Ма 41236 и Па812 жили вместе уже не один оборот, исправно подносили родильному зеву свою суб-тха, но детей пока не имели. Делали, как им казалось, все правильно – нагревали складки, где хранилось суб-тха, над жерлом вулкана, сильно не трясли образовавшуюся искристую субстанцию, вкладывали ее в зев осторожно, как то требовалось, и проводили всю ночь в молении. Что ещё нужно для приглашения в этот мир новых машечек и пашечек? Но, видимо, родильному зеву чего-то не доставало. В такие времена на помощь приходили другие ма и па, жившие в своих уединенных коконах и, обычно, не горящие желанием помогать сородичам. Но в случае с бесплодием одной из пар они все без раздумий, хоть некоторые и без энтузиазма, помогали неудачливым соседям. Заключалась эта помощь в следующем – проблемным ма и па одалживали частицу своего суб-тха. Происходило все буднично, без молений. Не только потому что этого не требовала процедура, но, скорее, потому что всем участникам церемонии хотелось побыстрее разлететься, уползти или прорыть путь обратно домой. Никто не желал делиться своим суб-тха. Нет, им было не жалко, просто другие ма и па не хотели покидать свои уютные коконы. Также недавно появился слушок о том, что те, кто одаривает неудачников, принимает на себя часть проклятия. Да-да, именно так – проклятия! Бесспорно, этот вздор распространяли самые отъявленные мизантропы и эгоисты, которые тем самым пытались сосредоточиться только на своих родовых складках. Но открыто против общего дела никто выступать не смел, поэтому приходилось тащиться на утомительное собрание и там делать вид, что чужие машечки и пашечки важнее их собственных, которые, к слову, могут никогда так и не появиться. Ведь, проклятие, а это было оно самое, (что же ещё?) не дремлет, и ему глубоко плевать, на кого перекидываться.
Все собрались в зале раздумий. Именно здесь проводили последнюю ночь счастливчики, ожидающие прибытия своих долгожданных чад. Именно здесь избраные проведением для продолжения их разномастного рода ма и па радовались за новую поросль, которую, однако, ни одному родителю увидеть так и не довелось. А всё потому, что сразу после того, как родильный зев окрашивался в цвет, соответствующий подвиду будущего ребёнка, родителей ждала церемония расставания с бесценным прошлым и отрицания бесполезного будущего. Проще не придумаешь – потомство на подходе, а это значит передавай своё законное место новым членам общины, а также личный номер и кокон, а сам сигай в небытие. Стоит заметить, в желанное небытие, несущее вечную умиротворённость от осознания выполненного долга.
Все были здесь, буквально все: и те, кто был не прочь поделиться с проблемной парочкой своим суб-тха, и те, кто, по определённым причинам не пожелал проявить альтруизм, но вынужден был присутствовать на церемонии проводов Ма41221 и Па185, которым посчастливилось стать родителями машечки серо-зеленого и пашечки обсидианово-ультрамаринового подвидов.
Родильный зев радостно переливался соответствующими цветами. Разношерстная толпа где-то перешептывалась, где-то поругивалась, какой-то не в меру расчувствовавшейся ма даже стало дурно, но ее быстро привели в сознание, побрызгав на лицо животворящей лавой.
– Ох, машечки-мамашечки, – запричитала она, обмахиваясь всеми своими тринадцатью щупальцами, – какой волнительный день, однако. Как же редко случаются проводы и дарение!
– Редко, – согласилась одна из тех ма, которым очень уж не нравилось отрываться от своих домашних дел, – но ведь можно им попробовать ещё, без нашего участия, – это было сказано по поводу тех горемык, которым требовалась помощь общины.
– Как же ты запоёшь, когда с тобой и твоим па приключится такая же беда, – с укором качала наполненной лёгким воздухом головой престарелая ма, время которой разродится, впрочем, пока ещё не пришло. – Мы обязаны помочь несчастной девочке. К тому же от нас немного убудет.
– Если созерцание камнеплавления для тебя ничего не значит, то для нас это значит многое.
– Что за вздор! Камни плавятся каждый день, а две церемонии пересекаются не часто. Хороший знак, право слово.
Недовольная ма устало вздохнула, пригладила распушившиеся от волнения головные жала и отползла от неприятной старушонки подальше в надежде найти единомышленника – вдвоем мизантропствовать как-то веселее.
– Да будет проведение милостиво к нам, – приветствовал общину Па1, на котором лежала обязанность проводить все церемонии, – и радость от обретения себя будущего скрасит боль утраты себя прежнего. Мы собрались здесь, чтобы поделиться святым даром с теми, кому выпал страшный жребий непринесения. Что мы делаем с непринесением?
– Долой не, долой не! – послушно отозвалась толпа.
– Верно! Мы превратим непринесение в принесение. Вместе мы победим проклятие.
Всем хотелось быстрее покончить с альтруистическими процедурами и перейти к более приятным делам – к банкету после проводов очередных счастливчиков. А там через полдюжины частей оборота появится в их мире маленькие ма и па, которых возьмёт на воспитание следующая по номеру пара.
– Дай суб-тха, дай суб-тха! – скандировал Па1. Община поддержала его вялым эхо.
Ма и па разделились на две очереди, которые, минуя несколько лавовых запруд, тянулись к родильному зеву. Обданные лавовым жаром альтруисты ковыляли к мрачному проходу, которым начиналась и заканчивалась жизнь каждого члена их общины. Он давал и забирал, и снова давал. Только он знал время, что было отведено каждому, но, оделенный беспредельной мудростью и необоримой силой, не пугал и не отталкивал, а привечал жаждущих продолжения и перерождения. Только он определял время прихода потомства и слияния с предопределением. Эти два события лежали в основе жизни каждого ма и па. Заветных церемоний ждали, к ним готовились, их побаивались, но только для того, чтобы сильнее обрадоваться счастливому исходу.
Церемония дарения прошла довольно быстро и обещала быть определённо результативной, потому что дарителей оказалось несравнимо больше нежели чем в другие, не столь праздничные и насыщенные событиями дни.
– Свершилось, – как-то буднично констатировал Па1. – А сейчас приступим к самому приятному.
На середину зала вышла улыбающаяся до ушей парочка. Им предстояло войти в родильный зев, чтобы переродиться на том конце в нечто более прекрасное и одухотворённое, чем обычные номерные ма и па. Многие верили, что там каждому полагается самый ценный дар, который может быть получен от зева. И это не потомство, которое, бесспорно, было бесценно само по себе, хоть нуждалась в нём больше община, чем индивид. А вот что же полагалось такого ценного для отходящих в тот прекрасный мир? Это имена. Да-да, те самые, которых они были лишены всю свою дозевную жизнь. Считалось, что имя, сила которого будет рассчитана проведением исходя из соотношения присущего индивиду эгоизма и альтруизма, соответствующим образом преобразит постзевное существование. Некоторые не верили в это вовсе, предпочитая не утруждать себя помощью ближнему, либо отдавали лишь минимум, необходимый для того, чтобы от них уже отстали и не лезли со своими устаревшими представлениями. Они считали, что после зева, как и до, не было ничего: ни альтруизма, ни эгоизма, ни потомства, ни суб-тха, ни всей этой покрытой окаменевшей базальтовой коркой чуши, в которую верили все меньше и меньше. Впрочем, никто самолично не собирался отказывался от права слиться с предопредением и получить настоящее имя, если вдруг оно, всё-таки, им полагалось.
Зев раскрылся максимально широко, предварительно окрасившись в соответствующие праздничные цвета. Ма 41221 и Па185, взявшись за руки, закрыв глаза и затаив дыхание, шагнули на встречу своей судьбе. Толпа радостно заголосила. А как же тут не радоваться, когда обе церемонии прошли столь стремительно, не потребовав от общины ничего сверх меры. А вот вознаграждение полагалось особое – всё-таки проводы и дарение суб-тха одновременно случались не так часто, но каждый раз после этого собравшихся ждал обильный ужин и коллективное любование лавотёком. Нет на свете ничего милее, чем после вкушения даров зева практиковать любимую всеми умиротворённость.
– Добрых имён вам, дорогие наши! – отирая умиленную слезу выкрикнула та самая старушка, что совсем недавно теряла сознание. – В добрый путь, мы скоро к вам присоединимся.
– Что-то зев не торопится, – буркнул себе под нос, но так, чтобы его слышали окружающие Па1003, – должно бы уже появиться.
Сказал он это про угощение, имеющее привычку появляться незамедлительно после ухода новых родителей. Но в этот раз что-то действительно пошло не так. На это указали самые жадные до еды – они заворчали, захлопали конечностями, но увидев, что никто их не замечает , стали обращаться к соседям. Как же можно быть такими возмутительно, преступно невнимательными?! Ведь гладь зева уже как несколько мигов никак не изменялась, что было странно, а для этих самых паникёров прямо-таки угрожающе неестественно. Ведь зев всегда пребывал в постоянном изменении, если не формы, то цвета. Поэтому его недвижимая поверхность пугала даже больше, чем если бы он одномоментно взорвался всеми цветами, окрашивавшими его когда-либо прежде.
Остальные тоже понемногу начали замечать странность, но продолжали делать вид, что все хорошо и еда вот-вот появится. Но еда все так и не появлялась.
– Очень скоро мы вкусим дары зева, и напитаем нашу плоть, чтобы и далее покорно исполнять долг принесения, – пытался успокоить уже изрядно взволнованную публику Па1. Но получалось плохо – почувствовав неладное, собравшиеся вмиг отхлынули от зева. Такого не случалось ни разу, чтобы еда так надолго задерживалась. А что если не просто надолго, а навсегда? Да, нет же, – успокаивали остальных самые стойкие, быть такого не может. Ведь испокон веков порядок не менялся – родители уходят, взамен появляется еда, а чуть позже и потомство. Но зев оставался безжизненным.
– К–хм, – задумчиво откашлялся Па1, – лучше нам отойти подальше и подождать.
Чего ждать Па1 не уточнил, но все прекрасно понимали, что происходит нечто удивительное. Толпа , на всякий случай, сделала шаг назад и замерла в предвкушении. Расходиться никто не собирался.
– Я знала, что все это до добра не доведёт, – нервно поглаживая позеленевшие от возбуждения жабры, заявила Ма4750.
– Ничего ты не знала, – спорил с ней её па, – только горазда языком чесать. Помолчи уже и приготовься. Мало ли…
И это самое «мало ли» не преминуло случиться. Родильный зев ожил и нехотя, словно противясь этому, исторг из своих мрачных глубин окровавленную Ма41221. Она держалась за изувеченный обрубок головной руки и кричала во всю мощь своих алмазных легких.
Толпа отшатнулась, но, будучи заворожённой страшным зрелищем не смела сдвинуться с места.
– Что же это такое, па? – жалобно пискнула Ма41236, инстинктивно прикрывая родовые складки.
– Не знаю, – с нескрываемой дрожью в голосе сказал Па812. Он знал, что нужно бежать, что все это добром не закончится, но его лапки-усики приросли к полу.
– Ло-о-ожь! – завопила раненная ма. – Смерть!
Больше она не успела ничего сказать. Зев ожил, вспыхнул ярко-алым и вновь поглотил ее. Никто не сказал ни слова, ожидавшие праздничного ужина ма не могли поверить в происходящее. Этого просто не могло быть, потому что все всегда заканчивается хорошо. Родители уходят, появляется еда, потом дети, а том все расходятся по домам, привычно восхищаясь главным чудом мироздания – приходом потомства. Зев просто не может разрушить все так просто. Из-за какой-то глупой ошибки. А это точно была ошибка. Что-то там заело, заклинило, вот и зажевало несчастную Ма41221. С кем не бывает. А в том то и дело, что ни с кем никогда не бывает. А если случилось раз, то вся процедура скомпрометирована, и отныне всякий входящий будет испытывать, как минимум, сомнения. А стоит ли рисковать? А во имя чего я рискую? Будет ли то самое обещанное, или же я также вынырну из зева без руки или ноги, чтобы через мгновение вновь оказаться поглощенным обезумевшим родильным чудищем?
Первым ожил Па1. Он доковылял до злосчастного зева, не без страха осмотрел его, но, не найдя признаков жизни, попытался всех утешить. Он хотел сказать, что все прошло, и то, что они увидели было ни чем иным как… Чем это было он так и не придумал, но сказать ведь что-то надо было. Па1 попытался, у Па1 ничего не получилось. Он лишь беспомощно застонал. Скорее от ужаса, чем от беспомощности, потому что в его голове, как и в головах почти всех присутствующих грохотал голос зева. Обычно далёкий и тоненький, сейчас он был громогласным и призывным, он трубил, о том, чтобы они приготовились, чтобы сделали то, ради чего были рождены. И наплевать, что время ещё не настало, что суб-тха ещё не отдано в достаточной степени. Все было неважно. Они просто все должны были шагнуть в зев. Прямо сейчас.
– Что с ними происходит? – защебетала Ма 41236. – Почему они молчат? Па, мне страшно.
– Они слушают, – неуверенно предположил Па812.
– Они слушают зев? Все вместе? Но как такое возможно? Зев избирает только двух за раз, но никак не всех вместе.
– Верно, всех он и не избрал. С нами он не говорит.
Действительно, зев не мог приказывать бракованным ма и па. Видно, пока не восстановится баланс суб-тха в родовых складках, связь останется не полной.
Толпа, ведомая жёсткой волей зева пришла в движение, первые родители уже скрылись в его нутре.
– Он решил призвать всех, ма! – радостно воскликнул па. – Невозможный день, чудесный день, судьбоносный день!
– Ты уже забыл, что случилось с теми несчастными, что недавно туда зашли? – пыталась ма осадить своего па. – Она была ранена. Неужели это…
Она не договорила, но и так все было понятно без слов.
– Нет, это не он, – не унимался па, – мы должны верить в зазевье, мы должны последовать за всеми.
– Но я не слышу призыва, да и ты его не слышишь. Поэтому нам можно не идти. Ещё рано.
Ма старалась бодриться, даже голос ее был привычно сварливый, но выдавали глаза – ей было страшно.
– Не говори ерунды, мы всего на всего немного приболели. От этого и пропала связь. Это же не означает, что мы не можем слиться с предопределением.
В подтверждение своих слов па попытался подойти к зеву, но тот тут же погас и окаменел. Он их не желал.
– Вот видишь, – со вздохом облегчения сказала ма, – мы пока не нужны. Пойдём-ка домой, нам стоит отдохнуть.
– Для чего?! – взревел па. – Для чего нам отдыхать? Может быть неподалеку есть ещё один зев, который точно примет нас? Мы прокляты, а это значит, что он не примет нас ни сегодня, ни завтра, ни когда-либо ещё. Ему не нужны те, кто не сможет принести дитя в этот мир. А это значит, что наша жизнь бессмысленна.
– Подожди, па, не туши лаву, пока ещё дымит. Давай сначала увидим, чем это все обернётся, а уже потом посыпем голову пеплом.
На том и сошлись. Па и ма стояли и беспомощно смотрели, как последний член общины скрылся в раскалённом пламенеющем зеве. Сейчас он был зевом ухода, но очень скоро он станет зевом рождения, и тогда придут в этот мир новые машечки и пашечки. И кому-то надо будет о них позаботиться. Возможно, это именно они – те самые, кому будет поручено обучить их всему, что должны знать порядочные ма и па. А как же иначе? Ведь не может быть так, чтобы рождался совсем ненужный индивид, без всякой полезной для природы функции. Правда, функция эта была всего одна – рождение, и не случалось такого прежде, чтобы она давала сбой. А поэтому стоит и дальше прогревать родильные складки, отдавать суб-тха зеву и молиться о скором принесении, а попутно наставлять юное поколение. Самое многочисленное из когда бы то ни было принесенных в этот мир.
Последняя родительская парочка скрылась в зеве.
– Вот и все, – грустно сказала ма, прикрыв щупальцем глазные нити, – но мы дождемся детишек. Мы вырастим их, как своих, будем любить их даже больше чем своих. Ведь мало кому выпадает такой шанс, правда?
– Правда, – согласился с ма не мне печальный па.
Через дюжину мгновений после того, как ушёл последний родитель, зев окрасился радостными цветами – это означало, что детки на подходе.
«Сбор урожая на ферме Ио-43 завершён на девяносто девять и девять десятых процентов, – разнёсся по центру управления ксено-селекции безжизненный роботизированный голос, – окончание сбора возможно только после уничтожения бракованных образцов. Инициирую процедуру «прополка». – Из открывшихся крио-коконов выскочили боевые кибер-ксеноморфы и, не долго думая, нырнули в телепорт. И тут же раздалось тревожное: – Прорыв, прорыв, прорыв! Зафиксировано проникновение с фермы Ио-43. Запускаю телепортационную ловушку. Всему персоналу покинуть зону инопланетного заражения. Обратный отсчёт: десять, девять, восемь, семь…».
– Мы выбрались, па, мы смогли! – радостно голосила ма 41236. – Я уже не надеялась, что у нас получится.
– Да уж, – борясь с отдышкой согласился па812, – мы знатно отделали этих… этих демонов.
– Я думала, что нам конец, когда нас отбросило взрывом в родильный зев. Только я не могу понять, почему он нас всё-таки принял?
– Потому что мы утопили тех существ в лаве, вот они и не успели его прикрыть.
Ма огляделась по сторонам и с удивлением отметила:
– Очень похоже на наш прежний дом. Также знойно и вольготно дышится, но почему так темно?
– Потому что сейчас ночь, – со знанием дела ответил па.
– Если это такая приятная ночь, и я совсем не мёрзну, и нам не нужно прятаться в коканах, то что же нас ждёт днём?
Па задумался, а потом несмело ответил.
– Предопределение.