Рина Зеленая

"Почти с полной уверенностью мож­но сказать, что нет у нас человека, который не знал бы Рины Зеленой. Бабушки, тетушки, мамы и папы, дети всех возрастов отличают ее из всех артистов и безошибочно узнают. Чаще всего — по голосу. Людям оказалось важно и ценно, что и как говорит актриса".

Читаем статью, опубликованную в 1971 году:

"Программа, с которой много лет она выступала на эстраде, называлась «Для больших о маленьких». Как это свойственно истинному художнику, актриса создавала на глазах у зрите­лей целый мир детских образов, ха­рактеров, индивидуальностей. И каж­дый раз это оказывалось миром осо­бым, ни на что не похожим. Однако в чем же его единственность, уникаль­ность? Почему «детский голос» Рины Зеленой приносит не только радость и удовольствие, но заставляет взросло­го вслушаться и часто — серьезно по­думать о самом себе.

Актриса проникла в веселый, озор­ной, интересный мир — это так, но это лишь одна сторона дела, что на­зывается «для сердца». А «для ума» — открытие замечательных эстетиче­ских возможностей. «Детскость» срод­ни басенности. Наивность и непосред­ственность не более чем умилительны, если за ними не стоит в искусстве высо­кая степень откровения.

Ответственность «слова от ребен­ка» усугубляется тем, что здесь всегда есть опасность несоблюдения грани, меры, а никто ведь не пропустит ма­лейшей неточности, потому что вся­кая фальшь искажает смысл и уводит от истины. Слышал кто-нибудь пустое подражание младенцу в детской речи Рины Зеленой? Никогда: подделка — явление не художественное. К тому же, зачем бы ей выступать от имени детей, если бы она не верила своим героям и не уважала их?..

Ее искусство и для самих маленьких. Артистка их учит. Предполагается, что дети добры. Это надо развивать. ...Ведь куда-то девается эта доброта, ищи-свищи ее потом. Не­обходим также и юмор. К себе осо­бенно.

Знаменитый польский воспитатель Януш Корчак так интересно жил, что сумел навсегда остаться ребенком, и потому ему все удавалось в мире де­тей. Иначе этот человек и не пред­ставлял себе педагогов. Он был бы доволен Риной Зеленой.

С детской темой Рина Зеленая ни­когда не расстается. Но эстрада не единственный вид творчества, в кото­ром может, хочет и любит работать эта удивительная актриса.

Кино. Рина Зеленая снимается не так уж много, но давно: тридцать с лишком лет. С чего начать? Хотя бы с замечания о возрасте ее героинь: молодым — к тридцати, не меньше, старшим — за пятьдесят. Однако вгля­дитесь, прислушайтесь... И очень ско­ро вы откроете в них нечто не ушед­шее детское. Нив коем случае не оди­наковое. Нельзя сказать, что все изо­браженные Риной Зеленой женщины были приятные особы...

Одна из самых первых киноролей Рины Зеленой — домработница Ариша в «Подкидыше». Фильм сняли в 1940 год/. Картин тогда выходило мало, каждую смотрели по многу раз. «Под­кидыш» был очень популярен, да его и сейчас при случае смотрят с удо­вольствием.

История совсем простая: безо вся­кого злого умысла, играючи, ушла из дому маленькая девочка Наташа, за­мечательно симпатичный и общитель­ный ребенок. Ушла — и не оказалась одна в большом городе: люди не толь­ко уделяют ей внимание, но и выра­жают всяческий интерес. Кроме воспи­тательницы из детского сада один только благоразумный Муля считает, что нужно найти родителей девочки, и отдать ее (ответом ему было, как мы все помним, знаменитое «Муля, не нер­вируй меня»). Остальные больше оза­бочены тем, как бы это исхитриться и оставить Наташу у себя. Все деятель­ны, активны, неутомимы. День для На­таши — один из лучших. Надо отдать ей справедливость — Наташа умеет радоваться теплу, солнцу, летнему дождю, людям, кошке, воздушным ша­рам...

А у Арины свои заботы. Она и знать не знает, что ребенок потерялся. Она за сметаной пошла и вообще «должна быть сегодня выходная. Почему я должна быть выходная после выход­ного? Я тоже хочу быть выходная в выходной...». В скверике, где другие няньки следят за детишками, Арине уютно и приятно, и очень тут к месту развить свои взгляды на справедли­вость в точности, как второклас­сник, который почти что за обиду счи­тает требование выучить урок. Такое качество, как ограниченность, ведь не приобретается с годами, но лишь про­является по-разному в разном возрасте и положении.

Образ Арины — не карикатура, ско­рее шарж. Артистка не бичует, не изо­бличает. Смеется? Да. Но и жалеет. Действительно, жаль человека, лишен­ного каких-то важных для жизни спо­собностей. Арине и в голову не при­ходит проникнуться чужой заботой: не то чтобы она уж очень хлопотала о себе — нет, эгоизм ей тоже не свойствен, просто круг ее представлений о жизни среди людей замыкается на ка­жущейся необходимости оправдать свое неучастие в общем деле.

Талант Рины Зеленой не сатириче­ский в чистом виде. Можно говорить о незлобивости, о доброжелательно­сти актрисы к своим героиням, и тем не менее в ней нет и тени благодушества. Более всего близки ее персонажи к зощенковским, и ее отношение к ним тоже сродни его желанию высмеять мещанство. Обостренная восприимчи­вость к жизни, обнаженность собствен­ной души останавливают художников от глумления над «людишками», по­тому что они все-таки живые, потому что они мучаются, а о мелкости своей они ведь не догадываются.

Можно назвать героев Рины Зеле­ной — и маленькими, и пустыми, и в чем-то уродливыми, но главное то, что в них нет значительности. Мы встречаем таких людей, в них не за что ухватиться, не на что опереться. Потому, наверное, актрисе так важна Деталь, штрих, подробность.

Посмотрим на Арину. Как блестяще нарисована ее оболочка. В полуспор­тивном, полунарядном свитерке и тем­ной длинной юбке — да Арина скром­ница!
Но и не без кокетства: воротни­чок наружу, и ожерелье есть, и челочка на лоб. А взгляд? Глаза, говорят, вы­дают в человеке даже то, что он хотел бы скрыть. Но Арина ничего скры­вать не собирается, и мы в полное свое удовольствие (или, напротив, с опаской) можем наблюдать эдакое про­казливое всеведение на ее лице. Такая Арина на все ответит, все «объяснит». Правда, слов у нее маловато, ничего — она и этими обойдется.

Рядом с подобными «персонажами» ничья жизнь, конечно, не улучшится, но что толку брюзжать и морализиро­вать, тем более что склонность к «по­учениям» именно их свойство. В вы­сказываниях этих людей очень часто внешне все правильно, бывает, на слух и не воспринимается убогость их содержания, и потому всегда есть опас­ность, что те, с кем ты воюешь, как раз и запишут тебя в свой лагерь. Но вот юмор — это для мещан чужое, ино­родное, но они его могут и услышать. Нечего и останавливаться на том, что это одна из задач Рины Зеленой. И в этом, должно быть, вера актрисы в действенность своего искусства.

Среди ролей, сыгранных Риной Зе­леной, есть образы и несколько иного плана, в них главное — какая-то не­согласованность, что ли, со временем. На это ведь тоже смешно смотреть. Но, улыбнувшись, хорошо если вы обернетесь к себе и найдете для них толику теплоты и участия.

...То ли городу Одессе повезло, что в нем жили и работали хорошие писа­тели, поэты, музыканты, то ли это, наоборот, им посчастливилось родить­ся здесь или попасть в этот удивитель­ный мир — никому доподлинно не­известно. Но как бы там ни было, каждый человек, мало-мальски знако­мый с искусством, на глазах светлеет, если ему напомнить об Одессе. Осо­бой известностью и любовью пользует­ся романтический дух этого города первых послеоктябрьских лет.

Об Эдуарде Багрицком, а больше о том времени, снял Борис Барнет в 1956 году фильм «Поэт». Герой — здесь его зовут Николай Тарасов — молодой, красивый и очень современ­ный. Его играет Сергей Дворецкий. А Рине Зеленой дана была роль неболь­шая, из тех, о которых говорят— про­ходная. Много не успеешь, конечно, сделать в двух-трех коротких эпизо­дах. Но. некоторым всё же удается. Дама-поэтесса складывает дамские же стихи в высоком стиле о любви и ро­зах. И даже на фоне общей экспансив­ности, в атмосфере знаменитой легко­сти, юмора и пестроты, ее повышен­ный тон, восторженность выглядят нелепо и смешно. Дама-поэтесса вос­принимается почти как ископаемое, вместе со своей «розовой» темой. «Что ж, и посмейтесь — как бы говорит Рина Зеленая. — Только не станет ли жизнь чуть беднее и серее, если мы это ископаемое — на свалку». Позднее, в контрразведке Тарасова допраши­вал белый офицер, давно знакомый герою поэт, серьезный и отнюдь не бездарный, оказавшийся врагом. А с экзальтированной дамочкой Тарасов выступал на первомайской демонстра­ции перед рабочими.

Эту героиню актриса сыграла еще раз. В фильме «Дайте жалобную кни­гу». Дамочку звали иначе, и была она не поэтесса, а певица в кафе, таком же старомодном и обветшалом, как она сама. Из кафе выкинули всякую рухлядь,- помыли его, почистили, — и на новой эстраде никто уже не увидел жалкой певички, чуть-чуть смешной со своими притязаниями на искусство. И хотя теперь здесь стало лучше, хо­рошо стало, все же нет-нет и вспом­нишь трогательную фигурку в «рос­кошном» платье и совсем уж вроде никудышнюю, а ведь щемящую в ис­полнении ненужной артистки песенку про то, что «нам с тобою, милый мой, семнадцать лет, семнадцать весен...».

Когда появляется на экране Рина Зеленая — что-то особенное происхо­дит в зале. Особенное вовсе не по силе реакции — никто не вскакивает с ме­ста. Просто все объединяются радо­стью узнавания и тем зарядом челове­ческой теплоты, который непременно приносит с собой актриса. Этим и объясняется, почему эпизоды Рины Зе­леной не теряются ни в какой ситуа­ции.

В рецензиях на фильм «Каин XVIII» всегда говорилось о том, какие извест­ные актеры в нем участвуют. Имя Рины Зеленой никогда не пропуска­
лось, хоть роль ее была важна ровно постольку, поскольку у Евгения Швар­ца вообще пустых персонажей или реплик не бывает.

Гувернантка принцессы Милады плохо говорит на языке своей воспи­танницы: во-первых, коверкает слова и перевирает их значение; во-вторых, обладает весьма незначительным их запасом. В основном — вариации на тему «нельзя», «не разрешается», «ва­ша мама не велела»... С блеском испол­нить это профессиональной актрисе, конечно, ничего не стоит, но вот инто­нация, интонация не заботливой няньки, не мегеры-наставницы даже, а ин­тересующейся любовными приключе­ниями Милады убогой кумушки-сплет­ницы — это уже дело Рины Зеленой. Вот мадемуазель высунулась из окна едва ли не дальше принцессы, а вот она высматривает музыкантов с не­меньшим нетерпением, чем Милада.

Рина Зеленая не даст зрителю про­пустить ни одного жеста, ни одного взгляда своей героини — все важно, все проявляет характер. Актриса сме­ется, но, кажется, всегда помнит, что убожество должно вызвать еще и со­чувствие. Сожаления достойно то, что
очень уж нескладная случилась у гу­вернантки судьба. В конце истории вы­ясняется, что гувернантка лучше, чем язык, изучила другое: ей хорошо из­вестно, например, что полагается пен­сия... а она так устала. Кажется, сей­час Рина Зеленая ее пожалеет, и мы готовы на это, но не тут-то было: ни малейшим изменением интонации не добавит она человечности своей ге­роине, ни одна морщинка не станет мягче на лице старой мадемуазель — лучше бы научилась быть человеком.

Хочу напомнить выражение, кото­рым иногда оценивают степень удачи артиста: концертное исполнение; кон­цертное как отличное от обыкновен­ного. Вот это и будет определением кинематографических работ Рины Зе­леной. Мастерство эстрадной актрисы, которая не позволит себе минуты рас­слабленности перед зрителем, прихо­дит с нею и на экран. Поразительны ее мимика и пластика. Она живет в своих образах так естественно и свободно, как может быть свободен только ребе­нок. Умение сохранить эту меру в искус­стве и отличает большого художника.

В 1965 году Рине Зеленой предло­жили большую роль — мадам Жубер в фильме «Иностранка» (до чего обид­но, что никто там не оказался вровень с мадам Жубер). Актриса уезжала на съемки в Одессу счастливая, радост­ная, исполненная надежд и планов. Все причастные к будущему фильму люди не могли не видеть и схематич­ности, и поверхностности, и какой-то заурядности замысла. Знала это и Рина Зеленая, знала, но — хотела сыграть. Сценарий сыроват — не беда, многое можно исправить, придумать на ме­сте пригнать.

Она и придумала. В том, что мадам Жубер — интересный, живой и привле­кательный тип, сказался и писатель­ский и актерский талант Рины Зеленой.

Мадам Жубер прибыла с внучкой Мадлен на туристском корабле из Франции в Одессу на один день. За внучкой мадам Жубер не уследила: девчонка сбежала. Мадам подняла на ноги и перевернула весь пароход, но тщетно. Остается выволочить на пирс багаж, сесть сверху и заявить: «С ме­ста не сойду, пока не умру, а умру я не скоро». И нет того чтобы плюхнуть­ся на чемодан в изнеможении от уста­лости и отчаяния — ничего похожего, во взгляде мадам скорее удивление: уж как она-то, она, да не сумела нач­ти этой глупой девчонки. И самая малость восхищения: дескать, моя внучка.

Несколькими часами раньше бабка водила Мадлен «в свой дом» и пока­зала тополь, на который взбиралась в свое время, а чтоб ее оттуда снять, однажды отцу пришлось даже вызвать пожарную команду. Не было такого горького сожаления в глазах, когда мадам объяснили, что денег за дом от Советской власти ей не получить, как тогда, когда она не нашла на месте тополя.

Так и движется фильм, нет, наше внимание к нему — от одной сцены с Риной Зеленой к другой, от одного появления ее на экране к другому. Актриса не спасла картины, она была автором не произведения, только лишь своей роли, которая и удалась не­зависимо и вне связи со всем остальным.

В «Подкидыше» актриса была со­автором Агнии Барто. Они вместе пи­сали сценарий. Так что образ домра­ботницы Арины создавался ею с са­мого начала, от замысла и до воплоще­ния. К следующим ролям тоже, бывало, прикасалось ее перо. И если Рине Зе­леной не приходилось «переписывать» Шварца (роль гувернантки в «Каине XVIII». и Нади в «Сказке о потерянном времени») или Олешу (играя тетушку Ганимед в «Трех толстяках»), то в дру­гих ролях, кажется, иногда узнаешь ее собственные слова, слышишь, что это говорит она сама.

Мне привелось встретиться с Риной Зеленой. К ней домой, в Большой Ха­ритоньевский, я пришла поговорить и узнать что-нибудь для этого очерка. Но Рина Васильевна не стала расска­зывать о себе, удивилась этой моей просьбе. Разговор наш, естественно, перешел на детей. Рина Васильевна достала большую папку каких-то ли­сточков с ребячьими каракулями, на­чала их читать и комментировать— совершенно серьезно, «своим голо­сом».

На этих листочках ученики первых- вторых классов отвечали на вопрос, «чего бы я хотел и чего бы я не хо­тел». Тут были и мороженое, и воздуш­ные шары, и полет на Луну, отличные отметки и здоровье близких, всегда лето, чтобы купаться, всегда зима, чтобы кататься на санках... наконец, попалось такое: «хочу разбить окно, хочу много денег, хочу, чтобы никого не было, кроме меня». Рина Васильевна подняла глаза и сказала: «Вы не думайте, из всех это один такой чело­век», — она как бы защищала детей от подозрения в жестокости и недоброте.

...«Время волшебников прошло. По всей вероятности, их никогда и не было на самом деле. Все это выдумки и сказки для совсем маленьких детей. Просто некоторые фокусники умели так ловко обманывать всяких зевак, что этих фокусников принимали за колдунов и волшебников», — вы, ко­нечно, узнали начало «Трех толстя­ков» и, конечно, помните, что самое большое желание Юрия Олеши заклю­чалось в том, чтобы ему не поверили. И на самом деле верить не нужно — мир давно бы рухнул, если бы это было так.

Можно даже назвать — без подготовки, сразу — имена известных фокусников и волшебников. И одной из первых надо вспомнить заслужен­ную артистку РСФСР Рину Зеленую. С удовольствием, радостью, пусть это и не открытие, а всем извест­ный факт, я хочу повторить, что она — актриса редкого, уникаль­ного дарования и человек необыкно­венной доброты, сердечности — и строгости. Признаться, писать о ней было не просто: вроде бы зна­ешь многое из того, что она сде­лала, иногда казалось, что наконец поняла, в чем же ее секрет, бы­вали моменты, когда «ключ» как будто попадал в руки. Но — по­смотришь еще раз знакомую до мель­чайшего штриха роль, послушаешь старую пластинку с ее «детским голосом» — и вся концепция тут же разрушается, выясняется, что «ключ» — от лукавого, а Рина Васильевна — чудо, которое на самом деле не так уж обыкновенно" (Иванова, 1971).

(Иванова В. Рина Зеленая // Актеры советского кино. Вып. 7. М.: Искусство, 1971: 83-93).