Авторское название: Харбин
Предыдущую главу читайте здесь.
Утром Михаил Капитонович проснулся тяжёлый и хмурый. Он сел на кровати и спустил ноги. Мысли медленно восстанавливались и с трудом протягивали мостики к прошедшему, но по большей части растворялись в похмельной муторности. Одна мысль держалась, как рыба на тонкой леске, — сегодня приезжает Элеонора.
Но это не радовало.
Михаил Капитонович сидел и смотрел на свои босые ноги и свисающие на пол завязки кальсон. Он считал обиды: во-первых, он не знает, когда приходит поезд; во-вторых, он не знает, откуда приходит поезд; в-третьих, он вообще ничего не знает; а в-четвертых, если сложить всё предыдущее, то получается, что он должен сидеть дома и поджидать, когда прибежит посыльный из гостиницы и сообщит, что Элеонора его ждёт. И что выходит, думал Михаил Капитонович, а выходит то, что он тоже, как посыльный на эстафете, только в обратную сторону: из гостиницы прибегают к нему, передают палочку, и он с этой палочкой бежит в гостиницу, туда, где его в качестве приза ждёт Элеонора. Правда идея, что «Элеонора в качестве приза», ему нравилась.
Он глядел на свои ноги, шевелил пальцами, потом с силой сжал, потом со всей силы сжался весь, всем телом, сделал «Хр-р-р!», плюнул в угол и расслабился.
Он огляделся. То, что он видел перед собой, можно было назвать одним словом — убожество! Железная кровать, плоский вылежанный матрац со скомканной, уже желтоватой простынёй и расплющенная подушка. Хозяин квартиры оставил круглый обеденный стол, два стула, комод с выдвижными ящиками, а три гвоздя для одежды в дверь со стороны комнаты он вбил сам. С того дня, как он здесь живёт, он один раз прошёлся по полам веником, о существовании которого и не знал бы, если бы не фронт и не денщики.
А здесь он сам себе денщик.
Он встал и пошёл мыться в раковине на маленькой кухоньке, в которой вдвоём было не развернуться. Вернулся с мыслью, что надо как-то изменить жизнь, и тут же понял, что никогда бы об этом не подумал, если бы не Элеонора. Он остановился. В углах и вдоль плинтусов комками «перекати-поля» лежала пыль. Пыль лежала везде, но на тусклых поверхностях старой мебели её не было видно. Он подошёл к комоду и взял фотографическую карточку в бронзовой рамке под стеклом. На ней была изображена вся компания во время венчания Георгия Вяземского. Он протёр стекло рукавом и понял, что нижнюю рубашку пора стирать.
«Тьфу, чёрт! — выругался он. — Надо кого-нибудь позвать, чтобы убрались… И скорее на воздух!» В голову стали пробираться предательские воспоминания о родительском доме в Омске, об уютной с младшим братом комнатке, но дверь перед этими воспоминаниями он захлопнул.
«Попрошу Мироныча, он здесь всех знает, пускай горничную найдёт!»
Когда Михаил Капитонович вышел на улицу и посмотрел на часы, то удивился — ещё было без четверти девять, и он подумал: «Это отлично, успею на «кукушку», а там Мироныч!»
И он свистнул извозчику.
Мироныч оказался в курсе всего, что сегодня должно было произойти.
— Ты, ваше благородие, туда не лезь. Драка будет большая, к ней все заранее готовились, на этот счёт у них договор имеется…
Сорокин удивлённо слушал.
— Они часто друг дружку задирают, это уж не первый раз! Одне однех подстерегают, и начинается молотиловка… А тут недели две назад мушкеты напали на малолеток, так старшие им не простили, и сегодня будет… Ты понял?..
Сорокин кивнул.
— Тама встанет полиция в гражданском платье и мы… И ты — ежли пожелаешь! Только в ограду не входи, а следи, кто куда побежит, а потом мы с тобой справченцию накатаем… для начальства… Особо гляди, ежли кто ножи будет выбрасывать.
— Ты сказал, назначено, на сколько? — спросил Сорокин.
— Аккурат через двадцать минут! Ты ежели туда напрямки, так даже пёхом успеешь. С собой не возьму!
Сорокин посмотрел на часы — значит, драка намечена на десять.
Михаил Капитонович пошёл к городскому саду напрямую по Новоторговой. Шёл и думал: «В десять встану на точку… — Он вспомнил, что в этом месте бандит Огурцов ранил ножом следователя Иванова, и вздохнул. — Драка будет минут пятнадцать—двадцать, значит, в половину одиннадцатого уже буду свободен. Что дальше?»
Что дальше, он пока не знал. Вдруг он вздрогнул оттого, что где-то далеко ударил благовест. Он повертел головой, вокруг не было ни одной церкви, только строящаяся София, но ещё без звонниц, с большим деревянным крестом на воротах и маленьким колоколом на заборе.
Михаил Капитонович вспомнил: «Сегодня же праздник, Сретенье!»
Он на секунду замер и перекрестился.
Около ограды городского сада он увидел молодых людей. Кто это был, мушкетёры или советские комсомольцы, понять было трудно. Несмотря на предостережение Мироныча, он пошёл в сад. Около ворот, по правую и по левую стороны сидели два нищих старика. Он не обратил на них внимания, но, когда проходил, они его окликнули, сначала справа, потом слева. Он всмотрелся — это были Моня и Ноня. Михаил Капитонович остановился в нерешительности, к кому первому подойти, но они, не вставая с колен, подползли сами. Он замешкался и полез в карман, вытащил деньги и стал отсчитывать купюры.
— Что с вами, куда вы пропали? — спросил он их.
Первым заговорил Моня.
Или Ноня.
— Мы, вашбро… не «куда» пропали, а вовсе пропали! Без покойного Ильи Михайловича, земля ему пухом, нам тама делать было неча, всё одно погнали бы, а так сидим, вот, на хлеб хватает! А вы шли ба отседа, а то, не ровён час, накостыляют! Сёдня тута будет… не приведи господь! — говорил один, а другой вздыхал, но вставить слово в речь первого у него не получалось.
— Ты, вашбро… — он всё-таки вставил, — свечку бы ему… в честь праздничка-то!
— Вот! Держите! — Сорокин подал несколько купюр, старики, не вставая с колен, стали кланяться и расползаться по своим местам, и он им вслед сказал: — Вы бы тоже свечки поставили, и выпейте, чтобы было уважаемому Илье Михайловичу царствие небесное!
В самом центре городского сада возвышался насыпной холм, и лежали доски и брёвна, по всему было видно, что здесь будет какая-то стройка, скорее всего деревянная эстрада.
Сорокин огляделся, с двух сторон сходились молодые люди. Он решил, что не стоит нарушать предостережения Мироныча, и пошёл к воротам. Когда подошёл, то услышал за спиной гул. От ворот до насыпного холма было метров сто, и оттуда слышалось нечто похожее на топот кавалерийской атаки, он обернулся, под холмом копошилась серая масса.
«Началось!» — подумал он, вышел из ворот и встал на противоположном углу, на пересечении Новоторговой и Коммерческой. Ни Мироныча, ни полиции он не увидел, Моня и Ноня тоже исчезли. Сорокин посмотрел на часы, было ровно десять. Он закурил. Через пять минут мимо прогрохотали две полицейские кареты и одна скорой помощи. Они неслись по Новоторговой из центра, завернули налево и остановились около ворот. Из полицейских карет выпрыгнули человек двадцать в гражданском платье и разошлись вдоль ограды.
«Значит, не разнимать! — подумал Сорокин. — А что? Выносить?»
Гул в городском саду продолжался минут около десяти, а по прошествии через ворота по двое, по трое, ведя под руки избитых и раненых, стали выходить дравшиеся. Их хватали и сортировали: избитых в карету скорой, остальных в полицейские. Сорокин посмотрел на часы, было десять часов пятнадцать минут.
«Быстро управились! Ладно, для «справченции» хватит, остальное узнаю в управлении и… наверное, Мироныч что-то скажет!»
Мироныч вывернулся, как чёрт из табакерки.
— Всё! — сказал он запыхавшись. — Кончили! Троих подрезали, но вроде не до смерти! И ещё нескольких дубьём… Узнал кого-нибудь?
— Нет, — ответил Сорокин, — никого. Так, серая масса. Я даже не понял, кто есть кто!
— После разберёмся! На сегодня — шабáш! Пойдем, что ли, по рюмке, за победу-то? — хохотнул Мироныч.
— Нет, Мироныч! У меня сегодня другие дела…
— Ладно! Ты только в управление загляни, не сегодня, так завтра, справченцию-т, донесение, всё одно — писать! А дела твои — амурные, как же, как же!
Михаил Капитонович уже не удивлялся всезнанию главного городского филёра, хотя, чёрт его знает, а может, просто угадал Мироныч, как говорится, попал в точку. Он отдал ему дубликат ключа от своей квартиры и объяснил просьбу относительно горничной.
— Будет тебе, Михаил Капитоныч, горнишная! — сказал Мироныч, подмигнул и состроил мину, такую же, как тогда, когда увидел Сорокина под руку с Элеонорой.
«Старый греховодник!» — хмыкнул Сорокин.
Элеонора посмотрела на часы, стрелки показывали 10 часов 20 минут.
Поезд Пекин—Москва только что переехал через Сунгари, миновав станцию Сунгари-2. Через полтора часа он пустит пары у перрона харбинского вокзала. Вдруг она заметила, что у неё подрагивают пальцы, она поджала локти и посмотрела на соседку напротив. Соседка села в поезд вместе с ней в Пекине, русская, жена работника генерального консульства СССР, её звали Лидия Бронеславовна, и они сразу разговорились. Когда Элеонора узнала, что Лидочка — так её звал муж, когда, провожая на пекинском вокзале, затаскивал большие чемоданы и уталкивал на полки и под полки, — гражданка СССР, то некоторое время не могла решить, что она ей расскажет о себе. Лидочка оказалась болтушкой, и Элеонора рассказала всё. Лидию Брониславовну это нисколько не смутило. Полтора года назад она кончила Восточный факультет Ленинградского государственного университета, вышла замуж за сокурсника, выпускника того же факультета, они вместе изучали китайский язык и безумно любили друг друга и Китай. Сейчас Лидочка была на третьем месяце беременности и возвращалась в Ленинград к маме и папе рожать. Она была очень милая — подвитая блондинка, и губки вишенкой. Ещё над верхней губой справа у неё сияла привлекательная, похожая на мушку родинка. С китайцами в вагоне, соседями по купе, Лидочка не говорила, она с ними болтала. Элеонору поражала скорость её речи и стопроцентное понимание разнящихся между собою китайских диалектов. В этом же вагоне ехал китайский торговец из Шанхая, Элеонора познакомилась с ним третьего дня в поезде Шанхай—Пекин. Господин Су говорил на шанхайском диалекте, который отличался от пекинского, как другой язык, но Лидочке было всё равно, поэтому господин Су пришёл от Лидочки в восторг. Из-за этого их купе стало местом паломничества всего вагона, соседи заходили, выходили, сидели и болтали на трёх языках: русском, китайском и английском. В какой-то момент Элеонора даже загрустила, когда вспомнила, как в 19-м она с русскими мучилась в обозе, добираясь из Омска в Маньчжурию.
— Ну что, Норочка, — произнесла Лидочка, — нам скоро прощаться?
Элеонора пожалась, как от холода, и грустно кивнула.
— Я вам адрес напишу, и, когда вы будете в Пекине или в Ленинграде, вы заходите, не стесняйтесь. Мой папа давно не был в Лондоне, и будет рад поговорить на английском языке, и мама тоже. И Володечка будет очень рад увидеть вас в Пекине, его обещали из драгоманов перевести в пресс-атташе. Он мечтает стать журналистом.
Элеонора кивнула, она встала, взялась поднять полку, в этот момент в купе заглянул господин Су, увидел, что Элеонора пытается сама достать из-под полки чемодан, и помог. До Харбина оставался час. Чтобы не мешать, Лидочка вышла в коридор.
Элеонора была очень недовольна своей поездкой. Причин было две: в каждом консульстве Великобритании, куда бы она ни приходила, что в Пекине, что в Кантоне, что в Шанхае, её непременно ожидало письмо от Сэма, их набралось пять! А пресс-служба временного президента Китая Сунь Ятсена никуда, несмотря на аккредитацию, её не пустила, кроме официальных приёмов. На фронты, на места боевых действий она так и не попала. Ей давали сводки, но чутьём опытного человека — всё-таки она прошла всю Гражданскую войну в России — она чувствовала, что сводки написаны специально для неё, то есть от правды всё это было далеко. Поэтому её корреспонденции в газету получались сухие и без красок. И если бы не несколько источников из числа английских коммерсантов, она ничего бы не поняла в той катавасии, которая заварилась между китайскими политическими лидерами и генералами.
Единственное, что в какой-то степени компенсировало это недовольство, было знакомство с попутчицей.
Она посмотрела на часы, стрелки показывали 11 часов ровно.
Михаил Капитонович зашёл в холл гостиницы «Модерн». Он хотел узнать у портье, на какое время заказан номер для Элеоноры Боули. Однако из этого ничего не получилось, потому что заселялась труппа гастролировавшего по Китаю симфонического оркестра. В холле стояла толпа, и портье жестами показал, что он не может уделить ни одной секунды. Михаил Капитонович вышел и стал думать. Он остановился рядом с парадным подъездом, время подумать имелось.
Железнодорожное расписание он выяснил ещё вчера: поезд из Шанхая прибывал вечером, и его злило, что он не знает, откуда она приезжает — из Кантона, из Шанхая, из Пекина, кстати, пекинский поезд прибудет через сорок минут; из Мукдена или ещё чёрт-те откуда. В какой-то момент пришла мысль дойти до редакции Ивáнова, почему-то он был уверен, что тот поедет встречать Элеонору, благо до Биржевой недалеко.
Вокруг жила Китайская, центральная улица района Пристань, вся опутанная проводами, в несколько этажей висевшими на стоявших через каждые двадцать шагов столбах.
Провода тянулись на уровне вторых этажей высоких зданий и напоминали густые росчерки по бумаге простым карандашом, и за ними с трудом просматривались окна. Дома на Китайской строили самые красивые, потому что здесь жили самые богатые люди города. По этой улице почти не бегали рикши, так тесно было от автомобилей. Он задержался взглядом на доме напротив очень красивом четырёхэтажном здании с зеркальными витринами в магазинах первого и второго этажей. Вход в дом был с угла с двумя совсем даже не по-китайски рельефными кариатидами, поддерживающими округлый балкон с шикарной балюстрадой, и над ним маленький балкончик в четвёртом этаже с полуциркульной резной дверью и богатой лепниной. Над всем этим высился большой купол, и на нём ещё один маленький с коротким шпилем.
Дом японского торговца Мацууры, и весь город так его и называл — дом Мацууры.
Михаил Капитонович смотрел и невольно вспомнил фотографии и рисованные иллюстрации Лондона. Он понимал, что это большая натяжка — сравнивать, но дом Мацууры напомнил ему собор Святого Павла. «Только Биг-Бен в Харбине не построили… ещё!» — с улыбкой подумал он и пошёл дальше. В редакцию к Ивáнову ему надо было на противоположную сторону, глядя на дом, он шагнул и наткнулся на сидевшего на раскладном стульчике художника перед мольбертом… пришлось извиняться.
«Чёрт! Помешал человеку!» — подумал Михаил Капитонович и вспомнил Штина.
Он сошёл с тротуара, и чуть было не попал под автомобиль. Клаксон загудел, автомобиль вильнул в сторону и проехал от встречного автомобиля в миллиметре; оба загудели, и шофера стали крутить друг другу и ему пальцами у виска. По этому поводу остановились лихачи и заржали, не хуже своих рысаков.
Сорокин отражался в витринах. Он был хорошо одет, и ему уже не нужно было в магазины, но он понимал, что если зайдёт, то в конце улицы выйдет одетым не хуже, чем в Париже. А как в Харбине шили китайские и еврейские портные? А какие были вкусные рестораны, а дамы, которые наплывали на Сорокина и которых он обгонял! Тонкая шерсть пальто, изящные ботики, чернобурки и рыжие лисы на плечах, сумочки! Это же сколько надо было убить нильских крокодилов и амазонских питонов, чтобы обеспечить харбинских красавиц кожей для сумочек и туфель? Михаилу Капитоновичу даже пришла в голову мысль пожалеть бедных животных, но он представил себе, как зашипят на него харбинские красавицы. «Серпентарий!» — возникло в его голове слово, и он решил пожалеть себя.
Невольно любуясь городом, сухим и солнечным, кутаясь от ветра в меховой воротник и пожимая пальцы в кожаных на меху перчатках, Михаил Капитонович дошёл до трёхэтажного доходного дома, где располагалась редакция информационного агентства Ивáнова «Дина», и опешил — около подъезда стоял Всеволод Никанорович и разговаривал с Ремизовым. Сорокин остановился. До Ивáнова и Ремизова было шагов двадцать, и Сорокин встал за телеграфный столб. Он увидел, как они раскланялись, Ремизов уехал в коляске на месте кучера, а Ивáнов махнул рикше. Старый, тощий рикша подбежал легко, но Михаил Капитонович с замиранием сердца подумал, каково тому будет, когда сядет огромный Ивáнов. Всеволод Никанорович взгромоздился, рикша упёрся, стронул коляску и побежал, Михаил Капитонович даже ахнул — легко. Ивáнов поехал в центр. Тут Сорокина осенило — до прихода пекинского поезда оставалось пятнадцать минут. Он свистнул, подъехал лихач, и он толкнул его в спину: «Вокзал!»
На привокзальную площадь они приехали одновременно. Сорокин соскочил, он увидел, что Ивáнов полез в карман пальто и достал бумажку, похожую на телеграмму, и позавидовал, наверняка в этой телеграмме Элеонора указала больше, чем ему: и о том, в каком она приезжает поезде, и даже в каком вагоне. Пригодились навыки Мироныча, Сорокин проследовал за Ивáновым прямо на перрон, увидел, как Элеонора спускается по ступенькам вагона и кому-то прощально машет рукой. Он проследил её и Ивáнова до самого извозчика, подтолкнул плечом носильщика с багажом Элеоноры, чтобы тот не плёлся и не отстал, и услышал, как Ивáнов приказал кучеру: «Модерн»!»
Михаил Капитонович остановился и стал думать, что ему делать дальше. Ответ оказался прост — ничего. Ему больше ничего не оставалось, как возвратиться домой и ждать. Не мог же он закапризничать, хотя и был зол и обижен. Он прикинул, скорее всего, Элеонора пришлёт посыльного не раньше часов шести, значит, до этого времени он должен будет сидеть дома. «Ну, нет! — вдруг подумал он. — Пойду-ка я в управление! Если что, посыльный оставит записку!» В это время ударили колокола. «Сретенье! — снова вспомнил Сорокин, посмотрел вокруг и увидел, как начали креститься извозчики и ломовики на привокзальной площади, их лица светились радостью. — Вот память-то! Надо зайти в церковь, но сначала в управление!» Но в управление он не пошёл, а пошёл на «кукушку».
Мироныч сидел в одиночестве и курил возле открытого шкалика. Сорокин испугался, но Мироныч его успокоил:
— Ничё, ваше благородие, ты не дрефь, сёдни всё в порядке, просто с устатку я! Как на фатере-то твоей, прибрались?
— Не знаю, пока не дошёл!
— Опять на Ремизова нарвался? Ох и доиграется он, Номура ему на хвоста плотно сел! Да и хрен с им, я в ихние игры больше ни-ни…
— А как в саду-то?
— А сдали всех, кого прихватили! Сейчас сидят, ждут! Там поножовщина была, так Макакин повесил её на этих, как их, комосольцев, красных…
— Комсомольцев, — поправил Сорокин. Кроме «комосольцев» у Мироныча было плохо с китайскими фамилиями, и Макакиным он называл Ма Кэпина.
— И хрен с ими, слышь, чё говорю, резали мушкеты, а повесили на этих… Однако шьют им только уголовщину, так што тебе заботы нету, только донесение надоть оформить, и всё, и все дела! Пойдешь к Макакину?
Сорокин этого ещё не решил, он посмотрел на часы, было час пополудни.
— А ещё новость! Там до смерти изуродовали двух стариков, нищих, так никто опознать не может! Чё делать, тоже никто не знает, закопают как неопознанных.
— Скажи, чтобы их освидетельствовал Мигдисов, знаешь тюремного доктора?
— Как же, кто ж его не знает? А што? Он здесь при чём?
— Ты только скажи ему!
Михаил Капитонович вышел на воздух.
«Чёрт! — подумал он и вспомнил свои переживания полгода назад. — Увеличивается харбинский список-то!»
Сегодня в праздник для этого было не самое подходящее время, но он поставил две свечки за упокой Мони и Нони в соборе Святителя Николая.
Ровно в шесть часов вечера к нему в дверь постучали.
«Посыльный!» — подумал он и пошёл открывать. На пороге стояла Элеонора.
«Секретно.
Экз. един.
АГЕНТУРНОЕ СООБЩЕНИЕ
Источник сообщает, что по полученным данным от лидера «Союза мушкетеров» Барышникова, во время церковного праздника Сретенье, 15 февраля с.г., группировка белой молодежи, называющая себя мушкетерами, спровоцировала крупную драку со старшеклассниками совшколы. Провокация заключалась в том, что за две недели до этого несколько мушкетеров осуществили нападение и избиение учащихся младших классов, после чего была назначена т.н. договорная драка. В результате один мушкетер и двое старшеклассников совшколы получили легкие ранения. У мушкетеров были ножи. Были ли ножи у совучащихся, достоверно установить, пока не удалось. Городским управлением полиции вся вина за драку возлагается на совучащихся. Против двоих из них открыты уголовные дела. Пока достоверно не установлена доля инициативы данной драки со стороны совучащихся.
«Барс».
18 февраля 1926 г.»
Евгений Анташкевич. Редактировал Bond Voyage.
Все главы романа читайте здесь.
======================================================
Дамы и Господа! Если публикация понравилась, не забудьте поставить автору лайк и написать комментарий. Он старался для вас, порадуйте его тоже. Если есть друг или знакомый, не забудьте ему отправить ссылку. Спасибо за внимание.
Подписывайтесь на канал. С нами интересно!
======================================================