Найти тему

Девушка пришла в себя после 5 лет в коме и узнала, что хирург сам платил за её лечение. Часть 2/3

Начало истории здесь:

Герман выполнял работу автоматически, без конца думая о Белоснежке. Благо операций не было, а были лишь обычные пациенты и куча бумажной работы. К счастью, все теперь хранилось в компьютерах. Герман хорошо помнил время, когда на заполнение справок и различных документов уходило больше времени, и все нужно было писать рукой в карту. Правда карточки все еще никто не отменил, но часть бумажной работы перенеслась в компьютер. Что-то распечаталось, делались шаблоны. Это облегчало труд врача.

Весь день Герман чувствовал себя счастливым, сам не осознавая, почему. К концу рабочего дня он решил уладить еще одну проблему, пока у него было такое шикарное настроение. Он позвонил Марине, своей бывшей жене.

– Здравствуй, я хочу увидеть Алису.

– Нам сейчас некогда. Давай на следующей неделе, – недовольно пробурчала в трубку женщина.

– Нет, я не видел её слишком долго. Ты не можешь так поступать.

– Могу. Будешь на меня давить, я лишу тебя прав, – прорычала она.

Откуда столько злости, ведь это она сама его бросила. Она была вечно всем недовольна, а в начале отношений все было иначе.

– Конечно, не лишишь. У тебя нет оснований... Слушай, я не давлю. Тогда дай мне с ней поговорить по телефону.

Тишина. Видимо, она взвешивала все за и против. Позвала Алису к телефону, и Герман услышал родной и любимый детский голосок. Они проговорили около часа. Когда женщина попыталась отнять у нее телефон, Алиса заперлась в своей комнате. Сказала, что мама не разрешает ей общаться с папой, говорит о нем плохо, внушает, что она ему не нужна. Герман убеждал ее в обратном, но старался не выставлять мать обманщицей. Нельзя настраивать ребенка против родителей. Жаль, что этого не понимала Марина.

– Возьми ручку и запиши мой номер. Дочь, ты говорила, тебе подарили новый телефон. Позвонишь мне, когда будешь не дома. Пообщаемся с тобой потихоньку и не будем злить твою маму.

Алиса записала номер и положила бумажку в рюкзак.

– А если ты будешь занят? Ты же бываешь на операции.

– Так и есть, но я буду стараться поскорее перезвонить тебе. Родная, я всегда тебе рад. Можешь даже ночью мне звонить.

После этого разговора на душе стало совсем хорошо. Герман пришел домой и решил сделать небольшую уборку, включил телевизор, запустил стиралку, вытер пыль. Прилег на кровать, чтобы почитать новости в телефоне, а проснулся только утром. Но это ничего, впереди был целый выходной день.

***

Герман приходил к пациентке каждый день. Персонал решил называть её Машей, чтобы хоть как-то к ней обращаться.

– Я чувствую, что я не Маша, – сказала девушка.

Ей стало лучше. Она тихонько ходила, питалась очень мало пока, но пищеварение постепенно восстанавливалось. МРТ показало улучшение. Главный врач предупредил, что скоро к ней приедут журналисты. Они прознали о чуде, которое произошло с этой девушкой, и решили написать об этом материал. Может быть, кто-то узнает ее таким образом и расскажет о том, что произошло. На это надеялись и врачи, и сама девушка.

– Ты знаешь, мы стали звать тебе Белоснежкой, – признался ей Герман.

– Почему? Она же была брюнеткой, а я светлая, – улыбнулась Маша, тронув рукой волосы.

– Потому что ты спала и никто не мог тебя разбудить.

– Я не люблю эту сказку. Там травят молодую девушку, и она впадает в кому. Да, история чем-то похожа на мою, но я её никогда не любила. Если подумать, эти сказки такие жуткие.

Герман обрадовался, что она вспоминала сказки, но не подал виду, чтобы девушка не начала копаться в себе, тогда она спугнула бы своё подсознание. Всегда легче вспомнить спонтанно, а когда ты делаешь это намеренно, обычно не выходит.

– Кто рассказывал тебе сказки, – спросил он.

Она смолчала.

– Наверное, родители. Я помню визуальный образ. Книжка, там картинка, эта чертова Белоснежка и семь гномов... но я не помню ни людей, ни впечатлений. Мне кажется все время, что меня кто-то ждет, а я не могу вспомнить. Может, мои близкие страдают, скучают или думают, что я умерла. Я не помню их.

Маша заплакала. Она очень легко меняла эмоции. Возможно, это были последствия травмы, а может, у нее такой характер. Герман смахнул рукой слезу с её щеки.

– Не плачь, ты все вспомнишь. Если тебя ждали пять лет, подождут еще немножко. Главное, выздоравливай, ходи на все процедуры. Тебе нужно работать над мышцами, восстанавливаться.

День был суматошным. Журналисты вели себя как дома везде, куда приходили. С ними было хлопотно. Герман видел, что Маше некомфортно. Ей не нравятся эти люди, их вопросы, но сделать она ничего не могла. Когда прошло 15 минут с начала интервью, журналисты стали расспрашивать ее о том, как она оказалась на трассе. Они лезли настойчивее мух. Маша трижды ответила, что не помнит, но вопросы продолжали поступать.

– Простите, на этом все время вышло. Сейчас у Маши процедуры, – сказал Герман.

Он решил защитить ее от этих наглецов.

– Маша – это ваше имя? – не унималась упрямая женщина с длинным носом.

– Это имя ей дали, пока она не вспомнит свое. Простите, больше нельзя. Я отвечаю за ее здоровье.

Герман выпроводил журналистов.

Вечером он работал с бумагами, а перед уходом заглянул в палату к своей любимой пациентке. Она сидела на кровати, обхватив ноги и смотрел в пустоту.

– Не знаю, кто я, но я не Маша, – ответила она, не поворачивая головы.

– Ты голодна? Хочешь, я принесу что-нибудь? – предложил Герман.

Усталость после рабочего дня отступила на время. Ему хотелось лучше узнать эту женщину, хоть как-то ей помочь.

– Есть какие-то успехи с воспоминаниями? Может обрывки, детали.

Она покачала головой и посмотрела на него.

– Я должна вам сказать спасибо. Медсёстры сказали, что это вы меня держали на аппарате, не давали отключать и платили. Почему вы это делали? – спросила она.

– Я врач. Клятву давал.

Он подошел к ней и присел на кровати.

– Как ты думаешь, чем ты занималась в прошлом? Ты работала официанткой или, может быть, была учительницей?

– Не знаю.

– Предположи.

– Я работала с бумагами, наверное. Сегодня я подошла к компьютеру и поняла, что владею многими программами. Я быстро печатаю. Печатала. Сейчас моторика еще не восстановилась. Руки плохо слушаются.

Она их протянула к нему. Они немного дрожали. Герман взял ее руки в свои.

– Холодные. Ты астеник или, может, это последствия травмы. Знаешь, самое главное, что твоей жизни ничего не угрожает.

– У меня все восстановится? – спросила она.

– Да, не переживай. Все придет в норму. Будут последствия травмы, но ничего такого, с чем бы ты не могла справиться. Поверь, ты вернешь себе свою жизнь, и память вернется.

Девушка покачала головой. Растрепанные белокурые волосы упали на лицо и она откинула прядь хрупкой рукой.

– Главный врач сказал, что я могу никогда не вспомнить.

- Значит, у тебя будут новые воспоминания. Может, то, что ты забыла, и не стоит вспоминать. Может, это подарок судьбы, шанс начать с чистого листа. По-настоящему. На все воля всевышнего. Ты верующая?

Маша интуитивно кивнула.

– Да, я почему-то это знаю. Думаю, это православие. Я знаю молитвы. Вы помогли мне вспомнить, – обрадовалась девушка.

Герман улыбнулся, попрощался и хотел было уже уйти, но она остановила его.

– У меня вопрос.

– Да, – он обернулся в дверях.

– У меня есть дети? На осмотре это ведь можно было увидеть.

Герман нахмурился. Вот эту тему он не хотел бы с ней обсуждать. Она эмоционально неустойчива, а сейчас снова расплачется, но деваться некуда. Она спросила, значит, надо ответить. Он тяжело вздохнул и вернулся к ее кровати.

– Ты была в положении, когда поступила. Из-за твоего состояния ты потеряла ребенка, но репродуктивная функция в норме. Ты сможешь иметь детей. Судя по состоянию таза, ты не рожала. Шрамов нет, значит не было кесарева. У тебя нет детей, но могут быть. Сколько захочешь.

– Я потеряла ребёнка. Какой был срок? – Она прижала руку губам.

– Несколько недель. Срок очень маленький. Думаю, ты только узнала или может быть, даже и не знала об этом. Мне жаль.

Маша кивнула и снова уставилась в пустоту. Герман вышел. Нужно было идти домой, но туда совершенно не хотелось. Он остался там, за дверью и прислонился к стене спиной. Ноги гудели, а сердце бешено колотилось в груди.

"Откуда это волнение, Гер? Ты что, влюбился в неё?" – спросил он сам у себя, уже заранее зная ответ.

Вдруг он услышал, как она всхлипывает там, в палате. Как он и думал, эта тема будет для нее болезненной. Но если бы она рожала раньше и не могла вспомнить, было бы еще хуже. Это означало бы, что где-то там у нее ребенок, который по ней скучает. Очень больная тема. Он вошел в палату, не раздумывая. Видимо, не судьба ему сегодня пораньше приехать домой и выспаться.

– Что случилось, Маш? Что?

Он подошел к ней, сел на постель и обнял её. Прижал к себе, забыв, что он врач, а она пациентка. Она обняла его и еще долго плакала на его груди, вдыхая его запах. Он не был ей знаком, но было приятно, что кто-то сейчас рядом.

– Может, поговорим? Это из-за того, что я рассказал о ребенке?

– Я потеряла его. Первого. Я теперь совсем одна.

Она заходилась в рыданиях, а Герман, как и многие мужчины, не понимал, как себя вести в таких ситуациях.

– У тебя будут дети. Все будет хорошо, и ты не одна. Все мы одиноки в каком-то смысле.

– У вас есть семья? – спросила она, смахивая слезы с бледного лица.

Как же она была красива. Наверное, ей хотелось бы сейчас услышать, что он так же одинок, как она, но семья у него была. Пусть он и развёлся.

– Я разведен. Есть дочь. Ей одиннадцать.

– Она живет с вами?

– Нет.

– Тогда, если вас не ждут, вы немного побудете со мной? Мне страшно. Тревожно и страшно.

Герман кивнул. Он остался с ней в палате, рассказывал ей о себе, о том, как приходил к ней все эти годы и жаловался на проблемы дома. Маша не помнила этого, но его голос казался ей знакомым, как и прежде, будто она его слышала уже и не раз. Так, собственно, и было. Он запал в её подсознание. Его голос – единственное, что она помнила. Не знать себя, свою историю, своих корней, было тяжелой ношей.

Они проговорили до глубокой ночи и заснули. Маша наплакалась. После слез всегда очень сладко спишь, а Герман так вымотался на работе, что прикрыл глаза только на мгновение и отключился. Его хитрый организм привык к тому, что хозяин работал на износ и научился отрубаться за секунды, чтобы хоть как-то получать отдых и сон.

Утром Герман проснулся от того, что услышал шаги. Первую секунду он ничего не понимал. Увидел рядом спящую красавицу Машу и понял, что уснул. Он подскочил на постели.

– Боже, мы заснули. Простите.

– Это я вас вчера задержала, – выдала Маша.

Она тоже вскочила, испугавшись, что Герману за ночевку в ее палате теперь влетит. В конце концов, он был взрослым мужчиной, а она его пациенткой. Но ведь он сам вернулся к ней в палату, услышав, что она плачет, а ей так нужен был кто-то рядом. Маша испытывала к нему симпатию, считала его красивым, но сказать об этом стеснялась.

– Сейчас главное, чтобы не узнали мои коллеги. Притворимся, что я только что пришел. Хорошо? – улыбнулся он, стараясь не волновать пациентку лишний раз.

В этот момент в палату вошла медсестра, дежурившая ночью. Герман сидел на кровати Маши и что-то писал в тетрадь. Ее он успел изъять из своего портфеля, стоявшего рядом.

– Герман Иванович? – удивилась женщина 40 лет в белом халате.

– Так точно, с утра им был, – не отрываясь от писанины ответил он.

Герман делал вид, что ничего не происходит, что все, как обычно, и ему это удавалось.

– Вы уже тут, а когда успели зайти?

– Успел, а вы долго спите, Наденька, – улыбнулся он.

Женщина смутилась и стала хлопотать вокруг.

Пронесло. Герман вышел из палаты и пошел в свой кабинет. Умылся, оглядел свое отражение.

– Чуть не попался, – сказал он сам себе и покачал головой, – Ну и дурак ты, Гера.

Он ругал себя за то, что остался с ней. Ему было понятно, как белый день, что Маша в нем видела только доктора. Ей нужна была поддержка и только, а он влюбился в неё, и эти мотивы казались ему нечестивыми. Казалось, что он воспользовался ее положением, чтобы провести с ней время.

Он осудил себя и приговорил по полной программе, потому что раньше он никогда не засыпал на кровати у пациентки. Чувство вины съедало его, было неловко. Герман решил пореже видеться с Машей. Так лучше для всех.

Прошло две недели. Герман заходил к Марии, беседовал с ней. Он чувствовал, что она к нему тянется, но не позволял себе больше вольностей. Таких, скажем, как остаться у пациентки на ночь и проснуться на ее кровати. Он корил себя, хотя ничего дурного и не случилось. По сути. Но если бы Наденька тогда топала чуть тише и вошла чуть раньше, его могли бы за это и уволить. Скорее всего, был бы просто выговор и позор на всю больницу. Этого только не хватало.

Семья развалилась, осталось только подорвать свой авторитет на рабочем месте, и можно совать голову в петлю. Думая об этом, Герман вздрагивал. Работа – это все, что у него осталось в жизни. Его островок стабильности, его обезболивающее. Здесь он забывал о том, что одинок, что скучает по дочери, что ему за 40 и он, скорее всего, навсегда останется один.

Жена дала ему понять, что с его работой и зарплатой он давно уже незавидный жених. Даже приятная внешность, которая была у него в молодости, стала иной. Возраст берет свое, и он теперь просто врач. Не красавчик, не муж, только доктор. Отними это, и что у него останется?

Этим утром он зашел к Марии. Она была рада его видеть. Он тоже не скрывал своего доброго к ней отношения. Медсестры помогли ей с одеждой и принесли обувь. Она готовилась к выписке, но пока еще не знала, куда пойдет. Где примут такую, как она. Еще неделя, и нужно было что-то решать. Физическое состояние у неё было почти в порядке. Она была молода и быстро набирала силы.

Герман и Маша беседовали, когда дверь палаты открыл мужчина с длинной бородой. Судя по внешности, перед ними стоял бомж.

– Диана, я тебя нашел. Родная моя девочка. Сколько лет я искал тебя!

Мужчина заплакал и кинулся обнимать Машу, а та обняла старика в ответ. Она была в шоке, но не оттолкнула его. Герман отошел в сторону, не понимая, что происходит. Бродяга плакал и прижимал ее к себе, а она послушно его обнимала и гладила по волосам.

– Простите, кто вы? – спросил Герман, нарушив создавшуюся атмосферу единения.

– Это мой папа, – сказала Маша.

Герман поднял брови.

– Ты вспомнила? Ты его помнишь?

Маша вдруг посмотрела на него иначе. Осознанно. В ее взгляде больше не был растерянности.

– Я вспомнила. Я знаю, кто я. Я помню всё, что случилось.

Улыбка сползла с лица. Видимо, воспоминания оказались болезненными...

Окончание рассказа читайте здесь:

Подписывайтесь на канал и ставьте лайки, если понравилось. 👍

С подпиской рекламы не будет

Подключите Дзен Про за 159 ₽ в месяц