Обычно к обеду из района привозили почту и часа через два Клава-почтальонша разносила газеты и письма по деревне. К этому времени почти из каждого двора выглядывали женщины в ожидании её и если Клава проходила мимо какого-то двора, ей кричали вслед: «Клава! А нам, что-ли нет ничего?» Почтальонша всегда отвечала одинаково: «В следующий раз будет». Так она и Дарье ответила и действительно, в следующий раз Клава не прошла мимо.
Да лучше бы прошла…
Тольку что закончились занятия и Катерина стояла у окна. Она всегда тут стояла в ожидании Клавы-почтальона и надеялась, что в конце-концов Клава принесёт весточку от Тимоши. И она принесла. Но принесла то, что получить Катерина боялась. Она из окна увидела, как Клава вручила Дарье бумажку и по тому, как Дарья пошатнулась и ухватилась за столб, стоявший рядом, сразу поняла, что это была за бумажка. Она тут же выскочила на улицу. Почтальонша быстро уходила, трудная у неё была доля, приносить плохие вести. А Дарья всё также стояла, ухватившись за столб.
- Мама…, - Катерина обняла свекровь, а та, выйдя из оцепенения, заголосила.
Так они и стояли, не двигаясь, пока не вышел Павел Данилович и не увёл их.
Как не тяжело было Кате, но она могла держаться и даже успокаивать свекровь, а Дарья, словно сумасшедшая моталась из стороны в сторону и кричала. Дети прибежали на крик и ничего не понимая, тоже принялись плакать. Наконец, Павел Данилович смог усадить Дарью и она стихла, а через некоторое время тихо спросила: «Ну, как же Бог мог допустить гибель моего сына и гибель стольких людей?»
Катерина и сама думала об этом. Она не ходила в церковь, но верила, что Бог есть, но обида на него прочно сидела в её душе ещё с тех пор, когда она потеряла мать и стала сиротой. Почему Бог допустил гибель молодой женщины и оставил её маленькую дочь одну? И сейчас Катерина не могла понять, как Бог мог видеть страдания людей и не остановить войну?
- Вот скажите, Павел Данилович, почему Бог не остановит войну? Он же может! Он же Бог!
- Катюша! Не надо воспринимать Бога как человека и не надо возлагать ответственность за войну на него. Самое простое – обвинить Бога во всем плохом, что с каждым из нас происходит. Да еще воскликнуть: «За что?». Сложнее подумать и ответить – почему и для чего? Вам бы с Дарьей в церковь пойти...
Катю радовало то, что рядом был Павел Данилович. Как же хорошо, что она когда-то встретила и по сути, спасла этого замечательного человека! А сейчас он её спасает и во всём помогает. И что бы она делала без него?
Дарья слегла. А Катя два дня не могла приступить к работе, не могла думать ни о чём другом, как о Тимофее. Но надо брать себя в руки, ведь у неё дети и она им нужна.
Как только Дарье лучше стало, пошла она в соседнюю деревню, к бабке гадалке, которая нагадала ей, что Тимошка жив и героем вернётся. Она набросилась на бабку, называла её бессовестной вруньей и даже ударила её. Бабка села на сундук и начала плакать. Она плакала и причитала, что никакая она не гадалка, а гадала лишь для того, чтобы людей успокоить, а после гадания становилась на колени перед иконой и долго-долго молилась и Бога просила сохранить солдата на которого гадала.
- Я и за твоего Тимофея молилась и просила в живых оставить. Не ради наживы гадала, все знают, что ничего не беру я за своё гадание. Прости меня, Дарьюшка… Только успокоить хотела тебя…
Дарья присела рядом, обняла гадалку.
- Ты тоже меня прости… Но как же горько терять сына.
***
Время шло. Дарья уже не выходила навстречу Клаве-почтальонше, да и вообще никуда из комнаты не выходила, болела. И Катерина не выглядывала в окно в ожидании письма. Ждать было нечего. Но однажды в окно постучали. Катерина выглянула и увидела почтальоншу. Клава держала в руках солдатский треугольник и махала им. Катя выбежала.
Письмо с фронта. Письмо от Ванюшки. Кате даже стыдно стало, что она в своём горе забыла о нём, а ведь он тоже на фронте, он тоже в опасности. Не желая расстраивать свекровь письмом, Катерина ушла в учебный класс и стала читать там. Ванюшка пишет:
«Здравствуйте, дорогая мама Катя! Я жив и служба моя идёт нормально. Приходится целыми днями стоять у хирургического стола и делать операции. Тяжело, но я счастлив от того, что спасаю жизни наших солдат.
Но не о себе хочу вам написать,
Хочу написать о Тимофее, вашем муже. Он поступил к нам в лазарет сильно раненным, но в сознании. Я сразу же его узнал. Конечно, мы же детство провели вместе, друзьями были. Я к нему: «Тимошка! Тимошка!» А он смотрит и молчит, как будто и не узнаёт. Потом говорит: «А ты не ошибся? Я не знаю тебя, и я не Тимошка» Он был без никаких документов, но уверен я, что не ошибся. Я даже шрам у него увидел на стопе, помню, как в детстве истекал он кровью и я его спасал, когда с дерева он спрыгнул, не увидев в траве осколки бутылки.
Мама Катя, я уверен, что это он! Он сказал, что потерял память и точно не знает, кто он и откуда. Может быть это и так. Такое бывает и в моей практике было несколько раз..
Но мне кажется, что дело вовсе не в памяти. Дело в том, что не хочет он обузой быть для семьи. Потому и не признаётся.
Я ампутировал ему обе ноги, он не долго лежал в лазарете , после операции отправили его в госпиталь и я его мало видел, а разговаривать и вовсе не разговаривал. Когда я подходил к его койке, он спал, или делал вид, что спит. В лазарете проходил он, как Иванов. Я долго думал и не решался вам написать. Вернее, написал, но отправить не решлся. Но то, что это он, я уверен.
Через пару месяцев меня перевели в тот самый госпиталь, куда его отправили из лазарета и я поинтересовался куда делся Тимофей. Оказалось, его отправили в Дом Инвалидов.
Мама Катя! Я знаю, что вы будите рады Тимофею в каком бы состоянии он не был, потому сообщаю адрес.»
Далее следовал адрес Дома Инвалидов. На этом письмо закончилось и Ванюшка пообещал написать ещё, когда выдастся свободная минутка.
Катерина уже закончила чтение письма и сидела в глубокой задумчивости, когда в класс вошёл Павел Данилович. Он сразу заметил, что у Кати серьёзные новости, но не мог понять, хорошие или опять плохие.
- Хорошие, хорошие… Вот только не знаю, как свекрови обо всём доложить, - сказала Катя и попыталась улыбнуться. Ведь на самом деле, она была рада. Пусть раненный, пусть без ног. Но он живой! И это счастье.