Тонди. ОБМО.
Дежурный по КПП долго с кем-то созванивался, разыскивая дежурного по батальону. Оказалась, что помимо ОБМО в этом городке дислоцируется полностью развернутый мотострелковый полк имени Матросова (того самого героя, закрывшего собой амбразуру и служившего в этом полку во время войны), штаб дивизии и еще какие-то подразделения. Вскоре за мной прибыл сопровождающий солдат и проводил меня к моему новому месту службы. Городок оказался достаточно большим, чем-то напомнивший мне училище, как по размерам, так и по красным казармам. В моём понимании ОБМО достаточно большая часть, ни как не меньший, чем батальон связи или топогеодезический отряд. Поэтому, когда мы зашли в небольшую казарму и оказалось, что батальон занимает лишь её половину, мне стало ясно - это часть сокращенного состава с минимумом солдат и офицеров.
Мою догадку полностью подтвердил заспанный прапорщик, дежурный по батальоны, любезно предоставивший мне для сна кровать дежурного, которая располагалась в кабинете начальника штаба в той же казарме. Такое решение я видел впервые. Видя моё недоумение, словоохотливый прапорщик объяснил мне, что оружия в батальоне нет вообще и служба здесь "не бей лежачего", То есть я мог спокойно спать на кровати дежурного, не рискуя быть побитым. Сам же дежурный отправился досыпать домой, (он проживал рядом), передав мне бразды правления спящим личным составом. Оставшись в одиночестве, я посмотрел на доску документации дежурного и с интересом отметил, что командиром ОБМО является подполковник Штилерман М. Б. И если инициалы можно трактовать по-разному, то вот фамилия явно указывала уж никак не на уроженца Средней Азии или республик Закавказья, а скорее на моего соплеменника.
С утра я под пристальным взглядом и шушуканьем солдат принял комплекс водных процедур и принялся одеваться в парадную форму для представления комбату. В самый разгар облачения в помещение буквально влетел всклокоченный капитан и, подав мне на ходу руку, представился Василием. После опустошения пары стаканов воды из графина, капитан Василий заинтересовался моей персоной. Я объяснил ему, что прибыл для дальнейшего прохождения службы и жду командира для представления. Оказалось: Василий - начальник штаба. Что он сейчас за командира, что "парадку" надевать не надо и можно считать, что я уже представился. Проверять меня на знание положений Наставления по автомобильной службе он не стал-не Дыба. В этот момент он мне напомнил того самого капитана, принимавшего у меня станции в Хайратоне ровно 5 лет назад.
Кабинет начал заполняться прибывающими на службу немногочисленными офицерами и прапорщиками батальона. Причем они входили как-то уж совсем бесцеремонно, словно в прорабскую какого - то СМУ No5. После короткого совещания мы приступили с Василием (капитаном Климовым) к конкретике. Мы оказались ровесниками, правда, он учился 4 года и в другом училище. Комбат находился на сессии в нашей Шатунно-поршневой академии тыла и транспорта, в которой учился заочно. А служить мне предстоит командиром 1 - го взвода единственной роты батальона, которая была тоже сокращенного состава. Чуть позже я познакомился с командиром роты капитаном Логиновым и командиром 2-го взвода - молодым лейтенантом, полгода назад окончившим училище (фамилию его я не вспомню). К тому моменту я уже шесть с половиной лет был офицером и в вопросах службы разбирался (хотя, собака, как принято выражаться, еще была не съедена, видимо от части, из - за того, что я не поклонник кухни Юго-восточной Азии). И оптимизма этого лейтенанта по поводу "непыльной" службы в этом ОБМО я не разделял. Ну не век же ему быть взводным здесь! От безделья наступает профессиональная деградация и последующая служба в более боевой части может стать проблематичной. Его дальнейшей судьбы я не знаю.
До меня взводом командовал лейтенант Андрей Моткин, и его так же в данный момент не было в части. Андрей был родом из Ульяновска (как же часто мне приходилось уже упоминать этот город! ). Его отец был командиром транспортного Ил-76, того самого, который при посадке в Армении потерпел катастрофу в октябре 1989 г. Там проклятое место: в декабре 1988 г. там же вошел в гору при посадке военный транспортник с десантниками. Погибли 77 человек. Андрей находился не то в стадии увольнения, не то переводился служить в Ульяновский гарнизон. я уже не помню, и мы виделись всего два раза. Да и принимать то особо нечего было: во взводе служило "полтора землекопа" и было, по-моему, не более 10 единиц техники на хранении.
Естественно, возник вопрос моего размещения. Не мог же я всегда быть дежурным по части! На пентхаус я, естественно, не претендовал, но где то надо же было обосноваться, хотя бы на первое время. Оказалось, что у Андрея была комната в общежитии, но на неё претендовал сверхсрочник из полка, и чтобы не устраивать тендер, Вася оперативно организовать заселение. Тем более Моткин еще не забрал вещи.
Общежитие располагалось на территории городка и все называли его "Крейсер" И оно тоже "не принадлежало к лучшим зданиям Старгорода" (с) и по своему устройству напоминало общежитие имени монаха Бертольда Шварца из «12 стульев». Когда-то в этом здании, видимо, размешался склад конской упряжи. Но с нарастанием проблемы жилья в Вооруженных Силах его решили переоборудовать в общежитие: перегородили пространство стенками из кирпича и соорудили печи. На первом этаже были туалеты и умывальники, а кухни, как в коммуналках, не предусматривались. Благо рядом была столовая Военторга.
И вот я оказался в своей комнатёнке, похожей на коморку Папы Карло. Жилплощадь поражала своей миниатюрностью. У меня не было рулетки, но и без замера можно было определить, что её площадь была не более восьми квадратных метра. Если бы в тот момент рядом со мной был Остап Бендер, то он бы непременно заметил по аналогии с романом: "А что? Приличная кубатура для Таллина". Убранство тоже не поражало взор своим качеством и количеством: та же кровать типа А, небольшой стол, стул далеко не гамбсовской работы, электроплитка с открытой спиралью, примитивный телевизор, старый двухстворчатый шкаф, минимальных размеров холодильник, внутри которого господствовал запах разложения тела повесившейся мыши, и тумбочка, в которой хранился минимальный набор посуды. Для полного счастья не хватало очага, нарисованного на холсте, и золотого ключика на связке. Интересно, что окно представляло собой лишь половину нормального оконного проема и упиралось в примыкающую межкомнатную стену. Вторая половина была в соседней коморке.
Сняв шинель, я тут же почувствовал, что в жилище очень свежо и сыро. Топить печь мне не привыкать, но оказалось, что в каморке лишь её часть без топки. Помня свой опыт поиска туалета в Цесисе, я решил не паниковать и посмотреть в коридоре. Но там меня ждало разочарование. Судя по ящику с углем у соседней двери, топка находилась у соседей, и я становился зависим от их тепловых предпочтений. Коридор угнетал своей захламленностью всяким барахлом и старой мебелью. Я бы не удивился, если бы вдруг среди всего этого великолепия показались бы спешащие на аукцион за стульями товарищи: Бендер О. И. и Воробьянинов И. М.! Первые дни моего проживания в этой милой каюте "Крейсера" приходилось обогреваться теплом электроплитки, так как соседи отсутствовали, а вламываться в их каморку - каюту для растопки печи я не стал.
В первые же дни мне стало ясно, что придётся как-то решать жилищной вопрос. Привести на эту кубатуру семью невозможно, а жить порознь сложно и в моральном, и в материальном плане, учитывая то, что с работой и детсадом в Цесисе было крайне проблематично. Но вскоре судьба благоволила мне, и вопрос был решен в лучшем виде по состоянию на то время. Помог случай.
Как интересно иногда складываются обстоятельства жизни, когда в них вмешивается Его Величество Случай!
Поезд увозил меня из Цесиса в Таллин, к новому месту службы. Я курил в тамбуре, погруженный в свои мысли, когда с той же целью в него вошёл капитан-лейтенант ВМФ, видимо, продолжавший с попутчиками встречу Нового года в купе того же вагона. Естественно, завязалась беседа на стандартную тему: кто, куда, откуда и с какой целью? Флотский отрекомендовался замом по тылу какой-то части обеспечения военно-морской базы в Таллине и как бы между прочим посетовал на сложности с жильём в гарнизоне. Я прекрасно видел, что он находился в том состоянии, когда все люди кажутся братьями и хочется сеять только доброе и вечное! Во время очередного перекура мой новый знакомый передал мне клочок бумаги с написанным номером телефона и с заверением, что поможет решить квартирный вопрос. Свой смартфон я с собой не захватил, оставив его в следующем столетии, поэтому положил эту бумажку в карман. К подобным жестам, особенно от людей, находящимся в состоянии радости и расслабленности, я отношусь со скептицизмом, зная, что, как правило, такие обещания забываются на следующее утро.
После нескольких дней проживания в коморке, я вспомнил о том предложении и начал искать тот самый клочок бумаги с номером телефона. Но он словно испарился. Пришлось провести основательный досмотр всех своих вещей (вот никак не мог вспомнить, куда её положил, хотя пил в тот день только традиционный железнодорожный чай). Как она оказалась под корочкой удостоверения в обложке, ума не приложу! Следующим этапом чуда явился сам звонок, который от меня несколько дней ждал тот самый попутчик! Мы договорились, что вечером он заедет за мной в Тонди и покажет вариант решения проблемы.
И вот мы входим в пустую квартиру дома на улице Лаэвастику в районе Копли у Рыбного порта. После Цесиской квартиры и каюты Крейсера она казалась огромной: длинный широкий коридор, две приличного размера комнаты, небольшая кухня, свой собственный туалет с раковиной и холодной водой, большая печь (куда без неё) газовая плита с баллоном. Естественный вопрос: а как и на каких условиях можно заселить эти "Царские палаты"? Ответ был одновременно простым и в то же время сложным. Часть, в которой служил мой благодетель, расформировывалась, а эта квартира стояла на балансе и была: не то подпольным казино, не то секретной явкой (в подробности мы не вдавались). Оформлена она была на какого-то мичмана, который давно уволился и уехал, возможно, и не подозревая, что у него есть жилплощадь в столице будущего суверенного государства. Местный ЖЭК не оповещался, (квартира была в обыкновенном жилом доме). Ну, живет там военный, да и Бог с ним, а куда делась часть, им знать не надо.
Условия были таковы: мне даётся расчетная книжка по квартплате, рассказывается легенда, что хозяин мне сдал квартиру, так как перевелся, а на новом месте квартиры нет. (конечно, же, липовый договор найма) и 1000 рублей за такую вот услугу. Конечно же, сегодня я бы поблагодарил человека и откланялся бы. Увы! Жилплощадь стала предметом торговли нечистыми на руку людьми или попросту мошенниками! Но тогда все были наивнее и честнее, как мне кажется. Это я сейчас понимаю, что тот капитан-лейтенант мог быть таким же мошенником, одевшимся в форму. Безусловно, риск был, но все обошлось! Двухэтажный дом тоже не был новостройкой уже лет пятьдесят, но не в плохом состоянии. Любимый вид источника тепла потреблял торфяные брикеты, которые не благоухали ароматами цветения магнолии, но зато являлись очень эффективным топливом.
Квартал был тихим и располагался практически на одной из окраин города, но далековато от Тонди. Рядом, через дорогу был рыбный порт, в который заходили для разгрузки сейнеры и траулеры. Часто по вечерам, с наступлением темноты в дверь стучались какие-то темные личности и предлагали "не задорого" купить целый брикет свежезамороженной рыбы, объясняя свои преимущества низкой ценой из-за отсутствия посредников и торговой наценки. Жители дома покупали товар под давлением таких аргументов, хотя личности по своему виду больше напоминали рядовых советских "несунов" чем топ-менеджеров рыбного флота! В середине февраля я перевез вещи и семью в эту квартиру, и мы вполне прилично устроились. Видимо, пора вернуться в ОБМО.
Командир взвода.
Служилось в ОБМО беспроблемно: никакого дыбизма, ажиотажа и интриг. Техника практически не выезжала, да и как таковых задач материального обеспечения батальон не решал: на складах содержалось все на хранении. Передвижной хлебозавод не перевыполнял план по выпечке и не радовал своим ассортиментом. его только периодически запускали для проверки. Наша задача заключалось в обеспечении сохранности и комплектности закрепленной техники и имущества. Постепенно я отошел от всех потрясений и начал ностальгировать по ежедневной суете автослужбы.
После утреннего развода все неспешно разбредались по объектам и обеспечивали сохранность и комплектность, бесконечно перекуривая и беседуя в ожидании обеда.
Вскоре прибыл, видимо, успешно сдав сессию, комбат. Впервые увидев его перед разводом, я сразу отметил справедливость своих умозаключений: его внешность не вызывала никаких сомнений относительно его национальной принадлежности, да и имя-отчество Марк Борисович очень подходило к фамилии Штилерман. Но это никак не сказывалось на наших взаимоотношениях. Комбат был очень спокойным, я бы даже сказал: флегматичным командиром. По-моему, своей главной задачей он считал: никуда не вылезать и обеспечивать спокойствие себе и подчиненным. Как мне казалось: его очень устраивала должность, позволяющая отсутствовать на месте. Решая свои вопросы. Я как-то поинтересовался: не тяжело ли учиться в Академии, особенно сдавая экзамены, не посещая очные занятия? Ответ был в нашем национальном духе: "Не особо тяжело, но дорого!"
22 февраля 1990 г. мама сообщила, что отчим, которого я всегда называл и считал отцом, находится в безнадежном предсмертном состоянии. У него еще летом обнаружили онкологию в термальной последней стадии, и он медленно угасал. В то время я был на дыбе, и это то же накладывало определенный, не самый приятный отпечаток на общее настроение. У меня не было на руках положенной заверенной телеграммы, но Марк Борисович без лишних вопросов предоставил мне краткосрочный отпуск. Отца я застал живым, но меня он уже не узнавал и практически был в сумеречном состоянии и вскоре скончался на моих глазах. Жутковато и трагично все это было. Наступали тяжелые времена 90-х, а мама оставалась одна с шестнадцатилетней сестрой.
Внезапно моей основной обязанностью и головной болью по службе стал некто рядовой Мисюра из моего взвода. Те, кто имел дело с военнослужащими срочной службы или сам был на такой службе, встречали особый тип солдата, которые были во всех частях, кроме специальных подразделений. Это такие увальни, спящие на ходу, или как говорили: "наложившие в штаны". Они всегда засаленные и грязные, последние на всяких спортивных и прочих мероприятиях, засыпающие на посту и постоянно "недомогающие" тогда, когда предстоят какие то трудности службы в виде полевых выходов. Таких сначала побивают, затем вообще не трогают и относятся как к пустому месту, не доверяя никаких задач, кроме уборки, которую они делают "спустя рукава". Такие тяготятся службой и стараются найти повод досрочно окончить исполнение "Священного долга и почетной обязанности"
Мисюра был ярчайшим представителем такого типа солдат. К своим годам он, по-моему, в совершенстве овладел двумя ремеслами: сытно жрать и сладко спать. Правда, у него было водительское удостоверение, но допускать его к управлению никто не решался. С первых же дней после призыва вся его деятельность была направлена на решения задачи по досрочному окончанию действительной срочной службы. "закосить" по здоровью у него не получилось: его физическому здоровью мог бы позавидовать любой кандидат в отряд космонавтов. Потерпев фиаско в этом предприятии, Мисюра решил пойти другим путем и с завидным постоянством совершал суицид путем повешения своего рыхлого тела. И вот ведь странно: само приготовления и процесс процедуры никто не видел. (думаю что если бы видели, то с удовольствием бы ему подсобили) И что-то у него не ладилось: то верёвка порвется, то виселица не сдюжит ИТП. А вот странгуляционная борозда оставалась.
Все в батальоне были обеспокоены. Мне было понятно, что если вдруг такое произойдет, то это уже будет прямая моя вина. Понижать в должности меня некуда, так что, учитывая историю с Бойко, меня просто уволят по дискредитации. Ну и какое это будет горе для родителей самоубийцы? А резонанс? Помните то время? С гласностью и зачатками нарождающейся демократии появилась такая организация "Комитет солдатских матерей" к которой у меня сложное отношение. Негативность в моём понимании состояла в том, что резко увеличилось количество самовольных оставлений частей. Бойцы, наслушавшиеся бойких мам, при малейшем недоразумении бежали в эти комитеты. А мамы поднимали такую шумиху в СМИ, что их чад попросту по-тихому увольняли. (у меня был конкретный случай в полку). По-моему ум Мисюры хорошо всё это понимал и " надежду юношу питали" что от греха подальше его сбагрят домой к салу, горилке и перине.
Я назначил специально проинструктированного воина, который как тень следовал за потенциальным суицидником, а дежурный по части по ночам лично оберегал его сон и покой. Я же часто до отбоя был в расположении и лично беседовал с Мисюрой. Конечно же, я не рассказывал ему об истории любви Пола и Линды Маккартни, а что - то плёл о необходимости службы и о международной обстановке. А он молчал. Но в его глазах читалась знаменитая фраза: "Вот: ты думаешь, это мне дали пятнадцать суток? Это нам дали пятнадцать суток. А для чего? Чтобы ты вёл среди меня разъяснительную работу, а я рос над собой! ". Но все же проблему надо было решать кардинально, и мой гибридный ум придумал удобоваримый вариант. Я схватил Мисюру в охапку и привел его на прием к приходящему врачу - психиатру в гарнизонный госпиталь. После приема врач пригласил меня в кабинет. Как и все психиатры, этот был, как мне показалось, тоже был немножечко "того" Видимо, сказывается общение с соответствующим контингентом. Я услышал длинный монолог, из которого понял, что Мисюра типичный дебилоид, но не психически больной. Он не вешался, борозду он просто натирал проволокой и лучше его "комиссовать" и тем самым избавить всех от проблем. Для этого необходимо направить его на обследование в окружной госпиталь с направлением и характеристикой. Далее пошло рассуждение: "-Только: не пишите в характеристике, что он понимает и одобряет политику Партии и Правительства". Пауза. « -Хотя возможно, такие вот дебилы эту политику и понимают! ". Мисюру комиссовали. Я сопроводил его домой в Киев и более ничего о нем не знаю. Думаю, что от ярлыка "душевно больного" он избавился и прекрасно зажил. как Емеля на печи.
Жизнь продолжалась, и уже в мае я был восстановлен в должности. Как? Да, почти случайно. https://dzen.ru/a/ZolEBmHMnwKymnMP Часть 1.