«Каждому мужчине нужен нож!» – еще и с восклицательным знаком, глянь ты на них. А какую гориллу прикрутили, чтобы легковерных хиляков разувать. Посмотрит такой офисный очкарик на верзилу в центнер весом, бородатого, преисполненного сибирским здоровьем и древнерусским шармом, и призадумается о том, что жизнь несправедлива, природа глупа, а поэтому требуется срочно брать все свои руки. И возьмет. Два, пожалуйста, один с особо острой заточкой, а другой с вечной, и чтобы на вепря. Не на кабана, а именно так – на вепря. Ведь покупка-то дорогостоящая и статусная, не всякую животинку позволяется таким резать. И не придет в голову легковерному идиоту, что ножик тот, возможно, для вепря и создан, вот только сам покупатель не под это заточен.
Олег Петрович, который прекрасно знал, для чего создан (уж точно не для того, чтобы втридорога покупать ненужное китайское барахло), брезгливо и несколько раздосадовано отключил телефон. Надо бы отписаться от таких новостников, которые пихают свои ножи по десять раз на дню. Ведь не за этим люди подписываются на вас, а затем, чтобы новости читать, чтобы быть в курсе важных событий. Как же хватает совести у этих негодяев впихивать свои побрякушки между кровавым терактом в Брисбене и чудовищной оленьей лихорадкой, вспыхнувшей в Йеллоустоунском заповеднике! Ну, хотя бы в конце новостной ленты, мелким извиняющимся шрифтом, мол это не мы, а заокеанские буржуи требуют рекламировать всякие ЖК «Три мужика» и бесплатные курсы по взращиванию в себе львицы-тигрицы, да на все руки мастерицы. Но ведь сами своими загребущими руками публикуют!
Переполненный праведным гневом обманутого потребителя контента, Олег Петрович глянул на персональное чёрное зеркало – не вспыхнет ли оповещение, не «дзынкнет» ли что новенькое. Но телефон хранил молчание.
Поерзав в постели с минуту, передумав десяток-другой мыслей, начинающихся с «а что же там у…» или «как же там с…», Олег Петрович, с грустью и облегчением осознал, что самостоятельно уснуть не получится. И поэтому – только снотворное. Одна таблетка – и не придется брать себя в кулак, скреплять (или скрипеть – как кому нравится) сердце и выдирать себя из информационных телеграммных зарослей.
Вкуснейшие новости, жаренные факты, ароматная аналитика от лучших SMM-шефповаров и PR-кулинаров! Не волнуйтесь, достаточно всего одной ложки волшебного варева и вы полюбите наш ресторан быстрого информационного питания! Хотя нет, лучше будет «скитания». Современный человек больше напоминал скитальца, чем посетителя ресторана. И кормили этого бедолагу из рук вон плохо: какие-то переперченные сторисы, скудные, но переслащенные твитты, а оттого такие вкусные и вожделенные. Но королем этого гастрономического инфо разврата, несомненно, был Телеграм. Вот где Мишлен не валялся. Здесь можно было найти как жрачку, так и изысканные кушания, приготовленные заботливыми и бескорыстными руками лучших инсайдеров страны. Да что там страны! Весь мир перешерстим, перебурим-парим-парам, всех допросим, все тайны выведаем. Наши инсайды – ваши инсайты. Просветлись, темный человечишка, ибо настал час откровения! Купи нож. Никто не знает день и час, а мы узнали. И вместе пойдём к развязке, крепко взявшись за руки, с открытыми глазами. Перекормленные враньём, но жадные до правды. Купи нож. Не смей голодать, человек, не отрывай взгляда от зеркала, которое несёт правду. К чёрту правду – истину! Истина в еде! Так вкуси же ее, преломи хлеб, и откроется тебе, что каждому мужчине нужен нож.
Олег Петрович не выдержал и шлёпнул пальцем по экрану смартфона. Экран зажегся. Так и есть – целых тринадцать новых сообщений. Всего тринадцать. Жаль, конечно, что так мало, но все к лучшему – завтра ранний подъём, поэтому нужно быть мужественным и пообещать себе закрыть приложение ровно через тринадцать новостей. А вдруг там встретится реклама. Будет ли это считаться законной новостью? Не будет, потирая ручонки, ответил за Олега Петровича его инфо-глист. Такими заражаются все несчастные, взявшие хоть единожды смартфон в руки.
«Ну, ничего, сегодня я тебя победил». – С этой обнадёживающей мыслью, Олег Петрович проследовал на кухню. Там он выпил снотворное, но возвращаться в постель не спешил. Супруга (а называл он ее только так, никак не женой, ведь жена – это что-то совсем легкомысленное) может проснуться, и уж тогда точно придётся прикрывать инфо лавочку. Зинаида (только так, никак не Зина и не пошленькая Зинка) не простит надругательства над своим сном. И тогда королева Зена может выйти из себя. А вот этого не стоило допускать.
Так, что у нас тут? В Северной Корее провели тренировочную эвакуацию… святой Ким Ир Сен!... всей страны. После сигнала тревоги, тридцатимиллионное население спряталось в бомбоубежища. После чего был устроен парад в честь блистательной мудрой матери, лучезарной защитницы чучхе и просто красавицы Ким Ё Чен.
Олег Петрович долго рассматривал фотографию азиатской тиранки (тиранши?), изредка вздыхая и тихо бормоча что-то осуждающее. Такая милая, но уже такая Ким.
Следующая новость была совсем не новостью, а мемасиком. Да, на сорок третьем году жизни уже стоило бы готовиться к тик-токовой старости. Вот Олег Петрович и подписался на парочку юмористических топчиков. Хотя ничего смешного в членовредительстве и оскорблениях, чем в основном радовали подписчиков подобные группы, он не находил. Но все же рассмотрел предложенный контент и постановил, что пока не дорос до того, чтобы радоваться обдолбанной тетке, которая на камеру стаскивает с себя футболку, потрясая, в прямом и переносном смысле, своими белесыми, в отличии от остального загорелого тела, некогда массивными, но сейчас грустно шлепающими грудями. Она кричала что-то дурным визгливым голосом, подпрыгивала и махала руками, отчего бледные обвисшие титьки взлетали и с пошлым чмяком ударялись о раздутый живот.
Олег Петрович остановил ролик. Он не хотел верить своим глазам, но сомнений не оставалось – женщина была беременна.
Олег Петрович отключил телефон, и стараясь не думать об увиденном, поплелся в кровать. Но инфо-глист не давал покоя: «Ну, чего ты, Олежка. Надо дать соответствующую оценку этому ролику. Не хочешь лайкать, тогда захейти как бог черепаху. Прокомментируй, поможет. Дай отпор выродкам, которые оставляют подленькие смайлики под такими мерзкими роликами».
– Нет, – сказал вслух Олег Петрович, отчего Зинаида воинственно рыкнула и перевернулась на другой бок.
«Но если ты не осудишь такое святотатство, то все подумают, что ты это одобряешь», – не унимался инфо-глист.
«Пускай эти твои все, – уже про себя ответил Олег Петрович, – идут лесом. Я не досмотрел ролик. А это несчитово».
«Э, нет, Олежа, твой просмотр плюсанулся, а это значит, что ты в ответе, за тот контент, который потребил».
Тут и не поспоришь. Кому ты теперь докажешь, что отключил видос, как только понял, что происходит? Всем наплевать. Все подумают, что тебе понравилось, но сказать это вслух ты не решился, а просто смалодушничал, не поставив честного лайка.
Олег Петрович включил телефон, с презрением глянул на безответственную будущую мать и влепил заслуженный дизлайк. Но тут же вспомнил, что никто, кроме владельца канала его не увидит – ах, вы мелкие, злобные, жадные лицемеры! Всё-то вам мир во всем мире подавай, что б все радужными единорожками по сети скакали, и не смели расстраивать друг друга. Но почему же вы, все такие правильные, сладенькие до диабета, святее Папы Римского и Пугачевой вместе взятых, не снесете к чертям всю эту похабную дичь? Да потому что вы сотканы из дичи, от дичи произошли, и только дичь можете выродить!
Олег Петрович взял себя в руки, опять выключил телефон, сжал посильнее, будто стараясь причинить ему боль, но больно было только самому Олегу Петровичу. Смотреть на умирающий мир, на затерявшегося в поисках своего предназначения человека, на самого себя, не могущего дать отпор легионам сетевой нечисти. Никуда не деться крысе из канализации, как бы она не воображала себя культурной амбарной мышкой.
Олег Петрович неожиданно улыбнулся, вспомнив недавно виденную картинку, сгенерированную нейросетью, на которой была изображена трогательная мышка в платье, держащая в лапках корзину с цветами. Всё-таки еще «нужон» этот ваш интернет – милые милости глянуть перед сном всегда приятно и полезно для здоровья. Но тут же в памяти всплыло трагическое выражение лица Ирины Терентьевны, учителя истории, когда та начинала рассказывать про ужасы средневекового быта. В такие моменты она отрывалась от поливания своих садов Семирамиды, которые буйными джунглями разрослись в кабинете истории, и, воздев руки к запыленным люминесцентным лампам, жутко смахивающим на обглоданные рыбьи скелеты, страшным голосом провозглашала: «Две трети!». Дальше шла напряжённая пауза, глаза исторички, подведённые на древнеегипетский манер, сначала распахивались, словно перед ними представала картина полного упадка цивилизации темных веков, а потом превращались в воинственные щелочки, обрамленные слипшимися нагуталиненными ресницами.
«Чума выкосила их всех, – нагнетала Ирина Тереньевна, потом доставала припасенную резиновую мышь, брала за хвост и демонстрировала офигевшему классу виновницу всего этого средневекового бардака. – Мыши убили больше людей, чем все войны вместе взятые, – подытоживала она свою короткую, но эффектную лекцию о влиянии грызунов на исторический процесс и сжимала игрушку в кулаке, так что та издавала протяжный предсмертный писк, что невероятно веселило учеников».
Спроси Олега Петровича, что ему больше всего запомнилось из школы, он, нисколько не сомневаясь, ответил бы – историчка, которая давила мышей.
От этой мысли стало немного веселей, вот только милая мышка в платьице уже не вызывала таких приятных чувств. Вот что пиар животворящий делает. Но во что смерть не наряди, смертью она и останется.
Зинаида упорно не пробуждалась, тем самым намекая, что наказание все-таки разбудившему будет весьма болезненным и ожидаемо изощрённым. Но как бы не старался несчастный муж не пересекать красные линии, все было предрешено – линии эти жена нарисовала давненько, и с каждым годом они приближались все ближе и ближе, так что почти обвивали Олега Петровича, бескомпромиссно очерчивая местоположение будущего покойника.
«Ну, Зинаида! – Даже ругая жену про себя, Олег Петрович обращался к ней исключительно официально, будто опасался, что проснется в той телепатический талант, и тогда красные линии пройдут по нему самому. – Уже открывай глаза, и покончим с этим».
Но Зинаида безмолвствовала. Олег Петрович мастерски, не издав ни одного скрипа, зажмурившись и задержав дыхание, нырнул в супружеское ложе, в одном каркасе вмещавшее в себя два раздельных матраса и два персональных одеяла.
Можно было бы предположить, что операция прошла успешно, если бы Зинаида издала хоть один звук – любой, пусть даже чамкнула, охнула, или (что было благоприятнее всего) зевнула. Но жена затаилась, своим презрительным молчанием обещая продолжительную и мучительную кару. Но потом.
Олег Петрович почувствовал, что задыхается, начал обвинять себя в малодушии, в излишнем паникерстве, даже вспомнилось модное словечко «куколд», но что оно означает не знал. Надо бы загуглить. А то проживет всю жизнь, и не узнает, кто такие эти несчастные куколды. Он судорожно вдохнул и также выдохнул. Задыхался он не от страха, а потому что просто слишком качественно затаил дыхание.
Хорошо. Жить будет. Да и сон уже подобрался совсем близко. Стоит только прикрыть глаза, все еще чего-то высматривающие в темноте спальни, успокоить заячье сердце и незаметно погрузиться в заслуженную и вожделенную пустоту.
– Олег Петрович, мы тут это… – замялся обычно бойкий и не в меру деятельный Александр Александрович, по традиции носящий титул местного Сан Саныча. – Тут офис предложил организовать на майские сабантуй, но мы с коллегами покумекали и решили употребить бюджет на другое.
Куда решили употребить бюджет Олегу Петровичу было глубоко не интересно. Он отыщет самый дальний и тёмный уголок на любом корпоративе, поспешно выпьет свою «кровавую Мэри» и отчалит ещё до того, как Виолетта Денисовна вспомнит, что никакая она не Виолетта Денисовна, а Виу-Виу, которой надо Вау-Вау.
– Это хорошо, – вежливо согласился Олег Петрович, и добавил с самым заинтересованным видом, – будет что-то новенькое?
– Новенькое, не то слово! – посерьёзнев ответил Сан Саныч. Но сказал он это уж совсем печально, добавив, что придётся еще накинуть, но не уточнил сколько, а сразу перешёл к главной мысли. – Охотиться поедем, в тайгу. Но ты, Олег Петрович, не переживай, шашлыки для остальных тоже будут.
Олег Петрович последовал совету и переживать не стал, скорее обрадовался новости. Возможно, в отсутствие таких как Александр Александрович корпоратив заиграет новыми красками, и можно будет позволить себе уйти не после первой, а после второй «кровавой Мэри».
– Ничего, – полным сочувствия и деланной грусти голосом ответил Олег Петрович, – каждому своё.
На том и порешали, что если будет желание, а главное – обмундирование (ведь не с вилами же идти на лося), тогда велкам. А нет, так всегда можно потусить с девчонками. Да-да, так и сказал этот самодовольный идиот – с девчонками. Почему-то вспомнилось видео с беременной наркоманкой, но лицо у нее уже было Виолетты Денисовны, отчего стало ещё более омерзительным и вызывающим.
Ожил инфо-глист. Ему жутко не понравилась нечаянно промелькнувшая мысль о том, чтобы послать не только охотников, но и оставшуюся женскую часть коллектива с их бабским междусобойчиком.
«Ты лишил меня мартовского корпоратива, а сейчас покушаешься на святые майские? Сколько же там было веселья, а ты все пропустил! Мы бы могли постить всю эту жесть ещё пол года. Предатель!»
И правда, ещё за неделю до шабаша Олег Петрович начал сигнализировать коллективу, что решительно болен, и восьмое марта, к великому сожалению, придется провести дома. А также седьмое и девятое для верности, пока не выветрятся из офиса гнетущие ароматы весны, красоты и очарования. Но без контента в такой день никто не останется – Зинаида, уже давненько взявшая на себя традиционно мужскую обязанность приходить с гулянок и устраивать скандал, таки не подвела. В тот день она оставила выздоравливающего мужа за главного, дав под запись строгие указания, которые начинались с «если будешь…». Дальше можно было подставлять желаемое: есть, принимать душ, (какого-то черта) приглашать компанию или что бы не взбрело в голову бестолковому мужу. Впрочем, записывал Олег Петрович только для вида, потому что твёрдо решил не гневить судьбу и провести весь день как то требовалось от больного – в постели. Но как может маленький человек противится железной поступи фатума. Ничто не спасет его от ярости разбушевавшейся стихии – вернувшейся из кабака пьяной женщины.
Зинаида преобразилась невероятно. Удивляло больше не разорванное платье, и не окровавленное лицо, а то, что творилось с прической. Ее не было. На месте неоправданно дорогих, но элегантных «Голливудских волн», красовалось выжженное поле боя с изуродованной артобстрелом растительностью. Все ещё непобежденная, но жаждущая получить сатисфакцию хоть кого-то королева Зена, пошла в атаку и, наплевав на конвенцию о запрете химического оружия, вылила весь свой яд на мирного гражданского, встретившего ее на пороге дома.
Олег Петрович стоически выслушал жену, после чего сопроводил в туалет и, придерживая остатки «Голливудских волн» позволил ей сделать свои женские дела. В ту ночь он долго не мог уснуть и размышлял о том, что все праздники чем-то да пахнут: Новый Год – мандаринами и хвоей, майские – шашлыками, а вот восьмое марта с тех пор стало ассоциироваться у него с кислым запахом паленого недопереваренного шампанского и вызывающего своей кричащей нежностью ароматом любимых духов жены.
Надо было снять эту пьян на телефон, подумал Олег Петрович. Не для шантажа или оскорбления, упаси Боже, а так – вместе повеселиться потом, когда все пришли бы в себя, протрезвели и стали жить ладком да мирком.
«Эх, – вздохнул инфо-глист, печалясь об упущенном контенте».
«Эх, – вздохнул Олег Петрович, грустный от мысли, что, скорее всего, не наступит уже тот день, когда они с Зинаидой смогут повеселиться над таким хоум-видео».
Офис жил предвкушением праздника. Сотрудники все также куда-то спешили, помахивая бумажками и папками, но несли себя более чем достойно, словно странники, наконец, увидевшие на горизонте очертания благословенного города. Женская часть коллектива проходила примечательнейшую трансформацию – актрисы немого черно-белого кино неожиданно наливались красками, сбивались в щебечущие бабские стайки и говорили все больше не о работе, а о предстоящем празднике весны и труда… и женственности, и красоты – спасибо мужикам за их подростковые выпендроны. Пускай идут хоть на на охоту, хоть на рыбалку, а женщины уж как-нибудь сами отпразднуют первомай.
Да уж, призраки Клары Цеткин и Розы Люксембург никак не хотели упокоиться с миром, и на долго поселились в злосчастном офисе.
А что же с охотниками? В отличии от женщин, мужчины вели себя сдержанно, можно сказать даже заговорщически. Встречаясь друг с другом взглядами, они многозначительно кивали, изредка перебрасывались нечего не значащими фразами, но смысл во всей этой китайской чайной церемонии со своими полунамеками, полу взглядами и скупыми выверенными движениями был один – идем на дело!
Олег Петрович не принадлежал ни к одному из лагерей, что нисколько его не тревожило в предыдущие годы, но природа и время брали своё. Как бы муравей не холил и не лелеял в себе мизантропию, она оставалась явлением приобретённым, глубоко противным столь социальному существу.
Муравей-одиночка, неожиданно для себя, встал на задние лапки, повел усиками, пытаясь уловить феромоны муравьев- солдатов, и тем самым понять, о чем же они толкуют. А разговоры эти были о тайном и сокровенном: о силе, о решимости и отваге. Пускай собирались глупые букашки в налет на несчастный сахарный кубик, оставленный на месте недавнего пикника, но для муравьиного братства все выглядело иначе. Ведь для насекомого мир был полон гигантов, взмывающих в бесконечную высь сказочных дворцов , смертельной опасности и героических свершений, даже если разговор шёл о совсем незначительном, на взгляд этих самых гигантов, событии.
«Черт с вами! Я муравей, и хочу быть муравьём! – сдался Олег Петрович».
Инфо-глист, не ожидавший такой скорой победы, недоуменно икнул, потом пришёл в себя и плотоядно протянул: «Да-а-а, Олежа, мой мальчик!».
Олежа, полный решимости доказать, что он далеко не мальчик, и уж тем более не чей-то там, а самый что ни на есть свой собственный, было уже двинулся в сторону бравых охотников, но остановился, вспомнив, что главное условие все ещё не выполнено. На охоту с голыми руками не ходят. А простым оруженосцем, не достойным священного права на убийство зверя, он быть не желал.
«Сделай хоть что-нибудь, – призывал взволнованный неожиданным откровением инфо-глист, – мы должны это заснять».
«Мы должны их уделать, – подал голос забытый всеми, исхудавший, но все ещё живой червячок гордости».
«Они не получат нашу добычу, – вызывающе пискнула щупленькая и прежде скромная пиявка зависти».
Нужен был входной билет, или, скорее, подношение. Именно так. То, что распахнет двери суровой мужской обители и докажет, что послушник готов принять сан и вступить на путь служения богу охоты, войны и безудержного кровавого веселья.
Олег Петрович кинулся судорожно гуглить и яндексить, но попадались все какие-то статьи о пещерных людях и мамонтах, о королевской охоте на лис и местных императорах и их борзых. Но какой же он имеператор, да и собаку заводить уже поздно. Нужно было что-то простое, бюджетное и без справки из психушки. ПМ, ТТ и прочие нарезные и гладкоствольные не годились совершенно. Долго, дорого и страшновато. А вот…
Глист, червь и пиявка отозвались сладострастным многоголосым стоном.
… нож. Да не абы какой, а тот самый, который может перерубить коровью берцовую кость, который разрежет невесомый бумажный лист, который создан для того, чтобы передавать его сыновьям и внукам, как самую драгоценную мужскую реликвию. А место такому только на стене, лучше, конечно, над камином, украшенным волчьими головами и оленьими рогами. Но все это только после того, как этот самый нож напьется жертвенной крови.
Нож пришел на следующий день. Именно такой, как в рекламе – почему-то завёрнутый в промасленную бумажку (возможно, это должно было придавать солидности и намекать на прямое родство с огнестрельным оружием), но все такой же угрожающий и величественный, как и обещали.
Презентовал своё оружие Олег Петрович на обеденном перерыве, в самом суровом и мужском месте, которое только можно было отыскать в офисе – в курилке. Концентрация мужского населения в их, преимущественно, женском коллективе, там была повышена. Поэтому лучшего места придумать было нельзя.
– Какие люди, и без охраны, – вызывающе выдувая дым в сторону Олега Петровича, проворковала Майя Велиоровна, всемогущая начальница отдела кадров, по совместительству теща генерального директора. Назвать ее руководителем hr отдела не проворачивался язык, да и она сама не позволила бы. Дочь Велиора Ивановича Буянова, названного в честь Великой Октябрьской Революции, другой не могла быть по определению. – Чего, Олежик, закурил?
«Закуришь тут с такими коллегами. Вот только не дождешься ты, Майя Велиоровна, чтобы я и закурил, – думал Олег Петрович, – скорее ты бросишь, чем я соглашусь променять своё здоровье на такую сомнительную компанию».
– Что вы, что вы, Майя Велиоровна, куда уж мне тут со своей медстраховкой.
Майя Велиоровна исторгла из себя дымное облако, басовито откашлялась и постановила:
– Так, Олежек, ты либо выкладывай, либо закуривай. Нечего титьки мять.
Олег Петрович последовал совету и поспешно развернул бумажку, в которой хранился тот самый нож.
Курильщики оживились и зашушукались, надо отметить, больше в положительном ключе. Ведь не каждый день увидишь, как Олежек, тот самый приятный для всех, доброжелательный до оскомины серый человечек, вдруг заявляет, что, помимо прочих достоинств, он еще и Петрович.
– Ты ж моя голуба! – расплылась в несвойственной ей доброй улыбке предводительница отряда самоубийц и затянулась глубже обычного. – Мой мальчик! Пойдем с тобой на медведя, не меньше!
Олег Петрович с удивлением узнал, что заправляла подготовкой к охоте именно Майя Велиоровна. Что ж, ставки сделаны, ножи наточены, на медведя – значит на медведя.
День О настал совсем неожиданно, потому что гендиру вдруг приспичило встретиться с партнерами раньше намеченного, потому что «сучатам этим веры нет – пойдут на сторону, если не попарить их в баньке в нужный момент», потому что «мять титьтьки» – это не по-нашенски, если кто не уяснил, да и вообще «потому что я так сказал».
Олега Петровича забрали утром, предупредив с вечера, что заедут чертовски рано и надо быть во всеоружии (прям так и написали), а также захватить с собой боевой настрой и охотничью чуйку. Вот только сообщение это пришло за полночь, разминувшись с неисправимым жаворонком Олегом Петровичем на два часа. Он проспал впервые в жизни. Пускай не по своей вине, но проспал, и не было этому оправдания. Все бы ничего – и хмурые осоловевшие взгляды коллег выдержал, и гендирскую брань слопал, не привыкать, – но одно не успел он сделать – попрощаться с женой.
Зинаида, отчего-то неожиданно красивая в отсвете кухонной лампочки, лежала недвижно, словно натурщица, заломив безвольную руку за голову и призывно оголив все ещё красивую ножку.
Ах какой же он был глупец, что понадеялся на начальственную обязательность. Стоило раньше сказать жене, куда собирается, а не таиться, чтобы сделать сюрприз перед самым отбытием. Сейчас было глупо будить ее и пытаться объяснить, что происходит. Зинаида имела особенность спать крепко, долго, но частенько не высыпаться, отчего настроение ее колебалось от умеренно человеконенавистнического во время утреннего моциона до беспредельно дружелюбного в ежедневных зум-встречах с подружками. Но ничего, Олег Петрович обязательно напишет ей, а лучше, оставит голосовое сообщение. А уж вернувшись с добычей, он растопит сердце непреступной Зены – королевы воинов. И тогда все у них наладится. Жена увидит, что муж все ещё может, а сама она поймет, что все еще хочет.
Так мечтал Олег Петрович, трясясь в гендирском гелике, периодически ныряя то в сон, то в сладостное забытие, где он, обмотанный старинным парадным патронташем, с тушей огромного зайца на плече возвращается домой. А там жена, не далекая и холодная Зинаида, а прежняя Зинушка встречает его с улыбкой, обнимает, и жена такая же как прежде – теплая и мокрая.
Теплая и мокрая…
Олег Петрович открыл глаза. Занималась заря, а он, зажатый с обеих сторон коллегами, обливался потом на заднем сидении душной директорской машиы.
То был просто сон. Чертов сон. Ну, ничего, вот доедут, и он тут же напишет. Но Зинаида так и не узнала, куда пропал ее муж. Связи в лесу не было.
Раздосадованный, проклиная судьбу и себя за то, что поддался соблазну и согласился поехать на охоту, Олег Петрович сразу по прибытии пошёл искать сеть. Верный инфо-глист поддержал его в этом решении, ведь не ровен час встретится что-то необычное и хайповое. Непорядок. Поэтому стоило занять подходящее место где-нибудь на холме, откуда и виды хороши и до интернета можно легко дотянуться. Но холмика, как на зло, не было.
«Ничего, за тем барханом точно будет оазис, – успокаивал себя Олег Петрович, – нужна только одна палочка, а потом можно и возвращаться».
Но лес уводил все дальше. Смолкли суетливые бряцанья посудой, исполненные деланной радости и показушного воодушевления голоса коллег. Даже зычные воинственные призывы Майи Велиоровны потонули в сгустившейся чаще. А солнечный денек, столь бойко вступивший в свои права, с позором бежал, только лишь завидев древний мрачный лес. Это уже была не безобидная полянка, на которой раскладывали свои пожитки горе-охотники, а тот самый пугающий лес из сказок братьев Гримм, по которому в отчаянии бродили заблудившиеся детки. Или того хуже – вспомнились не уступающие в жестокости русские народные сказки, преисполненные такого же садизма, что и западные, но с неистребимым душком отечественной безнадеги.
Олег Петрович заблудился.
«Что ты несешь! – взревел инфо-глист – Сейчас же найди выход. Просто развернись и иди в обратном направлении».
Было, все перепробовал, и даже несколько раз. Ничего не помогало. Куда ни глянь, деревья и кустики все новые, да все гуще и темнее. Пойдёшь на лево…, пойдёшь на право… Вот о чем была та сказка, или легенда, кто ее сейчас упомнит, – о безысходности, о роке, о фатуме и о маленьком человеке, не способном противится заведённому порядку. И ведь не им заведённому, но, почему-то, на него, на слабенького, оставленного. Шутка, конечно, удалась. Иди и повелевай рыбами морскими и зверями земными, только не зазнавайся – большего тебе не дано. Рыбку поймал, зверушку подстрелил, вот и наелся, а дальше уже не твоя епархия.
Олег Петрович, от природы не склонный к паническим атакам, впервые в жизни почувствовал, что вот-вот сорвется. Он не боялся смерти как таковой, и даже её неотвратимость, равно как неожиданность, не могли вывести его из себя. Но кое-какие характеристики этого извечного и самого страшного врага человека пугали его, как и любого другого смертного. Более всего в старухе с косой раздражала ее вариативность. Ну, положи ты для всех что-то одно: к примеру, всем помереть от старости, ровно в семьдесят пять лет, либо от неожиданной остановки сердца, уж не важно когда. Эх, черт с тобой, от страшной и продолжительной болезни, но только от одной. Чтобы не мучиться ожиданием и неведением, а знать наверняка ту заразу, от которой сдохнешь. Но нет – крутите барабан! И сектор приз на барабане! А что в чёрном ящике, вы узнаете после рекламной паузы длинною в жизнь. Вариативность – вот чего на самом деле стоило опасаться. И бежать от нее подальше, обходить дворами, ограждать себя обыденностью и распорядком. Но и они, как видно, не спасут того, кто всё-таки вылезет из-под камушка, безответственно понадеявшись на рыбий авось. А вот не надо было так делать. Либо сидим и не высовываемся, либо щекочем нервишки, улепётывая от щуки. Другого не дано, малыш. Никто не осудит за трусость (упаси боже, пол мира таких), тем более никто не против понаблюдать за безрассудными героическими рыбешками, но не будет прощения хитрецу, решившему наебать и судьбу и коллектив.
Олег Петрович не на шутку завелся. Перед глазами безудержным калейдоскопом проносились смерти одна оригинальнее другой: поцарапался – заражение – каюк, напился ключевой водички – отравление – пока, прилёг отдохнуть – проснулся – обглодан, и ещё сонмы других видов, семейств и царств хаоса: умираний мучительных, увяданий медленных, уходов стремительных и так далее, и тому подобное.
Он сам был виноват в том, что послушался проклятого инфо-глиста. Не Зинаиде ему нужно было написать, а просто на просто маленький муравьишка отошел слишком далеко от муравейника. И как бы он не презирал этот самый муравейник, часть все равно принадлежит целому, как не крути. А потеряет такая малявка связь с домом – тут и сказочки конец.
Олегу Петровичу стало дурно. Не от отравления или обезвоживания (еще не время), а от простого человеческого «что же я натворил». Он присел, но не на мягкую лесную подстилку, как об этом пишут в книжках, а на выжженную, усеянную почерневшими веточками и заплатками нарождающейся зеленой поросли иссушенную землю. Вот тебе и еще одна вариация – сгореть в лесном пожаре.
Возможно, воспалённый разум Олега Петровича продолжил бы обмусоливать новый лик смерти, но откуда-то из далекого далека долетело тоскливое «у-у-у».
«Вот дебилы, – нервно хихикнул инфо-глист, – веселятся там без нас, под волков косят. Видно ролик пилят. Обидно. Право слово, обидно!»
«Заткнулся бы ты, не до тебя сейчас, – грубо оборвал его Олег Петрович».
Но глист не унимался.
«Нет, мой друг, мы обосрались. Причём очень жиденько. Зачем я только тебя послушал? Сейчас бы сидели на вайфае и бед не знали. Ты должен что-то сделать. Чувствую – что-то страшное грядёт».
«Мы уже по самые не хочу в этом страшном, куда ещё дальше?»
«Нет, это что-то совсем-совсем страшное. Пока не могу сказать, что именно, но такого я никогда не ощущал».
«Тебя отлучили от мемасиков, вот и психуешь. Все, захлопнись. Накормим мы тебя, дай только выбраться из леса».
Инфо-глист немного отвлек Олега Петровича от тяжких дум. Волчий вой уже не был так страшен, потому что появилось другое мнение о его природе. И не важно, что здесь попахивало самообманом, это все же придало сил двигаться дальше.
А дальше было чудо. Именно так – шел-шел и чудо нашел.
Избушка стояла прямо на невесть откуда взявшейся полянке, пускай покрытая мхом и лишайником, припорошенная старой жухлой листвой, да с покосившейся крышей, но это было человеческое жилище.
Олег Петрович, преисполненный надеждой отыскать хозяев, кинулся к двери. На ней весел ржавый замок. Кажется, их называли амбарными.
«Обязательно поинтересуемся у гугла, как вернемся – проворковал инфо-глист».
Олег Петрович дёрнул замок, но тот не поддался. А чего вы хотели, это только в кино замки рассыпаются с пол пинка, либо вскрываются шпильками, а в жизни все не так. К стати, используют ли сейчас женщины шпильками? Вот Зинаида ограничивалась резинкой для волос, и никаких шпилек в причёску отродясь не пихала.
«Поинтересуемся».
Олег Петрович вспомнил, что в детстве его более проказливые сверстники вскрывали такое барахло одним гвоздем. Но он-то не был проказливым мальчиком, поэтому так ни разу и не принял участие во взломе, о чем сейчас горько сожалел. Но сдаваться не собирался.
Ему, всё-таки, удалось проникнуть в избушку через дыру в крыше. Внутри, на удивление, все было не так печально, как снаружи. Была даже кровать и печка-буржуйка с запасом дров. Но самое ценное, что было в этой лесной хижине – это внушительный запас консервов. Всегда щепетильный в выборе продуктов питания Олег Петрович, даже не глянув на срок годности, вскрыл своим охотничьим ножом банку с тушенкой и проглотил содержимое с жадностью дикого зверя. А потом уснул на вонючей кровати, закутавшись в грязное полуистлевшее тряпье. Наплевать, если вдруг придет лесник и прогонит его к чертям собачьим, или три медведя, или серый волк, или дедушка-бабушка с внучкой-Жучкой – все неважно. Человек нашёл свою пещеру, человек набил брюхо, человеку было хорошо. А что случится дальше, пускай решают древние боги каменного века.
А дальше были рассветы и закаты. Вскрыл-сожрал-росу собрал-напился-погадил-воя испугался-уснул-забылся. И снова по кругу, и снова седая ночь, но ей уже никто не доверял.
«Еще, – стонал полудохлый инфо-глист, и пытался блеять: – бе-е-елые розы… – А потом, не найдя поддержки, затыкался до следующего инфо повода. А становилось таких поводов все меньше и меньше».
Даже в окошко не выглянешь – стекло мутное, затянуто плющом. Да и зачем туда смотреть, ничего нового не появится. Поэтому жрать-срать-спать… боятся.
Прошло… много прошло. Сколько, Олег Петрович не знал, его сознание помутилось. Порой он с трудом понимал, где находится, и почему так на долго застрял в этом санатории. И где, в конце концов, администратор? Постели не меняли с самого прибытия. И прогоните с территории эту псину, ведь невозможно уснуть!
«Олежка, пойдем отсюда. Нам надо быть там, со всеми. Это скоро случится!».
Но Олег Петрович знал, что нашёптывал ему все эти глупости враг. И он его больше не слушал. Никто не оставит пещеру, ведь там, в лесу, бродит страшный серый волчок, который укусит за бочок, а потом за ногу, за руку, и в конце концов отгрызет голову, расколет череп и сожрет жирные мозги, переполненные сочными мемами, фоточками, твиттами, тик-токами, Оками, контактами, новостишками и мимимишками.
Олег Петрович зарычал. Птицы, испугавшись страшного голодного зверя, примолкли. А вдалеке откликнулся собрат. Но в лесу может быть только один волк-одиночка. И оба это знали, и помчались навстречу друг другу, и вступили в смертный бой. Клацали челюсти, свистел нож – силы были равны. Но прозвучало слово, и слово это было:
«Мозги!»
И пал зверь, и вкусил человек плоть зверя. И… хреново стало Олегу Петровичу как никогда. С ужасом он понял, что натворил – он убил волка, вскрыл тому череп и сожрал сырые волчьи мозги! Но что-то подсказывало, что не стоило совать два пальца в рот, все выйдет само.
Инфо-глист, которого Олег Петрович считал исключительно плодом своего воображения, зашевелился где-то глубоко в горле, отлепил присоски от гланд и пополз вверх. Он вывалился вместе с окровавленными кусками звериного мозга, издал безмолвный предсмертный крик и затих. Все было кончено. Враг был изгнан.
Назойливые образы и бессодержательные страхи, испокон веков бороздившие безбрежное человеческое сознание, были погребены под величественными валами дикой животной ярости. Но вмиг налетевшая буря также быстро улеглась, оставив океану лишь умиротворяющий прибой, лёгкий тёплый бриз и шепот волн, в котором слышалось: «Иди, иди, иди!».
– Это все жопсы! – сказал отец Климентий, наливая себе новый стакан Кагора.– Эти сволочи повылезали, когда рубанули интернет.
– Жопсы? – не понял Олег Петрович.
– Ну да, как-то так их назвали. Да не важно. Вот ты же до этого чувствовал своего, согласись?
– Чувствовал. А до чего до этого?
– Я же говорю, тупая башка, до, мать его, как там.. цифропокалипсиса, – отец Климентий смачно плюнул и опрокинул в себя стакан с вином. – Дожились, прости Господи. Накрылась эта сатанинская клоака – и пришла миру большая жирная хана. Все это говно тут же засуетилось, будто почувствовало, что банкета больше не будет и как давай… – Пьяный батюшка заплакал. – Своими руками ее придушил… Нет мне прощения, Олег.
– Все достойны прощения, – не понимая, кто такая «она», и что вообще произошло, пожалел несчастного священника Олег Петрович.
Потом рассказал о своих злоключениях, об инфо-глисте, о встрече с волком, о безумии, охватившем его в момент схватки и о чудесном избавлении от паразита.
– Счастливый ты человек, Олег, – изрядно разомлев от выпитого, констатировал святой отец, – тебя Бог уберег и от проказы избавил. И не увидел ты, как дичали люди, как жопсы превращали их в чудовищ. И ад следовал за ними – все так, все так.
– Везде так?
– Везде. Со всеми. И меня не минуло.
Батюшка махнул в сторону стены, на которой были приклеены вырезки из Библии.
– Играли с Катей в шарады, пока можно было. Кромсали писание, изгалялись над словом божием – пытались белибердой этой накормить зверя. Но он не дурак, наелся быстро. Ему ведь все новенькое подавай, но ни газет у нас, ни книжек других не было. А из писания, как ты из него кашу не заваривай, ничего нового не выйдет. Не получится из Библии инфо-помойки, как ни крути. И слава Богу. – Отец Климентий неуклюже перекрестился.
– Что же в городе? – с опаской спросил Олег Петрович.
– А в городе все по прежнему. Жрут потихоньку друг друга. Есть такие, что в библиотеках схоронились, а некоторые совсем греховными делами занялись, что и рассказывать тошно. Не до Бога уж тут, когда прожорливая Мамона в горле поселилась. Все пытаются выжить. А тебе, говоришь, все ни почем?
– Да, Клим, нет во мне больше этой заразы. Но для этого я волка убил и мозги его съел. Видать не по душе они пришлись моему жопсу.
– Видать. – Святой отец снова зарыдал.
– Ну, ты чего, отец, – кинулся утешать старика Олег Петрович, – я помогу. Ты больше не один.
– Все дальше и дальше падаю я в эту пучину. Вдруг представил, что и мне так можно, ну, мозгов волчьих поесть – вдруг поможет. Но грешно это, не по-людски. Клин клином, может и вышибают, но сатану не прогнать, впустив его на порог. Ты мне лучше про себя расскажи, как жилось тебе до всего этого.
И Олег Петрович рассказал. Так просидели они до ночи. Старику полегчало – видно его жопсу понравилось слушать про необычайные приключения незадачливого охотника. Но настало утро, и Олег Петрович продолжил свой путь, в надежде отыскать единственное, что не потеряло смысл после преображения – семью, свою Зинаиду.
– Так, в этом зале у нас желтая пресса, – проводила экскурсию худенькая и по-библиотекарски строгая Аллочка. – Сюда можно только в самых кризисных ситуациях. Да, сначала кормим Джобса фантастикой и детско-юношеской, если не помогает, тогда можно эротикой, но только немножко. Ему быстро приедается. Советую «Луку Мудищева» – и через двести лет пробирает. Если и это не канает, тогда Канта. У Джобса крышу от него рвет.
– Аллочка, я здесь не могу остаться, мне надо найти жену, – попытался перебить говорливую библиатекаршу Олег Петрович, – она у вас?
– Мы обязательно уточним. Но если ее не будет, то вы не смейте уходить. На улице конец света. Эти проклятые мемососы найдут вас и сожрут ваши мозги. Либо вы сами таким станете. А тут у нас дерьмовой литературы на всех хватит. Вы себе не представляете, чего только не хранится в наших запасниках!
В библиотеке Зинаиды не оказалось. Но Аллочка посоветовала пройтись до телецентра, там устроила себе убежище другая группа выживших – бывшие селебы, богачье, и остальные тупиковые ветви развития человечества, которые еще не доросли до культурных методов выживания в постапокалиптическом обществе.
Это было самое настоящее ток-шоу. Только без видеокамер и при свечах. В зале сидели те самые презренные «селебы», а в центре студии, устроившись на диванчике, о чем-то трещали героини передачи.
Ведущий тоже был.
– Скажите, когда вы поняли, что ваш муж стал первым человеком, в котором проснулся Джобс?
– Давно, – ответила Зинаида, – сразу после женитьбы.
– Ох-хоу! Это попахивает сенсацией. То есть вы утверждаете, что ваш муж Олег был первым инфо-зомби на земле? В чем же это проявлялось? Он пытался вас атаковать?
– Нет.
– Ну, хотя бы покусывал? – кокетливо настаивал ведущий.
Зал послушно отозвался смехом.
– Нет, что вы, – грустно ответила Зинаида, – он себе такого не позволял. Он был очень воспитанным инфо-зомби.
Ведущий начинал терять терпение.
– Наши Джобсы требуют откровения, поэтому с вас интимные подробности. А иначе… – он изобразил, как пинает невидимый футбольный мяч. – Гоооол!
Публика радостно согласилась.
– Он, – продолжила Зинаида, – жил мной, – она со страхом глянула в зал, но не увидела притаившегося в темноте Олега Петровича. – Если хотите, то он питался мной, моими мыслями, моими поступками. Он принимал меня такую, какой я была. А бывала я всякой.
Смешок в зале.
– Он даже ни разу не назвал меня Зиной. Только Зинаида, только хардкор. Не потому, что не любил, а потому что я ему запретила. Но только для того, чтобы он нарушил этот запрет. И тогда я ему устроила бы скандал, а потом мы бы помирились.
– Насколько жаркое вы планировали примирение? – не унимался ведущий.
– Такое жаркое, чтобы зародилась новая звезда. И вся наша вселенная озарилась бы светом надежды.
Дружный умиленный вздох.
– Но он был верен себе и оставался Олегом Петровичем до конца, а я уже смирилась с ролью Зинаиды. Ведь жизнь долгая, ещё успеем наверстать, ведь не завтра же конец света.
Опять идиотские смешки в зале.
– А потом он потерялся. А потом пришел конец всему.
– Вот так злой рок играет с человеком, – присев на край дивана и покачивая ножкой, прокомментировал ведущий, – лишь только великая трагедия может открыть глаза на великую глупость. Скажите, Зина, если бы вы вновь увидели своего мужа, что бы вы ему сказали?
Зинаида замялась, не находя ответа.
– Я бы…, – только собралась она ответить на вопрос, как ведущий тут же прервал ее.
– И у вас сейчас появится шанс сказать вашему мужу все, что вы о нем думаете. Встречайте, Олег Петрович – муж Зинаиды.
Бурные аплодисменты. Кто-то поднес свечу к лицу Олега Петровича. Зинаида увидела мужа и замерла, не в силах вымолвить ни слова.
– Я был дураком. Подкаблучником, слюнтяем, тем, над кем потешаются коллеги, и за глаза презирают друзья. Мне дано было великое терпение, и я злоупотребил этим даром, отгородившись им от бед и ненастий, которые приходят вместе со страстью, желанием и гордостью. Но без всего этого нет жизни. Я не мог поверить в то, что все поправимо, и на месте разбитого, обязательно возникнет что-то новое. Да, я был обычным трусом, который променял непредсказуемую жизнь, порой тяжелую, мерзкую, непонятную, но такую интересную, на склеп, где все известно и предсказуемо. Мертвецы останутся мертвецами, а холодный гранит унесет в вечность даты твоей жизни, и всего пару строк напишут о тебе никчёмном на надгробии. Да, я был зомби. Я был мертв, но воскрес ли – судить не мне. Но знаю лишь одно. Зина, я пришел за тобой, потому что все, что мне надо – это ты. Я заберу тебя, даже если ты будешь сопротивляться, брыкаться и кусаться. Ты нужна мне, а я постараюсь быть нужным тебе. Не бойся проклятого инфо-глиста, я накормлю его своими приключениями, ведь мне есть что тебе сказать. Пускай он питается нашими будущими историями, пускай он заберёт всю нашу память, но оставит нас друг для друга.
Всего это Олег Петрович не сказал, а просто молча вышел из студии.