «градозащитники» полагают, что последняя экспертиза прошла под контролем Газпрома, — по их сведениям, заказавшее ее ООО «Город» связано с газовым монополистом.
— Главный и преднамеренный недостаток экспертизы в том, что эксперт не в полной мере использует данные отчетных материалов, которые сам же приводит. В материалах говорится об одних масштабах сохранившихся сооружений, а эксперт берет только небольшие их части и предлагает сохранять, — говорит поддерживающий идею музея археолог Петр Сорокин.
Однако другие ученые подтверждают, что предложения Ситдикова с точки зрениям мировой практики вполне разумны.
— Там практически нет того, что можно было бы музеефицировать. Если здесь будет вестись строительство, то план будущей застройки должен быть таким, чтобы позволить показать кусочки рвов и сооружений, общую планировку укреплений. Примеров, как это сделать, в мире достаточно, — уверен заместитель директора Института археологии РАН доктор исторических наук Петр Гайдуков.
А при варианте музея под открытым небом все может закончиться печально.
— Будет стоять яма, потихоньку заливаться водой, и то, что там археологи накопали, конечно, уйдет под воду: снег, дождь и тому подобное. На мой взгляд, сохранить это под открытым небом нереально, — говорит директор Музея городской скульптуры Владимир Тимофеев.
Есть вариант проведения более тщательных раскопок с последующей передачей экспонатов в музеи и снятием с территории охранного статуса. Однако пока ни один петербургский музей не проявил заинтересованности в приобретении здешних находок. Сохранение в Петербурге археологических памятников — дело, безусловно, благое и достойное всяческой поддержки. Однако в данном случае от памятников осталось так мало, что вряд ли стоит ублажать чувства оппозиционной «петербургской общественности».
Петербург имеет длительную и весьма насыщенную историю. Здесь, вообще-то, почти везде сплошной культурный слой… По логике «градозащитников-ингерманландцев», тут не стоит вообще ничего строить, а следует организовать большой музей под открытом небом. А самих петербуржцев (которые не «ингерманландцы»), надо думать, придется выселить куда-нибудь в Ленобласть.
Павел Виноградов