Вопрос, где жить после свадьбы, Марину и Михаила не волновал. Об этом заранее позаботились родители девушки, купив квартиру для дочки в строящемся доме. К тому времени, когда Марина собралась замуж, дом уже был сдан в эксплуатацию, а ремонт уже делали все вместе.
Миша клал ламинат и штукатурил стены; тесть облагораживал санузел, тёща выносила мусор, а Марина клеила обои и заказывала мебель. Алла Борисовна, готовящаяся к роли свекрови, тоже принимала участие в совместном мероприятии, ходя из угла в угол и раздавая направо и налево ценные указания.
— Могла бы и твоя мама чем-нибудь помочь, — шёпотом негодовала Марина, с трудом сдерживая раздражение после нравоучений будущей свекрови.
— Ты же знаешь, милая, — отвечал Михаил тоже чуть слышно, — у моей мамы здоровье не позволяет делать тяжёлую работу.
— А путаться под ногами с утра до вечера она почему-то совершенно не устаёт! Лучше бы тогда сидела у себя дома.
— Солнышко, мама же волнуется: вдруг мы что-то не так сделаем. А ей со стороны виднее, она и предостеречь может и совет дать по поводу ремонта.
— То-то мы в её советах нуждаемся, — пробормотала себе под нос девушка, не желая портить отношения с женихом.
— Мишуля, — позвала Алла Борисовна сына, — заканчивай работу, нам обедать пора.
— Я скоро заканчиваю, мама, подожди немного, — отозвался Михаил.
— Не забывай, что у меня больной желудок, и мне необходимо питаться по времени. Я уже и так чувствую себя неважно.
— Миш, иди, я сам доделаю, — вмешался тесть.
— Спасибо, Семён Семёнович, — обрадованно поблагодарил Миша, вытирая руки влажной салфеткой. — Я после обеда сразу же вернусь.
— Ты главное не торопись, — вставила тёща, — а то и себе желудок испортишь.
Михаил вышел вслед за матерью. Через неплотно закрытую дверь послышался её недовольный голос:
— Вкалываешь тут, вкалываешь, а ещё неизвестно, будешь в “ихней” квартире жить или нет. Они люди ушлые, попользуются тобой, а потом свадьбу отменят.
— Прекрати, мама, — ответил сын, прикрывая дверь, — ты зря себя накручиваешь. Они хорошие люди.
— Слышали, всё-таки зять нас хорошими людьми считает, — засмеялась Зоя Ивановна. — Это радует.
— Я не понимаю, папа, — вздохнула Марина, — зачем ты Мишу отпустил. Пусть бы сначала свою работу закончил.
— Ты уж прости, дочь, но сил у меня больше не осталось, твою будущую родственницу терпеть. Думал, что вот-вот сорвусь, наговорю ей чего не следует. А без Мишки твоего она вряд ли бы ушла.
— А я вот думаю, — произнесла Зоя Ивановна, — какое это вредное провидение заставило нас купить тебе, Маришка, квартиру в доме прямо напротив твоей свекрови?
— Я и сама об этом думала. Миша-то обрадовался, что будем жить рядом с его мамой, сможем часто к ней в гости ходить. А я вот с ужасом представляю, что мне её каждый день терпеть придётся.
— Да уж, сватья женщина со странностями. Ты, дочь, главное, сразу поставь рамки, чтобы она в вашу семью не лезла, а то потом от неё вообще не избавишься, — Семён Семёнович после ухода новоявленной родственницы быстро доделывал работу. — Всегда можешь выставить её за дверь, ведь квартира целиком и полностью твоя. Она ни копейки в неё не вложила.
***
На свадьбе Алла Борисовна долго и душещипательно говорила о том, как ей тяжело было растить сына в одиночку и как болезненно теперь с ним расставаться, отдавая его другой женщине. После её речей Марина чувствовала себя не в своей тарелке. Создавалось впечатление, что она выходит замуж не за её сына, а, как минимум, уводит из семьи любимого мужа и единственного кормильца.
После свадьбы молодые вселились в свежеотремонтированную квартиру. То, что свекровь бывает у них дома в её отсутствие, Марина поняла сразу. Михаил работал по скользящему графику и часто находился дома один. Сначала Марина заметила, что кто-то рылся в её нижнем белье. Это её даже развеселило. Она представила, как свекровь, рассматривает её трусы и лифчики, прикладывая их к своей мощной фигуре.
— Может быть она стазу побежала в магазин, чтобы себе такое же, как у тебя, бельё купить, — засмеялась Зоя Ивановна после того, как дочь поделилась с ней своими наблюдениями.
— Так и представляю Аллу Борисовну в стрингах! — прыснула от смеха Марина.
В следующий раз она не обнаружила на кухне кастрюлю, в которой собиралась сварить суп. Обыскав все полки, она обратилась к мужу. Михаил потупился и признался, что мама приходила и на время одолжила кастрюлю.
— Понимаешь, солнышко, мама захотела нас пловом побаловать, а у неё ни одной подходящей кастрюли нет. Вот она и попросила нашу посудину, — смущенно сказал муж.
— А в чём она раньше готовила? — возмутилась Марина.
— У неё вся посуда старая, ещё времён СССР, в ней нормально не приготовишь, — возмущённо ответил Миша. — Жалко тебе что ли? Она же для нас старается.
— Не жалко, — вздохнула девушка. И правда, чего это она расстроилась? Алла Борисовна хочет им сделать приятное. Потом вернёт кастрюлю вместе с пловом. Марина уговаривала себя, но всё равно почему-то было неприятно. Набор дорогой посуды подарили на свадьбу её родители, и ей не хотелось ни на день с ним расставаться. Но скандалить из-за какой-то, пусть и очень дорогой, кастрюли тоже не хотелось.
Правда, ни на следующий день, ни в какой-либо другой ни плова, ни кастрюли они так и не дождались. Затем постепенно с их кухни исчез сотейник, а также ещё две кастрюли, сковорода, пароварка, миска, и маленький ковшичек, в котором Марина варила утром кашу. Исчезновение ковшика стало последней каплей.
— Миша, я, конечно, всё понимаю! — едва сдерживая гнев, завела она разговор с мужем. — Но всему есть предел. Купи своей матери, наконец, нормальную посуду, если ей не в чем готовить. А мою сегодня же принеси обратно. Мы что, должны готовить в ведре?
— Конечно-конечно, — согласился муж, — только давай я завтра решу этот вопрос. Мама сказала, что сегодня у неё большая готовка.
— Интересно знать, кому это она наготавливает столько еды, что заняла всю мою посуду? — недовольно проворчала Марина.
— Не злись, солнышко. Оставим этот вопрос на завтра, а сегодня у нас есть чем заняться, — Миша обнял жену, покрывая её шею и грудь поцелуями.
Назавтра Марина бежала с работы, в надежде увидеть на своей кухне посуду. Но кухня была по-прежнему пуста. Миша сделал виноватое лицо и сообщил, что мама пока не может отдать посуду, потому как она вся занята.
— Ну это уже совсем наглость! — сорвалась на крик девушка. — Она, значит, без разрешения умыкнула мою посуду, а я должна есть одну сухомятку?!
— Милая, — ласково проговорил Михаил, обнимая разгорячённую жену, — не стоит накручивать себя из-за мелочей. Если для тебя так важна какая-то посуда, то мы можем пойти в магазин и купить новую, а та пускай останется у мамы.
— Это мне одной важна эта посуда?! — не унималась жена. — Не ты ли недавно сам жаловался, что у нас давно не было нормального ужина? И почему, скажи на милость, я должна пользоваться какой-то дешёвой посудой, когда мои родители лично для меня, а не для Аллы Борисовны, купили этот набор?
— Не думал, Марина, что ты можешь закатить истерику из-за каких-то там кастрюль. Видимо, я не очень хорошо узнал тебя до свадьбы.
Марина задохнулась от возмущения. Мало того, что свекровь практически обокрала её, так ещё и муж занял сторону матери.
— Из-за каких-то?! Да ты знаешь, сколько они стоят? Раз ты такой добрый, вот и купил бы своей матери новый набор посуды. А моим родителям эти, как ты выразился, "какие-то кастрюльки" обошлись в целое состояние. Хорошо вы со своей мамочкой устроились! Губа-то не дура! Алла Борисовна сразу поняла, что это дорогая посуда, вот и присвоила!
— Не ожидал от тебя подобных упрёков, — обиженно произнёс муж и, отвернувшись вышел из комнаты. — Если тебе совесть позволит, то иди сама и забирай у пожилого человека свою вшивую посуду.
В знак протеста Марина легла спать на кухонном диване, а утром отправилась к свекрови. Алла Борисовна открыла дверь и с нехотя пропустила невестку в прихожую. Потом, нацепив на себя маску добродушия, мягко спросила:
— Мариночка, что-то случилось?
— А вы сами не догадываетесь? — пошла в наступление девушка.
— Боже, — всплеснула руками свекровь, — неужели с твоими родителями что-то? Почему же ты по телефону мне сразу не позвонила?
— Можете не притворяться! Я пришла за своей посудой.
— Ах да, конечно. Как это я сразу не догадалась? — Алла Борисовна всплеснула руками. — Я бы и сама завтра тебе всё вернула, зря ты сегодня засуетилась.
— Я вашими завтраками сыта по горло! Вы должны отдать мою посуду немедленно!
— Ой, Мариночка, сегодня никак не получится. Всё-всё занято! Я же хотела в благодарность за посудку вам пирожков напечь и пловчик сготовить. Так что ты иди домой, а я завтра сама вам всё принесу вместе с гостинцами.
— Нет! — резко ответила девушка, пытаясь протиснуться мимо свекрови. — Я уже сыта вашими обещаниями. Отдавайте мою посуду немедленно. Можете прямо с тем, что в них наложено!
— Нет-нет! Я так не привыкла! Я не позволю хозяйничать в моём доме! — женщина перегородила невестке проход на кухню.
— А ну-ка, покажите мне мои кастрюли! — приказала Марина, отодвигая свекровь в сторону. — Уж не продали-ли вы их кому-нибудь?
Алла Борисовна покрылась красными пятнами и, закатив глаза, завопила:
— Ой, убивают! Спасите! Помогите! Я полицию вызову! — и начала сползать вниз по стене.
— Вам скорую вызвать? — испугалась Марина.
— Не нужна мне твоя скорая, просто оставь меня в покое, а то привлеку тебя за нападение!
— Короче так, — рявкнула невестка, поняв, что свекровь просто устроила спектакль, — завтра чтобы мои кастрюли были у меня! Или отдавайте полную стоимость за них.
Марина назвала сумму, которую та должна была вернуть.
— Мало того, что ты сына у меня украла, так ещё и ободрать хочешь, как липку?! — завопила свекровь. — Мы в твоей квартире весь ремонт сделали, а ты, неблагодарная, какую-то кастрюлю пожалела! Пошла вон отсюда!
Марина вернулась домой, где при входе её ждал разъярённый муж:
— Что ты устроила моей матери?! Кто позволил тебе её оскорблять? Немедленно позвони и извинись!
— Извиниться? За что? — опешила Марина.
— За то, что обругала её и толкнула! Мама еле-еле до кровати дошла, чуть сознание не потеряла.
— Знаешь что, Миша, — Марина устало опустилась на стул, — ты иди к своей мамочке, а то вдруг из-за повышенной наглости её и на самом деле удар хватит.
Девушка несколько минут выслушивала обвинения мужа, потом встала и, глядя ему в глаза, равнодушно произнесла:
— И можешь не возвращаться.