Бруно Оя

"Биография Бруно Оя — это реа­лизация его разносторонних способ­ностей. Реализация не во имя само­утверждения, не ради желания доказать себе и другим, что ты спо­собен еще и на это. В нем самом есть широта, доброта и душевная щедрость".

Читаем статью, опубликованную в 1972 году:

"Иногда природа бывает удиви­тельно щедрой. Одного человека она одаривает так полно, отпускает на его долю столько разных способ­ностей и талантов, что ему ничего не остается, как проявлять себя сна­чала в одной области, потом в дру­гой, в третьей. Такому человеку трудно остановиться на чем-нибудь одном. Про него можно подумать: разбрасывается, а можно предполо­жить: ищет себя.

Бруно Оя учился в Тартуском университете на медицинском фа­культете, играл в сборной баскет­больной команде СССР, работал по­лотером, грузчиком, был полиров­щиком на рижском заводе ВЭФ. Живя в Риге, Бруно Оя выступал эа сборную Латвии по водному поло и баскетболу.

Но это еще далеко не все. Это та сторона биографии Бруно Оя, что не связана с искусством. А ведь одно­временно со всем этим он занимает­ся пантомимой, увлекается пением, музыкой. Когда Бруно был ребен­ком, его пять лет учил игре на рояле эстонский композитор Капп. Будучи уже взрослым, Бруно Оя пел, играл в джазе на контрабасе и на гитаре. В общей сложности около десяти лет он работал в разных орке­страх — от ресторанных до оркестра радио и телевидения. В настоящее время Бруно Оя широко известен и в Советском Союзе, и в социали­стических странах как эстрадный певец.

И наконец — кино. Что позволило Бруно Оя, никогда специально не учившемуся актерскому искусству, завоевать любовь и признание зри­телей на экране?

Что позволило ему своим Бронюсом Локисом из кино­фильма «Никто не хотел умирать» вызвать к жизни слова Анджея Вай­ды: «Бруно Оя оказался в этой картине мастером мирового клас­са»? — Все та же богатейшая при­родная одаренность.

Биография Бруно Оя — это реа­лизация его разносторонних способ­ностей. Реализация не во имя само­утверждения, не ради желания доказать себе и другим, что ты спо­собен еще и на это. В нем самом есть широта, доброта и душевная щедрость.

Нужна была врожденная органич­ность, большая внутренняя и внеш­няя раскованность, чтобы, нигде не учась тайнам актерской профессии, повести себя так непринужденно и естественно перед объективом кино­аппарата. Но для того, чтобы в тече­ние первых четырех лет работы в кино создать образ Бронюса Локиса, нужно было иметь врожденный актерский талант.

До фильма «Никто не хотел уми­рать» Бруно Оя снимали много и довольно охотно. Снимали его от­личную спортивную фигуру, любова­лись пластикой, свободой движений, обыгрывали высокий рост. Артист переиграл много элегантных ино­странцев — и положительных, и отрицательных. Рассказывают, что ког­да в павильонах киностудий появ­лялся Бруно Оя, там радовались: не надо будет теперь мучиться, подби­рая актеров на роли шпионов.

Среди ролей и эпизодов, пере­игранных артистом до Бронюса, бы­ли и проходные, мало запомнив­шиеся зрителям. Но были и такие, где актер обращал на себя внима­ние не только примечательной внеш­ностью, броской фактурой, а и до­стоверным, органичным поведением на экране. После некоторых из этих фильмов зритель проникался не­вольным сочувствием к актеру. Воз­никало ощущение, что актер явно способен на большее, чем добросо­вестно просуществовать на экране в неблагодарной роли иностранного шпиона, о котором с первых же мо­ментов его появления в фильме на­ша разведка знает все. В такое поло­жение попадал его атташе Бинкль из кинофильма «Выстрел в тумане».

Вроде бы внешне Бинкль — Оя не обнаруживал какой-то особой нера­дивости, профессиональной непри­годности. Он был элегантен, строг, сосредоточен на деле. Но по воле автора фильма за его шпионской «Домик в дюнах» деятельностью на территории СССР советские контрразведчики не толь­ко следили, но и непрерывно снима­ли недозволенные действия атташе на кинопленку. А Бинкль вынужден был при этом самодовольно заяв­лять: «Я не слепой, я вижу, что за мной никто не следит». Такого рода уязвимость психологических моти­вировок в поведении героя самым печальным образом сказывалась на качестве фильма, ставила актера в нелепое, двусмысленное положение.

В не менее печальное положение попадал актер в фильме режиссера М. Чиаурели «Генерал и маргарит­ки». Бруно Оя играл в нем простого польского парня Владека Леховского, бывшего летчика, по воле не­лепой случайности оказавшегося по­сле второй мировой войны в эмигра­ции. По сюжету фильма Владек за границей очень бедствует, не имеет ни работы, ни крова, ночует на пля­же, укрывается газетами.

Здесь же на пляже Владек встречается с де­вушкой Зосей, тоже польской эми­гранткой. Молодые люди влюбляют­ся. Вскоре Владек понимает, что те­перь ему необходимы деньги. Зоею нужно вытаскивать из бара, где ее работа — это «немножко акробатики и немножко раздевания». Тогда Вла­дек в отчаянии произносит: «Я ду­шу продам дьяволу, а тебя вырву отсюда». «Дьявол» не заставляет себя ждать. Он посылает Владека в составе экипажа самолета на таинст­венное задание.

По ходу дела выясняется, что Владек оказался ма­рионеткой в руках оголтелых мили­таристов. Самолет, на котором летит Владек, должен сбросить на Совет­ский Союз атомную бомбу. Поняв все это, Владек Леховский предпри­нимает героические усилия и пред­отвращает третью мировую войну. Мир на земле спасен ценой гибели Владека.

Жесткая и мелодраматичная схе­ма фильма «Генерал и маргаритки» зажала актера в свои крепкие тиски. Начинавший тогда свою работу в кино актер сумел все же кое в чем преодолеть прямолинейность сце­нарной основы. Его герой не про­сто демонстрировал великолепные внешние данные — хотя авторы этого бьющего на эффект фильма поста­рались выжать из фактуры актера максимум возможного. Бруно Оя показал и душевность, и обаяние, и лиричность Владека. Но было видно, что актер способен на большее...

Фильм режиссера Витаутаса Жа­лакявичуса «Никто не хотел умирать» обнаружил истинные возможности актера. До роли Бронюса многие считали, что талант Бруно Оя в кино по-настоящему еще не раскрылся. И все же, наверное, даже самые большие оптимисты, самые добро­желательные поклонники артиста не ожидали, что полная сила актерско­го таланта Бруно Оя — так велика.

Уже наступил май 1945 года, от­празднована победа. Но в Прибал­тике, в Литве, не перестают звучать выстрелы. В лесу засели национали­сты. Они продолжают войну с Со­ветской властью.

В небольшой литовской деревне убит уже пятый по счету председа­тель. У него остались жена и чет­веро сыновей. Старшего из них Бронюса Локиса играет Бруно Оя. Бронюс — Оя — сама воля, вы­держка и справедливость. Легко и одновременно по-хозяйски уверен­но двигается Бронюс, шагает по де­довской, отцовской, наконец, его собственной родной литовской зем­ле. Всем надоела война. Крестьяне хотят спокойно пахать, сеять, сни­мать урожай, а не обзаводиться оружием, которое раздает им Бронюс. Никто не хочет умирать. Навое­вался и сам Бронюс Локис. Ему вполне хватает ран, полученных на войне. Ему достаточно гибели отца, у него нет никакого желания самому ложиться рядом с убитым отцом или хоронить подле него своих братьев.

Но есть логика жизни, логика исто­рии, которая вынуждает взяться за оружие, хотя, кажется, нет уже на это никаких физических и моральных сил.

Логика эта обязывает стрелять в своих же, в литовцев, которых и без того осталось на земле совсем не­много. Бронюс Локис понимает же­лезную неотвратимость этой логики и весь ее трагизм лучше других. Потому-то в его движениях уверен­ность, а в лице — суровая сосредо­точенность.

Засевшие в лесу бандиты, их таин­ственный главарь Домовой интере­суют не только Бронюса — солдата и стратега, но и Бронюса-человека. Он хочет понять загадку Домового: что ему нужно и на что он, загнан­ный в лес, рассчитывает. Бронюс спрашивает об этом как бы невзна­чай, а на деле пытливо, заинтересо­ванно деревенского святого Юозопаса. «А может, он надеется, что на­род про него песни сложит», — объясняет поведение Домового Юозопас. «Грустные это будут пес­ни», — с болью роняет Бронюс.

И вот судьба сводит Бронюса с Домовым в жестокой, смертельной перестрелке. Оказывается, святой Юозопас и возглавляющий бандит­ский налет на деревню человек в старой форме литовского офице­ра — это одно и то же лицо. Это и есть Домовой.

Они встретились один на один. Встретились, чтобы неумолимая за­кономерность жизни оставила в жи­вых лишь одного из них. Бронюс успевает выстрелить первым. «Ты не знаешь, какая боль.. . Не знаешь»,— медленно произносит, глядя прямо в глаза старшего Локиса, смертель­но раненный им Домовой. «Не знаю», — соглашается Бронюс — Оя и отворачивается. Он знает очень сильную боль, его часто мучает про­стреленный на войне позвоночник. Но какая она, эта боль, бывает перед смертью — действительно не знает. И главное, не хочет знать сам и не хочет, чтобы с его помощью узна­вали об этом другие. Но у жизни и истории своя логика. . .

Бой окончен. Бандиты выбиты из села. Убит их главарь Домовой. Тело Бронюса медленно, безжизненно оседает на землю. Бронюс приваливается спиной к врытой в землю жердине, запрокидывает голову. На какой-то момент мы в замешатель­стве: может, и его убили или ранили? Но нет, Бронюс жив. Он устал, он опустошен боем и своим последним выстрелом в этом бою — по Домо­вому. В этот момент для Бронюса наступает звенящая тишина, режис­сер отключает звук. Бронюс плохо понимает, что происходит вокруг. Медленным, почти бессмысленным взглядом обводит он стоящих по­близости людей, своих односельчан. Что это с ними? Почему они тут толпятся? Почему их лица искажены гримасами? И тут к Бронюсу возвра­щается ясность сознания, а в фильм возвращается звук. Оказывается, односельчане громко, даже чуть истерично — это разрядка от недав­него напряжения боя — хохочут, используя благодарно подвернув­шийся повод.

Глядя на них, улыбается и Бронюс. В глазах артиста, в его улыбке по­является в этот момент что-то трога­тельное, детски безоблачное. Он устал, но сделал все, что от него по­требовалось, сделал все, что он мог, и, может быть, даже больше, чем мог. Этот огромный мужественный человек, храбрый суровый солдат сейчас беспомощен, как ребенок. И так же, как ребенок, счастлив. Да, он счастлив, несмотря ни на что, счастлив потому, что вдруг понял: ведь этот бой был последним. Те­перь уже никого не надо будет уби­вать, и умирать тоже никому не при­дется.

Значительность работы Бруно Оя в фильме Жалакявичуса неотделима от значительности всего фильма в целом, удостоенного в 1967 году Го­сударственной премии.

Через несколько лет после Бро­нюса в польском фильме «Волчье эхо» Оя сыграл роль Петрика Слотвины. «Мой герой в «Волчьем эхе», — рассказывает актер, — био­графически несколько напоминает Бронюса из фильма «Никто не хотел умирать». ...

Да, действительно оба фильма сходны по материалу, можно уви­деть биографическое сходство в Петрике и Бронюсе. Но все-таки и в фильмах, и в героях, сыгранных Оя, гораздо больше разного. Не­смотря на общность биографий, не­возможно сравнивать, потому что они существуют в абсолютно раз­ных, по своему жанровому реше­нию противоположных фильмах.

Фильм «Волчье эхо» — откровен­но приключенческий. Его жанровая родословная восходит к вестерну. То, что именно Бруно Оя играет главную роль в таком фильме, мож­но только приветствовать. Кому же, если не ему, с его спортивной био­графией, фактурой и пластикой сни­маться в нем.

Герой Бруно Оя смел и удачлив. Он, как и полагается ему по «штату», то есть по жанру — в воде не тонет, в огне не горит. Кажется, что в сме­лом, удачливом, внутренне свобод­ном Петрике Слотвине есть что-то идущее от человеческой индиви­дуальности самого актера, от его жизненной биографии.

Петрику Слотвине скучно жить, когда нет приключений, когда его на каждом шагу не подстерегает опас­ность. Поэтому он сам ставит перед собой очень трудные, почти невы­полнимые задачи... и сам их выпол­няет. Петрик один, почти без чьей- либо помощи, обезвреживает целую банду националистов, захвативших милицейский пост.

В фильме, в соответствии с его жанром, масса засад, перестрелок, скачек, погонь. Петрик часто попа­дает в опаснейшие положения. Но чем они труднее и опаснее, тем большего восхищения удостаивает­ся герой, обязательно находящий выход из любого безвыходного по­ложения.

Правда, иногда режиссеру фильма «Волчье эхо» А. Сцибор- Рыльскому изменяет чувство меры, временами у него пропадает ощу­щение жанра. Но, по счастью, чув­ство меры и ощущение жанра не пропадает у самого актера. Бруно Оя не разрешает себе «засерьёзить», утяжелить свою роль, увлечь­ся не свойственным приключенче­скому фильму излишним психоло­гизмом.

Было бы очень обидно, если бы Бруно Оя на протяжении всей своей кинобиографии так ни разу и не снялся в подобной картине. Но бу­дет еще обиднее, если актер с воз­можностями, какие он обнаружил в фильме «Никто не хотел умирать», впредь станет сниматься лишь в кар­тинах типа «Волчье эхо». Фильм «Никто не хотел умирать» открыл нам в Бруно Оя актера большой психологической глубины. И зритель ждет теперь новых доказательств щедрой актерской одаренности Бру­но Оя" (Тимченко, 1972).

(Тимченко М. Бруно Оя // Актеры советского кино. Вып. 8. Л.: Искусство, 1972).