Навеяло недавними воспоминаниями.
Когда нам с сестрой озвучили диагноз мамы - рак прямой кишки, мы не сразу и поняли, что с этого момента поменяется полностью жизнь и моя, и мамы.
Пока она была в больнице, дома мы решали, что делать. Ира предлагала ходить к маме утром и вечером, я отмела такое решение сразу. Не могла себе представить, как после операции мама будет справляться сама. Потому мы с Сашей и решили переселиться к ней. И были правы, мама была очень слаба.
Решение было не из лёгких. Однокомнатная квартира. Двое детей, одна из которых новорождëнная, мы с мужем и тяжелобольная мама. Это совсем, совсем не просто. Валюня была беспокойной, много плакала, сказывались тяжёлые роды. Это сильно било по психике мамы. А сделать ничего было нельзя. Ребёнок мал, ему не объяснишь, чтобы замолчал, потому что бабушка больна и ей плохо.
После операции, спустя неделю мы забрали маму домой. Начали постепенно осваивать новую реальность. Жизнь с больным онкологией человеком. Сказать, что было сложно, это ничего не сказать.
Ещё в Саратове нам дали совет оформлять маме инвалидность, сроку жизни ей отпустили максимум три месяца и рекомендовали сразу заявить о необходимости наркотических анальгетиков. В больнице ей уже их применяли, так как боли накрывали не слабые.
Не всё так просто было. На следующий день после того, как мы привезли маму, я пошла в нашу районную поликлинику. Отсидев в очереди к онкологу, зашла в кабинет:
– Здравствуйте, я по поводу мамы, вот выписка, вот рекомендации заведующего отделением.
Врач изучила выписку, посмотрела на меня и спросила:
– А от меня вы чего хотите?
– В Саратове нам сказали, чтобы сразу оформили инвалидность.
Доктор скроила недовольное лицо.
– Вообще-то, надо сначала четыре месяца на больничном пробыть, а только потом на группу оформляться.
– Какие четыре месяца?! Ей сроку отписали три месяца.
– Ничего не знаю, так положено.
Я не стала спорить, развернулась и пошла к главному врачу нашей больницы. Принял он меня сразу, выслушал, спрашивает:
– А в чём проблема, всё в компетенции онколога, пусть оформляет, я распоряжусь.
С разворота побежала назад к врачу.
– Это опять я, главврач сказал, что можете оформлять маму на группу.
Доктора перекосило.
– Я послезавтра в отпуск ухожу, а тут возни с документами…
Вот и причина, по которой не хотели маме инвалидность оформить.
Но мне удалось управиться за эти два дня. Во ВТЭК договорилась с председателем комиссии о надомном освидетельствовании. Приехала милая женщина, очень аккуратно посмотрела маму, вынесла вердикт о том, что да, группа будет. По итогу дали первую. Наркотические анальгетики тоже начали делать, сначала ездила скорая в шесть часов вечера, а потом я сама стала ходить получать их в больнице и колоть самостоятельно, потому что ей нужно было обезболивающее раньше, до шести вечера мама на стену лезла от боли.
Только вот в нужном количестве не было препаратов, поставки в аптеки нарушались, больные люди оставались один на один со своими мучительными болями. Мы как могли старались помочь, кололи сильные обезболивающие препараты, но они были что мëртвому припарка.
Из-за диких болей мама стонала, на что она очень терпеливый человек, но здесь, сдавала позиции. Опухоль у нее была на крестце, поражены метастазами кости, печень, весь кишечник. Лежать было больно невыносимо. А тут еще и Валюшка давала жару, и зубки лезли, и последствия поражения ЦНС. Всё в кучу.
Сквозь сжатые зубы мама только просила :
– Сделай что-нибудь, чтобы она не кричала, я не могу это слышать.
Я металась и не знала, как успокоить обеих. Мама лезла на стену от боли, ребёнок заходился плачем от своих проблем. А еще и Настя была и тоже требовала внимания. Это был свой персональный ад.
Немного выдыхала к вечеру, когда приходил с работы Саша, отправляла его с детьми гулять, сама мыла и обрабатывала маму. Готовила еду на день, пыталась привести мысли в порядок.
Были тяжёлые ночи. У мамы стояла стома на животе. Калоприемников тогда у нас не было. По закону подлости все неприятности случались ночью. Мог внезапно начаться понос через стому, и кровотечение отовсюду. Соответственно, пока всё отмою и приведу в порядок уже утро. А там по новой - дети, уколы, обработка ран.
К весне стало совсем плохо, начался асцит. Мама отекала страшно. Ноги раздулись, начала сочиться лимфа через трещины кожи, живот разнесло, а сама высохла вся, жгла температура под сорок. Распад опухоли шёл полным ходом, начал выходить из физиологических отверстий гной, много. Болело всё у мамы так, что она ждала избавления, как манны небесной.
Где-то в феврале, за два месяца до конца, она меня позвала среди ночи:
– Дочь, перевяжи мне рану.
– Какую?
Меня в жар бросило, наш терапевт предупреждала, что может разойтись шов операционный. Показывает мне руку. Оказалось, она вены себе резала, да сил не хватило довести до конца. С последнего похода в туалет припрятала под подушку лезвие.
Да, это не такой редкий случай, когда больные пытаются уйти из жизни самостоятельно. У другой девушки мама тоже больна онкологией, мы с ней вместе получали опиоиды, та у неё вешалась.
Понимаю, что у неё закончились силы терпеть, и жить тоже, а изменить ничего нельзя. Я просто упала на колени около неё, уткнулась в одеяло, обняла и заплакала. Она плакала вместе со мной.
Это состояние беспомощности, мама лежит, ей нужно облегчить боль, а лекарства нет, только простые анальгетики, стиснув зубы, колешь, чтобы хоть чуть-чуть стало легче, а не получается. Она уже привыкла к тяжелым опиоидам, это тоже вносит проблем в копилку тяжёлого состояния.
В больницу ходила каждый понедельник, получала препараты на неделю. Назад сдавала пустые ампулы. Прихожу, врач сменилась и с порога мне заявляет:
– Ой, Хавкина(фамилия мамы), вы всё живы, у меня уже по второму кругу больные пошли, новенькие, а вы всё никак. Вы, да Сон(фамилия другой больной), долгоиграющие.
От такой бестактности я просто ошалела. Да, прогноз на три месяца маме не сбылся. Она уже почти год прожила после операции. Но, сколько дано, столько и проживёт, не мне и не врачу решать, пора или не пора туда больному.
Жизнь больного тяжёлой болезнью сильно отличается от привычной действительности. Тяжело всем, и родным тоже. Всё находятся в постоянном стрессе. И просвета не видно. Палиативная помощь в нашей провинции отсутствует. Тоже самое мне довелось пройти и с мужем. Мы были представлены сами себе.
В то время, я молила, чтобы Господь прекратил страдания родного человека, потому что сил смотреть на мучения не остается никаких. Можно сколько угодно осуждать это желание, только понять это может тот, кто на своих руках вынес подобную беду. Смотреть, как она сгорает на глазах, невыносимо. К сожалению, слаб человек, потому и просим избавления.
Некорректно говорить человеку ухаживающему за тяжелым больным, что можно было сделать так и вот так. А вдруг помогло бы. Попробуйте, сделайте. Это из серии “Чужую беду, руками разведу”. А ты возьми и сам пройди этот путь. Не у каждого хватит душевных сил вынести боль близкого человека. Не говоря о физической стороне дела. Когда нужно поднимать, мыть, переворачивать. Это и сорванная спина, больные люди инертные и очень тяжёлые, и хорошо потрепанные нервы. Не всегда можно угодить больному, от этого истерики и нервные срывы.
В конце, полное выгорание и пустота. Восстанавливаешься очень долго, не у всех получается. Хорошо если есть якорь, в виде близких. Если нет, то совсем беда.
Вот так обстоит дело в семье, где есть больной человек.